Джон Голсуори - Сага о Форсайдах
- Подойди сюда, сын мой. Вот это - Джон, твой троюродный дядя.
Кит шагнул вперед.
- А лошадку привести?
- Лошадку, Кит. Нет, не надо. Дай ручку.
Ручонка потянулась кверху. Рука Джона потянулась вниз.
- У тебя ногти грязные.
Она увидела, что Джон вспыхнул, услышала слова Энн: "Ну не прелесть ли!" - и сказала:
- Кит, не дерзи. У тебя были бы такие же, если бы ты поработал кочегаром.
- Да, дружок, я их мою, мою, никак не отмою дочиста.
- Почему?
- Въелось в кожу.
- Покажи.
- Кит, поздоровайся с бабушкой Уинифрид.
- Нет.
- Милый мальчик! - сказала Уинифрид. - Ужасно скучно здороваться. Правда, Кит?
- Ну, теперь уходи; станешь вежливым мальчиком - тогда возвращайся.
- Хорошо.
Когда он скрылся, сопровождаемый серебристой собакой, все рассмеялись; Флер сказала тихонько:
- Вот дрянцо - бедный Джон! - и сквозь ресницы поймала на себе благодарный взгляд Джона.
В этот погожий день середины мая с Ричмонд-Хилла во всей красе открывался широкий вид на море зелени, привлекавший сюда с незапамятных времен, или, вернее, с времен Георга IV, столько Форсайтов в ландо и фаэтонах, в наемных каретах и автомобилях. Далеко внизу поблескивали излучины реки; только листва дубов отливала весенним золотом, остальная зелень уже потемнела, хоть и не было еще в ней июльской тяжести и синевы. До странности мало построек было видно среди полей и деревьев; в двенадцати милях от Лондона - и такие скудные признаки присутствия человека. Дух старой Англии, казалось, отгонял нетерпеливых застройщиков от этого места, освященного восторженными восклицаниями четырех поколений.
Из пяти человек, стоящих на высокой террасе, Уинифрид лучше других сумела выразить словами этот охраняющий дух. Она сказала:
- Какой красивый вид!
Вид, вид! А все-таки вид теперь понимали иначе, чем раньше, когда старый Джолион лазил по Альпам с квадратным ранцем коричневой кожи, который до сих пор служил его внуку; или когда Суизин, правя парой серых и важно поворачивая шею к сидящей рядом с ним даме, указывал хлыстом на реку и цедил: "Недурной видик!" Или когда Джемс, подобрав под подбородок длинные колени в какой-нибудь гондоле, недоверчиво поглядывал на каналы в Венеции и бормотал: "Никогда мне не говорили, что вода такого цвета". Или когда Николае, прогуливаясь для моциона в Мэтлоке, заявлял, что нет в Англии более красивого ущелья. Да, вид стал не тем, чем был. Все началось с Джорджа Форсайта и Монтегью Дарти, которые, поворачиваясь к виду спиной, с веселым любопытством разглядывали привезенных на пикник молоденьких хористок; а теперь молодежь и вовсе обходится без этого слова и просто восклицает: "Черт!" - или что-нибудь в том же роде.
Но Энн, как истая американка, конечно, всплеснула руками и стала ахать:
- Ну какая прелесть, Джон! Как романтично!
Потом был парк, где Уинифрид, как заведенная, нараспев восторгалась каштанами и где каждая тропинка, и поляна с папоротником, и упавшее дерево наводили Джона или Холли на воспоминания о какой-нибудь поездке верхом.
- Посмотри, Энн, вот тут я мальчишкой соскочил на полном ходу с лошади, когда потерял стремя и разозлился, что меня подкидывает.
Или:
- Посмотри, Джок! По этой просеке мы с Вэлом скакали наперегонки. О! А вот упавшее дерево, мы через него прыгали. Все на старом месте.
И Энн добросовестно восхищалась при виде оленей и травы, столь не похожих на их американские разновидности.
Сердцу Флер парк не говорил ничего.
- Джон, - сказала она вдруг, - как ты думаешь попасть в Робин-Хилл?
- Скажу дворецкому, что хочу показать моей жене, где я провел детство; и дам ему парочку веских оснований. В дом идти мне не хочется, мебель вся новая, все не то.
- Нельзя ли пройти снизу, через рощу? - и глаза ее добавили: "Как тогда".
- Рискуем встретить кого-нибудь, и нас выставят.
"Парочка веских оснований" дала им доступ в имение с верхнего шоссе; владельцы находились в отъезде.
Шедевр Босини купался в своих самых теплых тонах. Шторы были спущены, так как солнце ударяло с фасада, где качелей у старого дуба теперь не было. В розарии Ирэн, который сменил папоротники старого Джолиона, завязывались бутоны, но распустилась только одна роза.
- "О роза, испанская гостья!"
У Флер сжалось сердце. Что подумал Джон, что вспомнил, говоря эти слова, нахмурив лоб? Вот здесь она сидела, между его отцом и его матерью, и думала, что когданибудь они с Джоном будут здесь жить; вместе будут смотреть, как цветут розы, как осыпаются листья старого дуба, вместе говорить своим гостям: "Посмотрите! Вон Эпсомский ипподром. Видите, за теми вон тополями!"
А теперь ей нельзя даже идти с ним рядом, он, как гид, все показывает этой девчонке, своей жене! Вместо этого она шла рядом с теткой. Уинифрид была чрезвычайно заинтригована. Она еще никогда не видела этого дома, который Сомс выстроил трудами Босини, который Ирэн разорила "этой своей несчастной историей", дом, где умерли старый дядя Джолион и кузен Джолион и где, точно в насмешку, жила Ирэн и родила этого молодого человека Джона, очень, кстати сказать, симпатичного! Дом, занимающий такие большое место в форсайтских анналах. Он очень аристократичен и теперь принадлежит пэру Англии; и раз уж он ушел из владения семьи - это, пожалуй, не плохо. В фруктовом саду она сказала Флер:
- Твой дедушка однажды приезжал сюда посмотреть, как идет постройка. Я помню, он тогда сказал: "Недешево станет содержать такой дом". И он, наверно, был прав, Но все-таки жаль, что его продали. Все Ирэн, конечно. Она никогда не ценила семью. Вот если бы... - но она удержалась и не сказала: "Вы с Джоном поженились".
- Ну к чему Джону такое имение, тетя, и так близко от Лондона? Он поэт.
- Да, - проговорила Уинифрид не очень быстро, потому что в ее молодости быстрота была не в моде, - стекла, пожалуй, слишком много.
И они пошли вниз по лугу.
Роща! Вот и она, на том конце поля, И Флер задержалась, постояла около упавшего дерева, подождала, пока смогла сказать:
- Слышишь, Джон? Кукушка!
Крик кукушки и синие колокольчики под лиственницами! Рядом с ней неподвижно замер Джон. Да, и весна замерла. Опять кукушка, еще, еще!
- Вот тут мы набрели на твою маму, Джон, и кончилось наше счастье. О Джон!
Неужели такой короткий звук мог так много значить, столько сказать, так поразить? Его лицо! Она сейчас же вскочила на упавшее дерево.
- Не верь в привидения, милый!
И Джон вздрогнул и посмотрел на нее.
Она положила руки ему на плечи и соскочила на землю. Они пошли дальше по колокольчикам. И вслед им закуковала кукушка.
- Повторяется эта птица, - сказала Флер.
XI
БЛУЖДАНИЯ
Инстинкт в отношении к дочери, ставший уже привычной защитной окраской, под которой Сомс укрывался от козней судьбы, еще накануне, когда Флер ушла из дому, пока он пил кофе, подсказал ему, что она что-то замышляет. Когда она с улицы помахала ему в окно бумагами, вид у нее был неестественный или, во всяком случае, такой, точно она что-то от него скрыла. Как не вполне искренний оттенок голоса дает собаке почуять, что от нее сейчас уйдут, так Сомс почуял неладное в слишком показном жесте этой руки с бумагами. Поэтому он допил кофе быстрее, чем полагалось бы человеку, с детства привязанному к варенью, и отправился на Грин-стрит. Поскольку там остановился этот молодой человек Джон, именно в этом фешенебельном квартале следовало искать причин всякого беспокойства. А кроме того, если было еще в мире место, где Сомс мог отвести душу, то это была гостиная его сестры Уинифрид, комната, в которую он сам в 1879 году так прочно внедрил личность Людовика XV, что, несмотря на джаз и на стремление Уинифрид идти в ногу с более строгой модой, неисправимое легкомыслие этого монарха все еще давало себя чувствовать.
Сомс сделал порядочный крюк, заглянул по пути в "Клуб знатоков" и пришел на Грин-стрит, когда Флер уже ушла. Первое же замечание Смизер усилило тревогу, которая выгнала его из дому.
- Мистер Сомс! Ах, какая жалость! Мисс Флер только что ушла. И никто еще не вставал, только мистер Джон.
- О, - сказал Сомс, - она его видела?
- Да, сэр. Он в столовой; может, пройдете?
Сомс покачал головой.
- Сколько времени они еще здесь пробудут, Смизер?
- Я как раз слышала, как миссис Вэл говорила, что они все уезжают в Уонсдон послезавтра. Мы останемся опять совсем одни; может, надумаете погостить у нас, мистер Сомс?
Сомс опять покачал головой.
- Я очень занят, - сказал он.
- И красавица же стала мисс Флер; такая она была сегодня румяная!
Сомс издал какой-то нечленораздельный звук. Новость пришлась ему не по душе, но он не мог сказать это вслух, когда перед ним был не человек, а целое учреждение. Трудно было установить, что известно Смизер. В свое время она проскрипела себе дорогу почти ко всем домашним тайнам, начиная с той поры, когда его собственные семейные дела снабжали дом Тимоти более чем достаточным материалом для сплетен. Да, а теперь не его ли семейные дела, да еще в двух изданиях, продолжают поставлять сырье? В эту минуту для него было что-то зловещее в том, что сын узурпатора Джолиона находится здесь, в этом доме, наиболее близко напоминающем прежнее средоточие Форсайтов, дом Тимоти на Бэйсуотер-Род. Какая превратность во всем! И вторично издав тот же нечленораздельный звук, он сказал:
