Дмитрий Иванов - Где ночуют боги
– За этот дом не держись. Но и не бери у этих людей ничего за него. Дом пусть разрушат. Ступеньки останутся.
Так Кучка и сделал. Власти пытались как-то выкурить из дома жреца, принявшего на себя все болезни, но способа найти не смогли с ходу. Тогда потеющие взяли тайм-аут – решили подумать, что можно еще предложить.
Ибрагим по-прежнему нес вахту на горе, рядом с грушей. Сократ и его сестра по очереди носили еду наверх.
Аэлита, когда увидела Антона, растерялась. Она не верила, что он вернется. Она не хотела показать, что рада. Но у нее все падало из рук, так что скрыть настоящих чувств она не смогла. Антон пришел к Ибрагиму наверх, и там Аэлита увидела его. Они сидели с Ибрагимом вместе целый час под грушей. Антон хотел обсудить с Ибрагимом свой план, и, как показалось Антону, они его обсудили, только молча, не тревожа воздух словами.
Антону было легко теперь. Тому, кто все решил, всегда бывает легко.
Изабель нашла адрес Йохансон, потом Антон встретился с почтальоном, Агопом. Тот был грустным. Раньше он ругался, что вынужден постоянно ездить по плохой дороге на Аибгу, отвозить людям почту. Теперь отвозить почту было некому, и его похожий на бронзовку золотистый «уазик» ездил по хорошей дороге и совсем не ломался. Но почтальон от этого не стал веселее – он стал намного мрачнее.
У него Антон забрал все письма Сократа в Америку. Потом перевел их и отправил DHL. Ответ пришел быстро. Антон перевел Сократу ответ мисс Йохансон. Письмо было взволнованным:
«Я получила твою фотографию. Ты очень симпатичный. Мне нравится, что ты убых, это волнующий факт, и я сейчас очень напряжена. Я близка с «Greenpeace», помогала сохранить многие исчезающие виды, для меня это важно и близко. Я хочу ребенка от горного князя, или как правильно называется твой титул. Позвони мне, я уточню свой график, и договоримся о встрече. С любовью, твоя Скарлетт».
Далее в ответе актрисы был ее телефон.
Ответ Сократ выслушал молча и мрачно. Потом сказал:
– Зачем ведет себя так. Я думал, она не такая.
Сократ порвал ответ мисс Йохансон и в тот же день сжег все ее фотографии. Больше никогда он ей не писал.
Потом Антон встречался с Путиным. Встречу устроил Миша Минке. Антону пришлось сказать Мише, что созданные им идеи он может рассказать только Путину, лично, с глазу на глаз. Миша все же настоял, что на встрече с глазу на глаз будет присутствовать еще одна пара глаз – его, директора «PRoпаганды». Антон согласился.
На встрече Антон сказал Путину:
– Представьте. Они жили на Кавказе тысячу лет. У них были сады. Груши, персики. У них было 84 согласных звука в языке. В русском языке – 36. Представьте. Гоголь, Пушкин, Чехов. И 36… А у них 84. Считается – мертвый язык. Но он же не мертвый, если на нем кто-то говорит. Ибрагим говорит, и Сократ, и Аэлита, и я знаю уже много слов. У них есть груша. Есть корни. Можно держаться за корни. Иначе нет смысла в медалях. Понимаете?
Президент слушал Антона внимательно. Он был грустным.
Потом Путин посмотрел на часы на своей руке и сказал:
– Спасибо. Вам. Будем работать.
И ушел.
Миша Минке остался растерян. Он не понял концепцию Антона, но что еще хуже – он не понял, понял ли Путин концепцию Антона. Миша очень обиделся на друга, потому что считал, что если бы идею они обсудили заранее, ее можно было бы совершенно иначе подать президенту.
С этого момента у Антона осталось очень мало времени, и он это понимал. Его карточку Миша мог опять заблокировать, это желание Рампо заметил в глазах коллеги, когда Путин ушел. Поэтому он действовал быстро. Тот, кто знает, что делать, обычно не медлит. Антон встретился со строителями. Не с руководителями, а со строителями – то есть людьми, которые сооружают все своими руками. Антон хорошо понимал свою страну, ведь он был концептологом – он придумывал то, чему верили люди. Он знал людей. Сумму, которая была у Антона на карточке и предназначалась для создания положительного образа Олимпиады – миллион долларов за вычетом восьмидесяти долларов – стоимости отправки через DHL пачки писем Сократа мисс Йохансон, – Антон сначала обналичил через владельца ресторана на Красной поляне – того, который построил мавзолей сыну. Частью суммы пришлось, конечно, пожертвовать – зато деньги Антон получил кэшем в спортивной сумке через четыре часа после обращения с проблемой. Возможности у директора ресторана были и правда большие.
Потом Антон сделал чертеж в стиле Гамлета, накидал на скорую руку, правда, не на пачке «Примы», а в школьной тетрадке, которую одолжил у Сократа. Чертеж представлял собой дерево, с кроной и корнями; обозначено дерево было схематично, ведь Рампо не был художником. К дереву снизу направлялась с одной стороны горнолыжная трасса, а с другой – скоростная автомобильная. Но перед самим деревом обе трассы сворачивали и объезжали дерево.
Строители обеих трасс, с которыми встречался Антон, признали проблему не очень дешевой. К чему он был готов. У него был кэш в спортивной сумке. Деньги разлетелись стремительно. После встреч со строителями в спортивной сумке осталось триста двадцать долларов, как в казне беднейшей африканской страны. Их Антон потратил тоже быстро – его приятель художник Конст по его личному заказу за триста долларов и за одну ночь сделал символ Олимпиады. Две дороги вели к дереву на горе, потом дерево объезжали и уходили за горизонт. Гора была белой, горнолыжная трасса – синей, а автомобильная – красной. В центре было дерево. Его художник сделал зеленым.
Антон отправил этот символ в креативный штаб, которым до гнева титанов руководил. Но символ был воспринят как призывающий, во‑первых, к превышению бюджета Олимпиады, на тот момент и так превышенного. На это Антон мог, правда, возразить, что превышение бюджета – по крайней мере, это, отдельно взятое – он уже закрыл из собственных средств фактически, но не стал возражать, так как его соглашения со строителями были джентльменскими и он не мог предавать их огласке; и, кроме того, строители свое слово сдержали, они вообще сдерживали свои обещания, когда те подкреплялись «делами» из спортивной сумки Антона.
Во-вторых, креативный штаб Олимпиады смутил цвет дерева. Дерево было зеленым. Что могло быть понято как намек на исламизацию Кавказа, что, в свою очередь, может стать базой для его отделения от России и, как следствие, гарантом нестабильности в регионе.
По двум этим критериям – намек на превышение бюджета и на нестабильность в регионе – символ не был принят как неформатный. Но Антон не был огорчен. Две трассы, горнолыжная и автомобильная, объехали дерево. Груша осталась не на эмблеме, а на горе, на Аибге. Старую грушу спасли Ибрагим с саблей и Антон с кэшем.
