Кэндзабуро Оэ - Игры современников
5
В чем состояло предательство отца-настоятеля, из-за которого дед Апо и дед Пери были посажены в тюрьму? В то время, когда это произошло, я еще не был в состоянии правильно оценить суть случившегося. Но даже мне было ясно, что пойти на предательство его вынудили в ходе сложного и длительного следствия. Первым толчком послужил донос директора школы в министерство внутренних дел. По этому доносу в затянутую туманной дымкой долину прибыли на автомашине агенты отдела тайной полиции префектурального полицейского управления. Они увезли отца-настоятеля в соседний город в низовьях реки, учинили обыск в храме и конфисковали собранные им материалы, касающиеся легенд нашего края, и его собственные записки. Меня, сестренка, которого отец-настоятель готовил к исполнению миссии летописца деревни-государства-микрокосма, случившееся буквально потрясло. С того утра и до дня его предательства, все время, пока он был в беде, я, напрочь вырвав из своего сердца неприязнь, которую питал к нему за то, что он выгнал мать, вновь ощутил наше кровное родство. Образ отца-настоятеля был для меня неразрывно связан с мифами и преданиями нашего края, которым он меня обучал, и я, в надежде спасти их и выручить его самого, хоть и сознавал свое полное бессилие, вертелся возле взрослых, пытаясь что-либо проведать. Дед Апо и дед Пери в первом сражении одержали блистательную победу, однако контрнаступление, предпринятое директором школы через полгода, поставило их самих в весьма опасное положение. К тому же все помнили, сколь упорно они боролись за отца-настоятеля. Заглянув в дом, который они снимали, с заднего двора, где раскинула свои ветви огромная темная смоковница, можно было увидеть, как оба – небритые, с мрачными, замкнутыми лицами – сидели за столом и что-то писали. Специалисты по небесной механике обращались к своим знакомым из университета с просьбой помочь отцу-настоятелю: его увезли с собой агенты тайной полиции в соседний город, а старики долины при этом пальцем не пошевелили в защиту. Направляясь на почту, чтобы позвонить по междугородному телефону, братья скупо перебрасывались словами с таким суровым видом, что было странно – как могли так привязаться к ним дети долины.
На следующий день после того, как отца-настоятеля увезли жандармы, директор школы торжествовал победу. На утренней линейке он объявил об этом во всеуслышание. С гаденькой улыбкой на своем болезненном, одутловатом лице, почти лишенном подбородка, он заявил:
– Посещение храма для вознесения молитвы о даровании победы, которое мы предприняли с самыми чистыми помыслами, уже приносит свои плоды, в чем вы сами теперь убедились.
Сказав это, он приказал повернуться к востоку и отвесить церемониальный поклон. Потом мы прокричали хором: «Да здравствует Великая Японская империя, да здравствует его величество император!»
– Дурацким, безумным поступком был сорван молебен о даровании победы, ради которого мы с открытыми сердцами пришли в храм. Подобное бесстыдное поведение не должно поколебать нашей чистосердечной преданности (смирно!) его величеству императору (вольно!), – снова выкрикнул он.
Многие сразу же повернулись в мою сторону – ведь я был в кровном родстве с отцом-настоятелем, на которого столь явно намекал директор школы. Но я, сестренка, беспокоился в тот момент не о себе, нет – только о тебе. А ты, отважно игнорируя взгляды окружающих, излучала безмятежность. Ты пребывала в прекрасном настроении...
Во время той утренней линейки ребята, родители которых эти полгода поддерживали директора школы, все смотрели в мою сторону. Как только нам разрешили разойтись, они кинулись ко мне. Я оказался в кольце старшеклассников, обступивших меня стеной, как бы отгородив от остальных учеников, толпившихся на спортивной площадке. Они переговаривались между собой, по-всякому прохаживаясь на мой счет, как будто меня тут не было.
– Такое дело, а он притворяется, будто это к нему не относится! Молчит себе преспокойно! Ни стыда ни совести!
Я был потрясен арестом отца-настоятеля, но все же смог сохранить самообладание, чтобы продемонстрировать полнейшее безразличие к окружившим меня ребятам. К тому же моими противниками были крепкие старшеклассники из горного поселка, от которых трудно было ждать сострадания даже в такие минуты, когда зубная боль заставляла меня прибегать к странной операции.
В этот раз все обошлось, но, разумеется, совсем избежать наказания, в какой бы форме оно ни проявилось, было не в моей власти. Во второй половине дня директор, ездивший после утренней линейки в полицейское управление соседнего города, вернулся назад на лесовозе и снова построил на школьном дворе ребят, еще не успевших разойтись по домам. Он говорил взволнованно и очень громко. Вид у него был крайне возбужденный.
– То, что из префектуры прибыли агенты тайной полиции, – это чрезвычайно важно. Расследование идет весьма успешно. Как оказалось, сумасшедший старик настоятель пытался усомниться в святости живого бога на земле – его величества императора, потомка вечной императорской династии. Чудовищная, непозволительная крамола! Он упрямо твердит, что в этой маленькой долине и в окружающих ее лесах с самого сотворения мира обитает бог в облике человека, который сейчас где-то укрылся, но существует в сердцах людей. А разве хорошо, что в эту нелепую, дикую выдумку слепо верят жители деревни, пусть и затерявшейся в дальних горах, в самый ответственный период истории нашей империи? Было бы, разумеется, несправедливо всех жителей деревни считать непатриотами. Но почему же ваши отцы и матери терпели в настоятелях безумца, отстаивающего заведомую чушь? Утверждающего, что испокон веков, со времен появления, дескать, этой долины, где-то здесь существует человек, достигший уже чуть ли не семисотлетнего возраста, что сейчас он скрывается в лесах и что он бессмертен. Да быть такого не может! Ведь это понятно даже школьникам, правда? До какого возраста обычно доживает человек? Вспомните, сколько лет вашим дедушкам и бабушкам. В каком возрасте человек перестает расти? Покажите мне человека, который бы рос после ста лет и был выше нашей школы!
Я вместе со всеми учениками стоял в строю и слушал бесконечные разглагольствования директора. Мне было тошно. Я понял, что отца-настоятеля вынудили при допросе рассказать о Разрушителе нашим врагам – агентам тайной полиции, прибывшим из внешнего мира, и, хотя у него были изъяты обличающие материалы, сделал он это, конечно, только после жестоких пыток. Таких жестоких, таких невыносимых, что даже этот еще не старый и волевой человек могучего телосложения, который физической силой выделялся среди многих, вынужден был во всем сознаться. Меня охватил такой ужас, что даже затошнило. Но в какой-то момент я не смог сдержать смеха, и он достиг ушей директора. Это случилось после того, как он, назвав легенды о Разрушителе глупейшей выдумкой, провозгласил:
– Даже если до сих пор вы разделяли это заблуждение, то сейчас должны понять, что думать так – позорно и дико! Разве можно верить в то, что, кроме его величества императора, есть еще один бог на земле и он скрывается в горах?
Я стоял потупившись, но тут мои плечи начали содрогаться от неудержимого смеха. Я вдруг подумал: «Достаточно поднять голову, чтобы увидеть тополь-великан, который высится на утесе. Как же можно называть глупейшей выдумкой легенды о Разрушителе, который так долго упражнял свое тело на его могучих ветвях, что они согнулись? Разрушитель, которому перевалило за сто, продолжая расти, превратился в великана и лишь на время покинул нашу долину. Если нелепа сама мысль о том, что в какие-то моменты он возрождался и подчинялся законам времени, по которым живет наш край (как я нарисовал на двух листах), тогда, значит, и долина, и горный поселок, и даже лес – не более чем сон? Тогда получается, что и я, стоящий среди детей на школьном дворе в долине, окруженной лесом, тоже сновидение? Но чье сновидение?» Вот тут-то я и рассмеялся. Да так, что директор школы, распаленный своими выкриками с трибуны, вынужден был заткнуться.
Приказав мне стать по стойке «смирно», директор школы наклонился и, удерживая меня одной рукой, другой стал хлестать по щекам. Он долго избивал меня. Но еще невыносимее, чем боль, было ощущение его холодной мягкой ладони. Неожиданно удары, градом сыпавшиеся на меня, стали приносить облегчение – оно было ниспослано Разрушителем. Я испытывал уже не боль, а нечто совсем иное. Будто я маленькой горошинкой спрятался в теле великана, будто меня завернули во влажную шкурку колонка или летяги – вот что мне казалось. Перед глазами этой горошинки предвечерняя долина погружалась в сумерки, ветер гнал палую листву – я словно видел коричневатую фотографию в овальной рамке. На этом фоне крохотный директор школы, вытянув тощую руку, бил меня по лицу. Его маленькие, горящие от злобы глазки цикады стали бессмысленными, как у всякого человека, которого переполняет злоба. Наконец, точно отхаркиваясь, он рявкнул:
