Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей
– Странно, дядя, что именно вы так рассуждаете. Я ждала другого. Думала найти у вас поддержку. Вы забываете о женщинах, для которых развод – трагедия! Полная безысходность! Что делают ваши женственные и не привыкшие думать клиентки, когда остаются одни? На какие средства существуют? Неработающая женщина старается удержать мужа любой ценой. Она унижается, теряет чувство собственного достоинства. А женщина работающая не разрешит, чтобы ей коверкали жизнь. Нет, нет, крепче всего те браки, где муж и жена равны. Я бы ни за что не согласилась, чтобы муж был моим единственным и полновластным господином. Нет! Муж – это друг, самый близкий человек на свете, но они с женой равноправные члены семьи.
– Пожалуй, доля истины в твоих рассуждениях есть, – подумав, согласился дядя. – А что касается женщин, для которых развод означает экономическую катастрофу, то тут ты права на все сто процентов. Я знаю подобные случаи. Это именно так и выглядит.
– Вот видите, значит, мне надо продолжать учебу. Знаете, если бы несколько лет назад мне кто-нибудь посоветовал пойти учиться, я бы не послушалась. Теперь же, когда я дошла до этого собственным умом, никто меня с этого пути не собьет.
После отъезда дяди бабушка сообщила, что он очень хвалил меня.
– Сказал, что, если б у его сына были две кандидатки в жены: ты и девушка с огромным приданым, он бы выбрал тебя, потому что твоя голова дороже любого приданого. Я рада. Пусть он так расскажет Михасе. Нос ей утрет. Ей кажется, что она умнее всех, а сама только знай себе каркает.
До отпуска оставалось три дня. Я сидела в конторе и заканчивала месячный отчет, когда вдруг на дворе раздался страшный грохот и тут же – пронзительный человеческий вопль. Несчастный случай! Я кинулась к окну, но густая, как туман, пыль застилала весь двор.
Когда мы с Мендрасом выбежали, пыль уже осела. Платформа подъемника валялась на земле, оборванный трос болтался на уровне третьего этажа, а на дне шахты, среди тачек и развороченных мешков цемента, лежал человек…
– Пан Мендрас, вызовите «Скорую помощь», позвоните в милицию и в трест. Я побуду здесь. Раненого велю пока уложить на доски.
«Скорая помощь» примчалась почти одновременно с милицией. Раненым оказался чернорабочий, появившийся у нас только накануне. Его фамилии я не помнила.
Милиция сфотографировала окно третьего этажа и оборванный трос. Раненого увезли. Вскоре приехал управляющий с инспектором по технике безопасности.
– Что случилось, Дубинская? – Управляющий явно нервничал и все время засовывал конец галстука не под пиджак, а под рубашку.
– Оборвался трос, когда рабочий разгружал подъемник.
– Он, должно быть, раньше потерял равновесие и свалился, – предположил милиционер.
– Ну нет, – вмешался один из строителей. – У нас никто на подъемнике не катается. Пусть бы только попробовал. У Мендраса рука тяжелая, а за техникой безопасности на производстве он следит в оба глаза. В прошлом году как заехал одному по морде – больше никто и не пробует.
– Что это за рабочий? Чем занимался? – продолжал спрашивать управляющий.
– Подносил каменщикам материал.
– А что он делал на платформе?
– Наверное, его толкнуло тачкой, и он слетел под барьер. Барьер остался целый.
Милиция тщательно все обследовала. Я была так взволнована, что с трудом отвечала на вопросы.
Инспектор по технике безопасности составил протокол, потом приехал еще какой-то работник треста, занимающийся вопросами внутренней безопасности.
На меня они уже не обращали внимания, разговаривали с людьми, расспрашивали всех по очереди. Это продолжалось часов до двух.
– Расскажите все, как было. Люди говорят, что трос был новый, прикрепили его только в этом месяце, – обратились они, наконец, ко мне.
Я подтвердила. Инспекторы записали, кто прикреплял трос, почему заменили старый. Потом трос уложили в ящик как вещественное доказательство. Расследование продолжали в конторе, куда вызвали и нас с Мендрасом.
Только теперь мы поняли, что нам угрожает. Допрашивающие были уверены, что кто-то умышленно перерезал трос. Значит, саботаж. Мы возвращались домой совершенно убитые.
– Эх, зло берет! Пропустим по рюмочке, это поможет, – сказал Мендрас. – Очень жаль того парня, конечно. Но почему сразу саботаж? Или мы плохо работаем, мало стараемся? Человек работает хорошо, пока он страха не испытает. А уж потом и уверенность в себе теряет, и все у него из рук валится.
– Мне тоже жалко беднягу. Неизвестно, как он там. Пойду узнаю.
– Сначала зайдемте ко мне. Водка у нас есть, а дома уютнее, чем в кабаке. Жена обрадуется. Она как-то была на стройке, видела вас и с тех пор часто вспоминает. Вы ей понравились.
– Я охотно зайду, но удобно ли так, без предупреждения?
– Вы не знаете мою жену. Она такая хозяйка, что, если гость нагрянет даже среди ночи, у нее найдется, что подать на стол.
Жену Мендраса мы застали на кухне. Полная, румяная, в красивом вышитом переднике, с косынкой на голове, она прямо просилась на рекламу кулинарных изделий.
– Что же ты не сказал, что зайдет пани Катажина? Я крашу шерсть и руки у меня все в краске, даже поздороваться не могу. Проходите, пожалуйста, садитесь.
Мы выпили по рюмке. Больше не хотелось. Стоял такой зной, что и от одной рюмки закружилась голова. Пани Мендрас принесла большое блюдо с картофельными оладьями и прекрасные соленые огурцы.
– Пойду теперь в «Скорую помощь». По дороге забегу на минутку домой, чтобы бабушка не волновалась.
В «Скорой помощи» мне сказали, что раненого поместили в больницу на улице Траугутта. Я побежала туда, незаметно проскользнула мимо дежурной, увлеченной беседой с каким-то больным, разыскала хирургическое отделение и попросила сестру провести меня к дежурному врачу.
– Вот он как раз идет, в расстегнутом халате.
Я подбежала к нему.
– Простите, доктор. Сегодня к вам привезли молодого парня, попавшего в аварию на стройке. Его фамилия Роговский.
– Привезли, значит, он тут. Аварий было много, всех не упомнишь.
– Доктор, в «Скорой помощи» мне сказали, что у него пролом грудной клетки. Для меня это очень важно, я отвечаю за эту аварию и, поймите, не могу уйти, ничего не узнав.
– У меня дежурство, гражданка, справки выдают внизу. Кроме того, день посещений – завтра, придете и все узнаете.
– Человек попал в аварию на стройке, которой я руковожу. Неужели вы на моем месте могли бы спокойно ждать завтрашнего дня? Ведь я за него отвечаю.
– Если его фамилия Роговский, то у него сломана нога. Уже наложили гипс.
– Простите, но тут что-то не так. В «Скорой помощи» мне сказали, что у него пролом грудной клетки и ушибы и что его будут оперировать.
Врач взглянул на меня так, словно только сейчас меня заметил.
– Это вы меня простите. Я три ночи не спал, работаю и в больнице и в «Скорой помощи». Сейчас посмотрим, что с вашим Роговским. Пойдемте.
В комнате, где сильно пахло лекарствами, но стояли одни лишь письменные столы, врач порылся в каких-то папках, нашел нужную, посмотрел рентгеновский снимок и улыбнулся мне.
– И они вам наврали, и я. Все не так. Парню повезло – никаких переломов, только ушибы и шок. Если не будет осложнений, а их быть не должно, потому что этот ваш Роговский силен, как буйвол, то недели через две мы его выпишем.
– Большое спасибо. Не сердитесь на меня. Это моя первая авария.
– Вы начальник стройки? Никогда до сих пор не встречал женщины, занимающей такую должность.
Доктор был теперь очень любезен. Он больше не торопился и проводил меня до самого выхода.
Я возвращалась домой, заметно повеселев. Завтра с утра надо сообщить управляющему. Пусть тоже порадуется.
Следствие продолжалось. Трос отправили в политехнический институт на экспертизу. Каждого из наших людей допрашивали по нескольку раз. Все это было настолько тягостно и неприятно, что мы чувствовали себя совершенно убитыми.
Прошло дней пять, и меня вызвали в трест. Там мне сообщили, что я отстранена от работы вплоть до окончания следствия, и велели сдать дела.
Тяжело было прощаться со стройкой. Рабочие недоумевали, Мендрас ходил сам не свой, даже кричать перестал. Его, впрочем, тоже временно снимали с работы.
Когда мы уже подписали акт, на участок приехал управляющий.
– Я хотел вам сказать, что мы вас отстранили по требованию милиции. Это будто бы в интересах следствия. Мне рассказывал один управляющий из Катовиц, что у них там тоже был такой случай. Они уже убедились, что дело в плохом качестве тросов. Придется подождать результатов экспертизы. Хороший тут у вас коллектив, жаль, что так получилось. Кстати, вам, кажется, полагается отпуск. Поезжайте отдыхать, Дубинская. И вы, Мендрас, тоже. Пока вернетесь, все как раз и выяснится. И будете продолжать работать.
– Вот это другой разговор, – вмешался один из строителей. – А то мы уж хотели шум поднимать, отстаивать их.
