Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь
— Э-э, сынок, — отмахивалась мать. — Аликк из Азербайджана купил ресторан, крутит самопалом день и ночь. Сколько людей отравилось, в больницах поумирало, с него как с гуся вода. На «Мерседесе» раскатывает с личной охраной. Все купил, и милицию, и администрацию и прокуратуру. Шестнадцатилетнюю девушку, только школу окончила, машиной задавил — сухой из воды выскочил.
— Никто не заступился?
— Почему, ребята хотели бросить в него гранату, да сами погибли. В руках разорвалась. Володя, когда еще Славочка тут был, сцепился с этим Аликом. На своих машинах заблокировали его посреди дороги. Все с пистолетами, вооруженные. Как посыпались из «Мерседеса» черные, руки к груди прижимают, мол, братья, мы вас уважаем, пальца никогда не поднимем, помогать будем. Чуть ли не на коленях. Сволочи, им одно, они тебе другое. Цистернами закупают американский технический спирт и делают из него водку. В подвалах разливают, этикетки наклеивают, пробками затыкают русские люди. Платит азиат хорошо, что скажешь. У нас с Петра Первого скорее своего продадут, чем иноземца тронут.
В воскресенье удалось купить единственное золотое колечко, зато наладить контакт с местной шпаной. Когда у матери трое поддатых приблатненных увальней отобрали несколько пачек сигарет, я выскочил из–за прилавка. Поначалу парни хотели просто морду набить, но увидев, что я тоже не подарок, вступили в долгий тягучий диалог. В это время подоспели ребята со стороны. Узнав, что я родной брат Пухлого и Пепы — такие клички носили Володя со Славой — решительно встали на нашу защиту. Инцидент был исчерпан без кровопролития. Мать осталась довольна моей решительностью. На следующий день я взялся за долгожданную рукопись книги. Еще одна неделя прошла гладко и спокойно. При редких вылазках в магазины за пойлом, я встречался с Володей. Он помогал подвезти на машине тяжелые сумки с бутылками. Вид имел немного растерянно–озабоченный, но в общем нормальный. Однажды алкаши прямо на квартиру принесли золотой крестик с цепочкой. Проверив на ляпис, я понял, что цепочка позолоченная, фурнитурная. Уже отказался от изделия, когда мать попросила сделать ей подарок ко дню рождения. Денег без того было мало, я не знал, как по приезду в Ростов начну раскручиваться, но уступил, испытав благородный порыв. Подарки дарил нечасто. Мать долго примеривала крестик, хвалилась приходящим соседям. В конце концов выдала сто пятьдесят тысяч рублей на дальнейшую деятельность из моих денег. С вычетом сумм за кольцо и крестик у нее оставалось еще пятьдесят тысяч. Да двадцать пять в заначке. Итого семьдесят пять. На дорогу с автобусным билетом от ростовского вокзала. Я не думал об этом, надеясь на лучшее. Тут же приобрел понравившийся длинный темный плащ. Шляпу с широкими ковбойскими полями отхватил еще в Ростове во времена крутого бизнеса. Смущали лишь драные сапоги. На дворе крепко потеплело, талая вода постоянно проникала сквозь дыры. Как–никак, вторая половина марта. Светлана изредка присылала гонцов с просьбой о встрече. Я отказывал, увлекшись рукописью. Мать постоянно просила навестить Володю, посмотреть, что у него делается. Иногда звонила сама, громко, чтобы я слышал, поясняла брату:
— Пишет, читал отрывок… О чем? О себе, конечно. Я, сынок, не понимаю, старая стала. Ту книжку читала, а в рукописи неинтересно. А ты как, не пьешь? Что–то голос у тебя… Ну да, ну да… Валя не приехала? Нет? Господи ты Боже мой, что у вас случилось…
Наконец я не выдержал. Под увещеваниями матери, что не желаю проведать родного брата, подался к нему. Он жил почти на краю города в оставленной матерью первой квартире. Спустившись по поросшему лесом крутому склону в глубокую ложбинку, не спеша начал подниматься на горку, от вершины которой начиналась улица брата. На склоне рос молодой дуб. В прежние вылазки мать часто прижималась к нему, прося силы. Я посмеивался, но верил в чудодейственность этого ритуала. В одноэтажном длинном бараке дверь на застекленной веранде, лет десять назад построенной с моей помощью, была раскрыта настежь. Из кухни доносился гул голосов. Я настороженно огляделся. Володин «жигуленок» притулился к его же грузовому «ЗИЛу», вторая бортовая машина стояла со спущенными колесами на другой стороне улицы. Сквозь неплотно прикрытые железные ворота гаража виднелся лакированный капот еще одной легковушки. В гараже находился и склад товаров. Все раскрыто, брошено. Голодные куры копались в черной оттаявшей земле, в будке повизгивала собака. Стряхнув напряжение, дернул за ручку двери. На кухне где попало сидели ребята и девчата, на полу валялись выскочившие из коробок плитки шоколада, жвачки, пачки дорогих сигарет. Стол уставлен бутылками, завален нарезанным салом, колбасой. Брат стоял посреди комнаты и громко кому–то объяснял. Завидев меня, расплылся в полупьяной улыбке:
— О, познакомьтесь, писатель пришел. Алкаш, как там старуха?
— Нормально, — зябко передернул я плечами. — Послала проведать.
— Она вечно лезет не в свои дела. Тебя с первой женой развела, к нам вмешивается. Разрешаю приходить раз в год по обещанию, иначе спокойной жизни не видать. Проходи, садись, наливай, что хочешь, — он махнул рукой. — Освободите место.
Один из парней шустро подставил табуретку. Хмыкнув, я молча принялся собирать с пола разбросанный товар.
— Брось, писатель, один хрен бардак, — хорохорился брат. — Лучше выпей, хоть водки, шампанского, ликера. Можешь виски отробовать.
Я не ответил. Ребята притихли тоже, настороженно следя за моими действиями. Вдруг ясно осознал, что брат точно такой–же. Когда я впадал в запой, то переставал замечать деньги, вещи. Выкладывал все, что имел. Наконец две молодые женщины принялись помогать. Как и все в центральной России, они могли похвастаться лишь простенькой красотой. На кухне проступил какой–то порядок. Я заглянул в горницу. Бедлам еще похуже. Коробки перевернуты, из ниши книжного шкафа торчит угол картонки, набитой пачками денег. Купюры разбросаны везде. Сложив их на место, навел марафет и в горнице. Затащив товар из кухни, закрыл дверь. Ребята по прежнему следили за мной настороженно — неприязненными взглядами. Брат продолжал распинаться по поводу надуманных проблем, он чувствовал себя всемогущим хозяином.
— Какой год грузовые машины на приколе, — попытался отрезвить его я, — Когда отремонтируешь? Налог–то платишь. Второй «жигуленок» до сих пор, наверное, без мотора?
— И первый скоро угроблю, — отпарировал брат. — Ты что пришел сюда, права качать? Тогда выметайся. Мать с Валькой всю плешь проели.
Я сел на табуретку. Кто–то на ребят тут–же подвинул стакан с водкой. О, эта холопская услужливость, сколько раз приходилось замечать ее в своих так называемых «друзьях». И сколько потом проклинать себя за то, что не сумел устоять перед раболепием, шаря утром по карманам в поисках завалявшейся мелочи на опохмелку.
— Всем наливайте, девчатам тоже, — потребовал брат. — Закуска есть? Сейчас добавим. Где у нас икра?
Он сунулся в холодильник, бросил на стол две банки осетровой икры, еще какие–то деликатесы.
— Может, перестанешь строить из себя барина? — снова попытался урезонить я его.
— Чтобы все пожрали, — не повел и ухом брат. — Не съедите, запхаю в горло.
Понятно, Савва Морозов. Не хватает пуститься в пляс на столе, сшибая бутылки и тарелки на пол. Я вдруг понял, что уговаривать бесполезно. Наверное, таким представал в глазах «друзей» и я. Только сейчас осознал, что до брата не дойдет ни один аргумент. Он «поехал». Откуда у нас эта дурацкая бесшабашность, после которой приходится кусать локти. Но увещевания бесполезны. Как об стенку горох. Значит, такими уродились. Опрокинув водку в рот, я потянулся за куском колбасы. Брат настаивал на том, чтобы девушки жрали икру не вилками, а ложками. Так ему нравилось. Парни заискивающе посмеивались, не забывая подливать в свои стаканы марочные коньяки и вина. После второй стопки я снова насел на брата. Голова еще работала.
— Бабу хочу, — наклонившись к уху, прошептал он. — Бабу.
— А эти девчата? — не понял я. — Выпроводи ребят и гуляй до упора.
— Они с парнями, — дернул щекой тот. — Одна жена вон того, а вторая любовница вот этого.
— Отбей, я никогда не стеснялся в таких случаях. Которая женщина нравилась, оставалась со мной. Никто не возражал.
— Не могу. Не умею.
— А Валя где?
— Ее матери операцию в Калуге делают, поехала к ней. Там и живет. Гуляет Валя.
— С чего ты взял?
— Знаю, не твое дело.
— А дочка?
Юльке девятнадцать лет, за собой смотреть надо, а не за отцом. Любит, вижу, но мне никто не указ.
— А где ваша книжка, товарищ писатель? — прервала наш диалог одна из девушек. — Посмотреть бы.
Пройдя в горницу, я порылся в книжном шкафу. Своих произведений не нашел, или плохо искал. Из кухни позвал Владимир:
