О мышах и людях. Жемчужина (сборник) - Стейнбек Джон Эрнст

– Супружницу Кудряша?

– Да. Она приходила в конюшню?

– Нет. Ее я не видал.

– И не видал, чтоб Рослый с ней разговаривал?

– Не. Ведь ее там не было.

– Ладно, – сказал Джордж. – Я думаю, ребята не допустят драки. А если будет драка, Ленни, ты держись в стороне.

– Я не хочу драться, – сказал Ленни.

Он встал с койки и сел к столу напротив Джорджа. Джордж по привычке стасовал карты и стал раскладывать пасьянс. Он делал это старательно, задумчиво, не спеша.

Ленни взял одну карту и стал ее рассматривать, потом перевернул и снова стал рассматривать.

– Так и так одинаково выходит, – сказал он. – Джордж, почему так и так одинаково?

– Не знаю, – сказал Джордж. – Так уж их рисуют. А что Рослый делал в конюшне?

– Рослый?

– Ну да. Ты ведь видел его в конюшне, и он не велел тебе больше гладить щенков.

– А-а. Он принес банку со смолой и кисть. Не знаю зачем.

– И ты уверен, что эта женщина не приходила в конюшню, как, к примеру, нынче сюда?

– Уверен.

Джордж вздохнул.

– Нет, уж лучше бардак, – сказал он. – Туда можно пойти, выпить, получить все, что требуется, безо всякого шума. И заранее известно, во сколько это влетит. А такие шкуры до добра не доведут.

Ленни внимательно слушал его и тихонько шевелил губами, повторяя про себя каждое слово. Джордж продолжал:

– Помнишь Энди Кашмена, Ленни? Он с нами в школе учился.

– И его мать еще пекла для детей пирожки? – спросил Ленни.

– Во-во. Он самый. Ты всегда запоминаешь, когда речь об жратве. – Джордж внимательно разглядывал карты. Он положил на грифельную доску туза, а сверху – двойку, тройку и четверку бубен. – Энди сейчас в Сент-Квентинской тюрьме, а все из-за бабы, – сказал он.

Ленни забарабанил пальцами по столу.

– Джордж.

– Ну чего тебе?

– Джордж, а скоро у нас будет маленькое ранчо и мы будем сами себе хозяева?.. И… заведем кроликов?

– Понятия не имею, – сказал Джордж. – Надо скопить деньжат. Я знаю ранчо, которое можно купить задешево, но даром ведь его не отдадут.

Старик Плюм медленно повернулся на койке. Глаза его были широко раскрыты. Он пристально посмотрел на Джорджа.

Ленни попросил:

– Расскажи мне про это ранчо, Джордж.

– Да ведь я только вчера рассказывал.

– Ну расскажи… расскажи еще, Джордж.

– Так вот… там десять акров земли, – сказал Джордж. – Есть ветряная мельница. Маленький домик и курятник. А еще кухня, садик, и в нем растут вишни, яблоки, персики, орехи да всякая ягода. Есть место, где посеять люцерну, и много воды для полива. Есть свинарник…

– И кролики, Джордж!

– Крольчатника покуда нету, но нетрудно сделать несколько клеток, а кормить их ты можешь люцерной.

– Могу, конечно, могу! – подхватил Ленни. – Видит Бог, могу!

Джордж перестал раскладывать пасьянс. Голос его постепенно теплел.

– А еще мы можем завести свиней. Я построю коптильню, вроде той, какая была у моего деда, и мы как заколем свинью, станем коптить сало и окорока, делать ветчину. А когда по реке поднимутся лососи, мы будем ловить их сотнями и засаливать или коптить. Будем есть их на завтрак. Нет ничего вкуснее копченой лососины. Когда будут поспевать фрукты, мы станем заготовлять их впрок, и помидоры тоже, это очень легко. На воскресенье зарежем куренка или кролика. Может, заведем корову или козу, и у нас будут такие густые сливки, что их придется резать ножом и есть ложкой.

Ленни глядел на Джорджа, широко раскрыв глаза, и старик Плюм тоже глядел на него. Потом Ленни сказал тихо:

– Мы будем сами себе хозяева.

– А как же, – сказал Джордж. – У нас будут на огороде всякие овощи, а ежели захотим выпить виски, продадим десяток-другой яиц, или немного молока, или еще чего-нибудь. Будем себе жить там, на своем ранчо. Не придется нам больше мыкаться и жрать стряпню какого-нибудь япошки. Врешь, брат, у нас свой дом есть, нам незачем спать в бараке.

– Расскажи про дом, Джордж, – попросил Ленни.

– Ну, само собой, у нас будет свой домик, и в нем удобная спальня. Пузатая железная печурка, зимой в ней завсегда будет гореть огонь. Земли на ранчо немного, так что спину гнуть особо не придется. Ну, разве что часов по шесть или семь в день. Не надо будет по одиннадцати часов ссыпать ячмень. Когда поспеет урожай, мы его снимем. И всегда будем знать, ради чего работали.

– А еще кролики, – сказал Ленни нетерпеливо. – Я буду их кормить. Расскажи про это, Джордж.

– Очень просто – пойдешь с мешком, накосишь люцерны. Набьешь мешок, принесешь люцерну и положишь кроликам в клетки.

– А они будут грызть! – сказал Ленни. – Я видел, как кролики грызут.

– Каждые полтора месяца, – продолжал Джордж, – они станут приносить приплод, так что нам хватит и для еды, и на продажу. А еще заведем голубей, они будут летать вокруг мельницы, как у нас во дворе, когда я был ребенком. – Он мечтательно поглядел на стену поверх головы Ленни. – И все это будет наше, никто нас не выгонит. А если нам самим кто не понравится, мы скажем: «Скатертью дорога!» – и, ей-ей, он вынужден будет убраться. А если придет друг, что ж, у нас завсегда найдется свободная койка, и мы скажем ему: «Отчего бы тебе у нас не заночевать?» – и, ей-ей, он заночует. У нас будут собака, сеттер, и две полосатые кошки, но придется следить, чтоб они не таскали крольчат.

Ленни взволнованно засопел.

– Пущай только попробуют. Я им все кости переломаю… я… я их палкой.

И он забормотал что-то себе под нос, угрожая несуществующим кошкам, ежели они посмеют тронуть несуществующих кроликов.

Джордж сидел, завороженный собственной выдумкой.

И когда Плюм вдруг заговорил, оба вскочили, словно их поймали с поличным. Плюм спросил:

– А у тебя и впрямь есть на примете такое ранчо?

Джордж насторожился.

– Ну, положим, есть, – ответил он. – А тебе-то что?

– Я не спрашиваю, где оно. Это не важно.

– Само собой, – сказал Джордж. – Уж будь спокоен… Тебе его и за сто лет не найти.

– А сколько надобно уплатить?!

Джордж подозрительно взглянул на старика.

– Ну… можно бы сторговаться за шесть сотен. Старики хозяева совсем на мели, старуха больна, придется ее оперировать. Но тебе-то что до этого? Мы сами по себе, наши дела тебя не касаемы.

Плюм сказал:

– Оно конечно, я однорукий, от меня пользы мало. Одной руки я лишился здесь, на этом вот самом ранчо. Потому меня и держат тут уборщиком. И уплатили двести пятьдесят за руку. Да еще пятьдесят у меня накоплено, в банке лежат, готовенькие. Вот вам уже триста, а еще пятьдесят я получу в конце месяца. И я вам скажу… – Он всем телом подался вперед. – Может, возьмете меня? Моя доля – триста пятьдесят долларов. Само собой, пользы от меня немного, но я могу стряпать, смотреть за курями да копаться в огороде. Ну, как?

Джордж прищурился.

– Надобно подумать. Мы хотели купить ранчо только вдвоем…

Плюм его перебил:

– Я напишу завещание и, когда помру, оставлю свою долю вам, потому как родичей у меня давным-давно нету. У вас, ребята, есть деньги? Может, купим это ранчо прямо сейчас?

Джордж с досадой сплюнул себе под ноги.

– У нас на двоих всего-то навсего десять долларов. – Потом добавил задумчиво: – Послушай, если мы с Ленни проработаем месяц и не потратим ни цента, у нас накопится сотня долларов. Вот уже четыреста пятьдесят. За эти деньги наличными они нам наверняка уступят ранчо, остальное потом. Вы с Ленни устроитесь там и возьметесь за дело, а я подыщу себе место и заработаю остальное. А вы покудова будете продавать яйца, ну и прочее.

Все умолкли. Они смотрели друг на друга с удивлением. Они никогда не верили, что такое может сбыться. И Джордж сказал, едва дыша:

– Господи Боже! Я уверен, что они уступят. – Он был ошеломлен. – Я уверен, что они уступят, – повторил он тихо.

Плюм сел на край койки. От волнения он поскреб ногтем свою культю.

– Меня искалечило четыре года назад, – сказал он. – Скоро меня отсюдова прогонят, вышвырнут вон, как только я не смогу подметать барак. Может, ежели я отдам вам, ребята, свои деньги, вы позволите мне копаться в саду, даже когда толку от меня никакого не будет, и я стану мыть посуду, и смотреть за курями. Ведь я буду жить дома и работать дома, – сказал он с тоской. – Вы видели, чего они сделали нынче с моей собакой? Сказали, что от нее никому никакого прока, да сама она себе в тягость. Когда меня выгонят, лучше бы кто меня пристрелил. Но этого они не сделают. Мне некуда будет идти, и я нигде не найду работы. До тех пор, пока вы, ребята, соберетесь купить ранчо, я получу еще тридцать долларов.