Катя Миллэй - Океан безмолвия
Я киваю. Да, он не знал, как и я. Наверно, я ее предал. Но я должен кому-то это сказать. Должен попытаться понять. Такое чувство, что я тону.
— Ни фига себе. Так она девственница?
— Уже нет, — отвечаю я.
— Значит, вот оно что. — Дрю сразу стал серьезным. Это даже не вопрос.
— Да.
— И из-за этого вы расстались? — уточняет он, в полном недоумении.
— Не знаю. Ничего не понимаю. Она сказала, что ее угробили и она использовала меня, чтобы погубить то, что осталось.
— И что это значит?
Я лишь качаю головой. Сказать мне нечего. Я задал ей тот же вопрос, ответа не получил.
— Чушь какая-то.
— Ее поведение вообще не поддается разумению. С самого первого дня, как она появилась здесь. Она просто старалась делать вид, что это не имеет значения. Я тоже. — Никому еще я не рассказывал о ней так много, и я понимаю, как эти слова звучат в моих устах.
— Но ты же знаешь, что она тебя любит, да?
— Это она тебе сказала? — спрашиваю я с постыдной надеждой в голосе.
— Нет, но…
— Я так и думал. — Не хочу, чтобы он жалел меня, с моими пустыми надеждами. Либо сказала, либо нет. Значит, нет. Правда, и я не признавался ей в любви.
— Джош…
Миссис Лейтон зовет нас к столу, и я, не дослушав Дрю, выхожу из комнаты.
Мы спускаемся в кухню. Миссис Лейтон обнимает меня, Дрю отходит к компьютеру, чтобы выбрать музыку: сегодня его очередь. Всё как обычно.
Только Солнышка нигде нет.
Мы как раз собираемся нести блюда к столу, как вдруг мистер Лейтон окликает нас из гостиной, где всегда смотрит новости перед ужином. Миссис Лейтон кричит, чтобы он выключал телевизор, пора за стол, но он снова зовет нас, и на этот раз она, должно быть, слышит в его тоне что-то особенное. Без слов идет в гостиную, и мы все следуем за ней.
Я чувствую, что сейчас произойдет что-то значительное. Пока еще все знакомо и понятно. Но еще мгновение — и все бесповоротно изменится. В моей жизни бывали такие мгновения. Войдя из кухни в гостиную, я понимаю, что такой момент наступил, — перед тем, как увижу лицо на экране телевизора в гостиной Лейтонов перед воскресным ужином.
Я никак не соображу, зачем мистер Лейтон позвал всех в гостиную, пока, вслед за остальными, не обращаю внимание на экран телевизора. И мне все становится ясно. Я почти не слышу слов: изображение на экране буквально кричит мне в лицо, заглушая и подавляя все остальное. Мистер Лейтон перематывает видеозапись, включает «воспроизведение», но я и сейчас с трудом понимаю текст сообщения.
Сегодня полиция задержала учащегося средней школы Эйдана Рихтера. Он заявил, что в 2009 году зверски избил и пытался убить Эмилию Уорд, которой в то время было 15 лет; местные жители ласково называли ее «Брайтонской пианисткой». Прошло почти три года, но преступление так и не было раскрыто. И вот сегодня Рихтер, которому в момент совершения преступления было всего 16 лет, в сопровождении родителей и адвоката явился в полицию с повинной. Другие подробности неизвестны, нет пока и комментариев со стороны родственников преступника и потерпевшей. Завтра в 9:30 утра планируется провести пресс-конференцию.
— Невероятно, — говорит мистер Лейтон. Но ничего невероятного в этом нет, и он это знает. Ничего невероятного. Наоборот, все элементы механизма замка сработали слаженно. Все встало на свои места.
зверски… избил… пытался убить… Эмилия… пианистка…
Он ставит запись на паузу — в том месте, где в углу экрана — фотография девушки, которая в течение нескольких месяцев приходила в мой гараж. На фотографии она младше, чем сейчас. Без макияжа. Не в черной одежде. Улыбается. Волосы темные, глаза тоже, но во всем ее облике нет ничего мрачного. Она вся светится. Солнышко.
— Я помню, об этом передавали в новостях. Жуткое происшествие. Очень похожа на нее, — говорит миссис Лейтон. Интересно, она просто не может в это поверить или правда не верит?
— Это она и есть.
Все поворачиваем головы: у входа в гостиную стоит ее брат.
— Я постучал, но мне никто не открыл, — объясняет он, но на самом деле не обращается к нам. Его взгляд устремлен на экран телевизора. — Где она?
Лейтоны смотрят на него так, будто к ним в дом ворвался сумасшедший. На их лицах — полнейшее изумление, но в этой комнате произошло столько всего шокирующего — трудно понять, что именно является причиной такой их реакции.
— Это Ашер, брат Насти, — отвечаю я на незаданный вопрос и сам слышу, как дико звучит это имя в моих устах.
— Брат Эмилии, — поправляет он. — Так где она? Мне нужно отвезти ее домой. — И я понимаю, что он повезет ее не к Марго. А домой в Брайтон. Он не сердится. Просто устал. Устал от того, что так долго живет в напряжении, и просто хочет, чтобы все поскорее кончилось.
— Ее здесь нет.
— Марго сказала, она должна быть здесь. Сказала, чтоб я сначала зашел к тебе, — Ашер смотрит на меня, — а если у тебя ее нет, значит, она здесь на ужине. — В его голосе — беспокойство, как и в лице.
— Она сегодня не пришла, — мягко отвечает миссис Лейтон, потом переводит свой взгляд, полный сочувствия и недоумения, на меня.
— А по сигналу телефона нельзя определить, где она? — резко спрашиваю я. В основном потому, что вижу: ему неловко, он нервничает, тревожится — и всё это передается мне.
— Она оставила телефон на кровати, — объясняет он, словно начиная сознавать, что она не забыла телефон, а умышленно не взяла его с собой. Не хочет, чтобы ее нашли.
Ашер рассказывает нам о том, что произошло за последние несколько часов. Как только родителям позвонили из полиции, он тут же сел в машину и помчался сюда, чтобы ей не пришлось ехать одной. Все это время они пытались дозвониться до нее, надеясь связаться с ней прежде, чем о последних событиях сообщат местные СМИ. Она не отвечала.
Я достаю из кармана свой телефон, проверяю сообщения. Пусто. Не кладу его обратно в карман, верчу в руках. Дрю вертит в руках свой. Нам кажется, что мы хоть что-то делаем, ожидая звонков, пытаясь придумать, как помочь, пусть толку от этого никакого. Звонить-то, в сущности, некому, да и нам никто не позвонит, и все здесь это понимают. Раз она ушла, не взяв с собой телефон, это неспроста: значит, не хочет, чтобы мы знали, где она.
В новостях уже идет другой сюжет, а мы всё смотрим в телевизор, надеясь узнать что-то еще. Как будто он может дать ответ на наш вопрос. А может, мы просто не хотим смотреть друг на друга, боимся увидеть на лицах других собственное замешательство. Я не обескуражен. В принципе, впервые за многие месяцы я чувствую, что начинаю что-то понимать. Может, даже всё.
Ашер выходит из комнаты, чтобы позвонить, и Дрю сразу обращает взгляд на меня. Видно, что его распирает от нетерпения.
