Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2008)
Перемещается в стихи
Жизнь постепенно,
только прядка
На лбу, да жалкие грехи,
Да желчность в качестве остатка
При нем остались, да пенсне,
Нет, и пенсне в стихи попало.
Не подходи и ты ко мне:
И от меня осталось мало.
Литература молодая (круглый стол). — “Нева”, Санкт-Петербург, 2008, № 1 <http://magazines.russ.ru/neva>.
“1. Что Вы думаете о „молодой литературе”? В чем Вы видите ее особенности?
2. Кого из молодых Вы считаете главным открытием последних лет и почему?
3. Какие надежды Вы связываете с каким-либо автором и направлением, которое он, по Вашему мнению, представляет? <…>
Марина Кудимова (Москва)
1. Я думаю, что „молодой” литературе принадлежит будущее. Ничего оригинального в этой мысли нет, но с возрастом я ощутила это не на уровне умозрения и общей фразы. Поэтому тривиальность меня не пугает.
Особенности две:
— стремление к ангажированности, неумеренное старание внедриться в литтусовку — желательно поближе к тому или иному премиальному фонду;
— избегание всякой ангажированности вплоть до полной маргинализации; предпочтение существования в „безбумажном” — виртуальном — пространстве уступкам литературному истеблишменту.
Те же особенности существовали и в советской „молодой” литературе — только Интернета не было. Больших различий не вижу.
2. В поэзии это Илья Тюрин, погибший в возрасте девятнадцати лет в 1999 году, но стяжавший (возможно, ценой гибели) судьбу и ставший лидером целого поэтического направления и сообщества.
В прозе такого сочетания личности и таланта не вижу. Может быть, это связано с более поздним созреванием прозаика.
3. Благодаря масштабу личности и таланта Ильи Тюрина под его имя удалось собрать новое поколение русских поэтов, которые в ином случае рисковали всю жизнь блуждать по просторам Сети. Поколение отменное, поразительным образом сочетающее культуру, стихию и традицию, вселяющее надежду на то, что русская поэзия не останется литературным памятником минувшего века”.
Литературные журналы: что завтра? — “Знамя”, 2008, № 1.
“< …> Роль подобных изданий в литературном и общественном пространстве по сравнению с „журнальным бумом” конца 1980-х — начала 1990-х наверняка изменилась. Какова она теперь — на этот вопрос мы попросили ответить критиков, писателей, редакторов столичных и нестоличных литературных журналов ”.
Вот, пожалуй, самый “неконкретный” ответ.
“Вопрос поставлен — конечно, с умыслом — так, что в нем поскрипывает „следовательно” и сильно дребезжит одно „и”. Да, существуют; да, возникают; а пишущие обожают печататься. Три факта, три факта. Из третьего действительно следует, что литсреде без литжурналов пришлось бы кисло. Но собственно читатели по крайней мере дважды ни при чем: если бы возникновение и существование журналов реально зависело от них, то давно бы прекратилось. Под реальной зависимостью разумею, понятно, финансовую.
В подробности не вступаю. Тут какие-то болезненные отношения в духе натуральной школы: роман образованного бедняка с барышней из благородных, которую содержит — единственно из тщеславия, к интимным услугам не принуждая, но зато и скаредно — какой-нибудь самодур.
Как бы то ни было, в одном углу этого треугольника живет любовь. Со стороны журнала — несколько покровительственная; журналу лестно воображать — и при случае похвастать, — что есть на свете читатель, такое симпатичное беспрекословное существо, которое без него и месяца не проживет, сопьется от тоски.
Авось не сопьется. Но страстной своей привычкой в самом деле дорожит. Имею в виду именно читателя журнального, а не вообще. То есть представителя весьма немногочисленной группы с традиционной, но не почтенной ориентацией: на литературу. Такой читатель практически неотличим от писателя и вместе с ним, точно, составляет литсреду.
Журнал и даже альманах (а нынче, по-моему, все журналы — альманахи) для него не собрание вещей, а действующая модель системы и вместе с тем фаза процесса. Журнал, и только журнал, дает литературному человеку (и больше никому) это странное умозрение (или переживание), не знаю, как его назвать, скажем — ощущение непрерывности литературы. Положим, опять же, не вообще журнал, а наделенный литературной совестью (которая есть вкус). Причем и такой читать подряд необязательно; как правило, и некогда; бывает и скучно, — это ничего не значит; главное — чтобы регулярно выходил.
Теперешние навряд ли протянут долго: в настоящий момент литература не по карману сама себе; но идея журнала, полагаю, бессмертна” (Самуил Лурье).
Лев Лосев. Пять стихотворений. — “Знамя”, 2008, № 1.
Ты умер, а мы ишачим,
но, впрочем, дело за малым.
Ты спал под живым кошачьим
мурлыкающим покрывалом.
Все, что намурлыкано за ночь,
ты днем заносил на бумагу.
А низколобая сволочь
уже покидала общагу.
Ты легко раздаривал милость
растениям, детям, собакам.
А сволочь уже притаилась
в подъезде за мусорным баком.
Не слишкoм поэту живется
в краю кистеней и заточек.
А кошкам не спится, неймется,
всё ждут, когда же вернется
живого тепла источник.
(“Памяти Володи Уфлянда”).
Иосиф Мандельштам. О характере гоголевского стиля. Подготовил Сергей Дмитренко. — Научно-методическая газета для учителей словесности “Литература” (Издательский дом “Первое сентября”), 2008, № 2 (641).
Несколько страниц из совершенно забытого путеводителя по языку Гоголя, написанного гельсингфорским профессором Иосифом Емельяновичем Мандельштамом (1846 — 1911) и не переиздававшегося с 1902 года. Доступно, свежо, увлекательно.
Евгений Мороз. Бывает… О “еврейском” происхождении осетин. — “Народ Книги в мире книг”. Еврейское книжное обозрение. 2007, № 71.
Отзыв на книгу Б. Каплана “Осетины — иранские евреи” (Владикавказ, 2007).
“Опыт Каплана остается чужеродным не только для Осетии, но и для еврейского мира. Очевидно, что предпринятая им попытка „евреизации” осетин — лишь проявление личного комплекса этого автора, о причинах которого он сам рассказывает с полной откровенностью. Сын еврея и осетинки, Каплан пытается „интегрировать” в единое целое национальности своих родителей. Отчасти это напоминает опыт другого „полукровки” — Александра Каца, в своем пространном сочинении обосновывающего идею фатального русско-еврейского сближения (см.: Кац А. С. Евреи. Христианство. Россия. От пророков до генсеков. 2-е изд., перераб. и доп. М., “АСТ”; Красноярск, Андрей Буровский, 2007. См. также наш анализ этого сочинения: Мороз Е. Евангелие от Каца. — “Народ Книги в мире книг”, 2007, № 68). Но если Кац ограничивается декларацией русско-еврейской дружбы, основанной на огромном количестве совместно выпитой водки, то Каплан напитками не ограничивается и идет существенно дальше — до кровного смешения. Совсем как пылкий русский патриот, но… на еврейский манер. „Скребет” бедных осетин до самой еврейской основы. Надеется „доскрестись” до перерождения осетинского национального самосознания”.
…Дочитывая этот пассаж, я почему-то вспомнил фильм “Мимино”, как Валико и Рубик-джан ругаются в гостиничном номере: “…Ты мнэ сердился!..” — “А я на тебэ так сердился!!!..” — “Что?!” — “Что!” — “О!..” — “…О!”
Сергей Нефедов. Истоки 1905 года: “Революция извне”? — “Вопросы истории”, 2008, № 1.
“„Так совершилось величайшее по своей трагичности и последствиям событие, прозванное революционерами ‘Кровавым воскресеньем‘, — писал жандармский генерал А. И. Спиридович. — Провокация революционных деятелей и Гапона, глупость и бездействие подлежащих властей и вера народная в царя — были тому причиною”.
Выводы высших полицейских чинов опираются на всю доступную информацию и соответствуют фактическому ходу событий; стремление избежать повторения столь нежелательного кризиса вынуждало их быть по возможности объективными. Что может добавить к этим выводам теория вестернизации? По основным параметрам (утверждение западного парламентаризма как цель движения, роль интеллигенции, использование социальных конфликтов традиционного общества, тактические приемы) первый период русской революции можно трактовать как классическую „революцию вестернизации”, „революцию извне”. Если следовать этой теории, российская либеральная интеллигенция, осознав свою слабость, встала на путь „революционизации” народа, используя для этого методы политической провокации”.
