Карлос Сафон - Игра ангела
— Твоя приятельница сказала, что у тебя неприятности.
— Исабелла?
— Она очень волнуется за тебя.
— Исабелла имеет склонность воображать себя моей матерью.
— Думаю, так далеко дело не заходит.
Я избегал ее взгляда.
— Она рассказала, что ты работаешь над новой книгой по заказу иностранного издателя. Она называет его патроном. По ее словам, он щедро платит тебе, но тебе противно брать у него деньги. Она говорит, ты боишься этого человека, патрона, и в этом деле что-то нечисто.
Я фыркнул с негодованием.
— А что еще Исабелла тебе поведала?
— Пусть это останется между нами, — ответила Кристина, подмигивая. — Может, она меня обманула?
— Не обманула, занималась спекуляциями.
— А о чем книга?
— Детская сказка.
— Исабелла предупреждала, что ты так и скажешь.
— Если Исабелла просветила тебя по всем пунктам, зачем ты спрашиваешь?
Кристина строго посмотрела на меня.
— Ради тебя и ради спокойствия Исабеллы я бросил книгу. C'est fini,[52] — признался я.
— Когда?
— Утром, пока ты спала.
Кристина нахмурилась и недоверчиво покачала головой.
— А тот человек, патрон, знает?
— Я с ним не беседовал. Но, думаю, он догадывается. А если нет, то сообразит очень скоро.
— Значит, ты должен вернуть ему деньги?
— Полагаю, деньги его волнуют меньше всего.
Кристина погрузилась в долгое молчание.
— Можно прочитать? — спросила она наконец.
— Нет.
— Почему?
— Это черновик без начала и конца. Там только наброски, обрывочные мысли, бессвязные фрагменты. Читать совершенно нечего. Ты уснешь от скуки.
— И все же мне хотелось бы прочесть.
— Зачем?
— Затем, что это ты написал. Педро любит говорить, что писателя по-настоящему можно узнать только по оставленному им следу чернил. И человек, который кажется нам знакомым, всего лишь пустая оболочка, а правду всегда нужно искать в вымысле.
— Должно быть, он прочел это на какой-нибудь открытке.
— На самом деле он заимствовал эту мысль из твоей книги. Я знаю потому, что тоже ее читала.
— Плагиат не отменяет глупости сказанного.
— А по-моему, в этом есть смысл.
— Тогда, может, так и есть.
— Значит, можно прочитать книгу?
— Нет.
Мы поужинали остатками утреннего хлеба и сыра, сидя напротив друг друга за столом в кухне и время от времени переглядываясь. Кристина жевала без аппетита, внимательно изучая под свечой каждый кусочек хлеба, который собиралась отправить в рот.
— Есть поезд, который отправляется завтра в середине дня с Французского вокзала в Париж, — сказала она. — Это не слишком поспешный отъезд?
Я не мог избавиться от видения, представляя, как Андреас Корелли поднимается по лестнице и стучит в мою дверь. С трепетом я ожидал, что это может произойти в любой момент.
— Наверное, не слишком, — согласился я.
— Я знаю маленькую гостиницу напротив Люксембургского сада, где сдаются комнаты на месяц. Немного дороговато, но… — добавила она.
Я предпочел не спрашивать, откуда она знает о гостинице.
— Цена не имеет значения, но я не говорю по-французски, — заметил я.
— А я говорю.
Я опустил глаза.
— Посмотри на меня, Давид.
Я неохотно поднял голову.
— Если ты хочешь, чтобы я ушла…
Я торопливо замотал головой. Кристина схватила мою руку и поднесла ее к губам.
— Все будет хорошо. Вот увидишь, — прошептала она. — Я знаю. Пусть это будет первое, что получится в моей жизни как надо.
Я с болью смотрел на нее: сломленная женщина со слезами на глазах, окутанная сумерками. И больше всего на свете мне хотелось вернуть ей то, чего она никогда не имела.
Мы вместе легли на диван в галерее, укрывшись одеялами, и смотрели на горящие в камине угли. Я заснул, перебирая волосы Кристины и с мыслью о том, что провожу последнюю ночь в этом доме. Дом стал казаться мне тюрьмой, где я похоронил свою юность. Мне приснилось, будто я бегу по улицам Барселоны, наводненным часами, и стрелки у них крутятся в обратную сторону. Переулки и бульвары изменяли направление у меня на пути, словно наделенные собственной волей и разумом. Узкие тоннели между домами образовывали живой лабиринт, насмехавшийся над моими попытками продвинуться вперед. Наконец под полуденным солнцем, пылавшим в небе, как раскаленный железный шар, мне удалось добраться до Французского вокзала. Я помчался к перрону, от которого уже отходил поезд. Я бежал за ним со всех ног, но состав набирал скорость, и я успел только коснуться металлического бока кончиками пальцев. Я летел, задыхаясь, и в конце перрона провалился в пустоту. Когда я поднял голову, было уже поздно. Поезд удалялся, и Кристина смотрела на меня из окна последнего вагона.
Открыв глаза, я увидел, что Кристины нет рядом. Огонь в камине погас, обратившись в едва тлевшую горстку пепла. Я встал и подошел к окну. Светало. Я прижался лицом к стеклу и вдруг заметил мерцающий огонек в кабинете. Я бросился к винтовой лестнице, ведущей в башню. Медное зарево заливало ступени. Я медленно поднялся и остановился на пороге кабинета. Кристина сидела на полу, спиной к двери. Кофр, стоявший у стены, был открыт. Кристина держала папку с рукописью для патрона и развязывала тесемки.
Услышав мои шаги, она замерла.
— Что ты здесь делаешь? — спросили, пытаясь скрыть тревогу в голосе.
Кристина с улыбкой обернулась.
— Копаюсь в твоих вещах.
Проследив за направлением моего взгляда, устремленного на папку в ее руках, она хитро прищурилась.
— Что в этой папке?
— Ничего. Записи, наброски. Ничего интересного…
— Обманщик. Держу пари, что там книга, которую ты пишешь, — сказала она, снова взявшись за тесемки. — Я умираю от желания ее прочитать…
— Я бы не хотел, чтобы ты это делала, — сказал я самым небрежным тоном, какой мне удалось изобразить.
Кристина нахмурилась. Я воспользовался моментом, встал перед ней на колени и мягко отобрал у нее папку.
— Что происходит, Давид?
— Ничего, ничего особенного, — заверил я ее с глупейшей улыбкой, прилипшей к губам.
Я вновь завязал тесемки и положил папку обратно в кофр.
— На ключ запирать не будешь? — поинтересовалась Кристина.
Я повернулся, чтобы извиниться, но Кристина уже спускалась по лестнице. Я со вздохом закрыл крышку кофра.
Я нашел Кристину внизу, в спальне. Мгновение она смотрела на меня, словно увидела впервые. Я остановился в дверях.
— Прости меня, — начал я.
— Тебе нет нужды просить у меня прощения, — отозвалась Кристина. — Мне не следовало совать нос куда не просят.
