Кэрол Брант - Скажи волкам, что я дома
— Выйди и войди снова, — хрипло проговорил Тоби, указав взглядом на дверь.
Я кивнула и бросилась прочь из палаты. В коридоре я привалилась к стене и согнулась пополам, тяжело дыша. Потом распрямилась, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь не думать о том, что Тоби попал сюда из-за меня. Если я не перестану об этом думать, вряд ли мне хватит сил вернуться в палату. Сделав еще несколько медленных глубоких вдохов, я решительно развернулась и вошла к Тоби.
Теперь он лежал спиной к двери. Может быть, он подумал, что так мне будет легче войти. А возможно, просто не мог на меня смотреть.
Я стояла и наблюдала, как приподнимается и опускается его одеяло в ритме неровного, хриплого дыхания. Потом медленно подошла к нему, наклонилась и прижалась ухом к его спине.
— Ты пришла, — сказал он в тишину.
— Я принесла вашу одежду. — Я приподняла пакет, хотя Тоби смотрел совершенно в другую сторону. — Чтобы у вас было во что переодеться, когда вас отпустят домой.
Тоби повернул голову и улыбнулся, но улыбка казалась какой-то болезненной — у него были слишком сухие губы. Он снова закашлялся, и я подала ему стакан с водой.
— Сейчас пройдет, — сказала я.
— Поможешь мне сесть?
Сначала я растерялась, не зная, что делать. Потом подсунула руки ему под спину и приподняла в сидячее положение. Я думала, это будет тяжело, но Тоби как будто вообще ничего не весил. Он оказался таким легким, что я испугалась. Мне казалось, что я без труда могла бы поднять его на руки. Как пушинку.
Я взбила подушки и подложила их под спину Тоби, чтобы ему было удобно сидеть.
— Так лучше?
— Да, — сказал он. — Замечательно.
Я пододвинула стул поближе к кровати и завернулась в запасной плед.
— В квартире порядок.
— Ты так говоришь, Джун, как будто это тебя удивляет. — Тоби попытался изобразить обиженную домохозяйку, но его голос был таким хриплым, что получилась обиженная домохозяйка, которая выкуривает по пять пачек в день. Я рассмеялась.
— Там сейчас хорошо. Как было при Финне.
Тоби улыбнулся. Но улыбка тут же погасла. Он отпил еще глоток воды и тут же закашлялся. Он кашлял долго и очень сильно, буквально захлебываясь кашлем. Держался рукой за бок, морщился от боли и смотрел на меня. На исхудавшем и бледном лице его темные глаза казались просто огромными. Теперь от него остались одни глаза, и он смотрел на меня долго-долго. Как будто время для него замедлилось. Потом взял меня за руку и принялся гладить мою ладонь большим пальцем.
— Знаешь, Джун, ты ни в чем не виновата. Ты знаешь это, да? Это случилось бы и само. Может быть, через месяц. Через два месяца.
Я опустила глаза. Я смотрела на длинные пальцы Тоби, державшие мою руку. На квадратики линолеума на полу.
— Как же не виновата? — прошептала я, по-прежнему глядя в пол. — Зачем вы так говорите? Вы так по-доброму ко мне относитесь, а ведь я… я не очень хороший человек. Неужели вы не понимаете?
— Джун…
— Я все пытаюсь придумать, как это исправить… как мне загладить свою вину…
— Тише, — сказал он и взял меня за вторую руку. — Тише.
И снова зашелся в кашле. Я сидела в растерянности, совершенно беспомощная. Тоби указал на полку на стене напротив. Там лежала полупустая упаковка мятных леденцов. Я достала один леденец и положила его в рот Тоби. Мои пальцы прикоснулись к его губам, и губы были такими шершавыми и сухими, что я едва не отдернула руку. Чуть погодя, когда кашель прошел, Тоби взглянул меня и тихонечко хохотнул. Я пересела на кровать.
— Знаешь, все это время я пытался придумать что-нибудь грандиозное, что-то по-настоящему великолепное, что я мог бы для тебя сделать. Но так ничего и не придумал. А потом ты сама попросила сделать кое-что для тебя, и как раз этого я и не мог. Мне даже в голову не приходило, что ты попросишь свозить тебя в Англию.
— Нет, я не просила свозить меня. Я хотела свозить туда вас.
— Но это же одно и то же, разве нет?
— Нет. Совсем не одно и то же.
— Я знал, что не смогу привезти тебя домой. Даже если бы нам как-то удалось преодолеть все остальные препятствия, мне нельзя было выезжать из страны. Потому что меня не пустили бы обратно. У меня виза просрочена на несколько лет. И потом, у меня судимость. В иммиграционной службе это очень не приветствуется. Ты понимаешь, что я просто не мог поехать? Не мог допустить, чтобы тебе пришлось возвращаться одной. Финн бы этого не одобрил. Да я и сам понимал, что так нельзя. Будь все иначе…
— Почему же вы мне сразу этого не сказали?
— Почему не сказал? А как бы это прозвучало? «Жаль тебя разочаровывать, но я сидел в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений, приведших к пожизненной инвалидности, да плюс к тому я нахожусь в вашей стране незаконно, так что мне сейчас как-то не с руки выезжать за границу». Как бы ты к этому отнеслась? Ты бы вообще перестала со мной общаться.
Я задумалась над его словами.
— Так вы встречались со мной, только чтобы сдержать обещание, данное Финну? Все это время, что мы проводили вместе… это все из-за Финна, да?
Он еле заметно качнул головой.
— Ты правда так думаешь?
Я отвернулась.
— Иногда.
— Неужели ты не понимаешь? Мы как будто знали друг друга все эти годы. Хотя и не были знакомы. У нас давно шло общение… такое призрачное общение. Ты раскладывала на полу мои плектры, а я покупал «шахматное печенье» каждый раз, когда Финн говорил, что ты придешь в гости. Ты не знала, что это делаю я. Но это был я.
Да, это правда. Каждый раз, когда я приходила к Финну, он угощал меня свежим мягким печеньем с темной и белой глазурью из кондитерской на 76-й улице. Оно всегда было в белой коробке, перевязанной тонкой бумажной бечевкой в красно-белую полоску.
— Знаешь, как Финн чинил тебе сломанные игрушки? Те заводные часы. И музыкальную шкатулку в виде кекса с глазурью, которая играла мелодию «С днем рождения», когда ее открывали. Там пара зубчиков отломалась, и их надо было заменить.
— Так это вы все чинили?
Тоби кивнул и вытянул руки перед собой.
— Золотые руки.
— Почему же вы раньше молчали? А сейчас вдруг решили все рассказать? Почему?
Он отвернулся.
— Может быть, потому, что мне очень не хочется уходить невидимкой. Может, мне хочется, чтобы обо мне помнил хотя бы один человек. И…
— И что?
Тоби закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Мне показалось, что он сейчас заснет. Но он снова взял меня за руку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Он был нашей первой любовью, Джун. Твоей и моей.
Слова как будто повисли в воздухе, и я почувствовала, что краснею. Я отвернулась, чтобы Тоби не видел моего лица.