Хуан Гойтисоло - Особые приметы
— Слышишь, что люди говорят? — Сара обвила его шею руками и поцеловала за ухом. — Все завидуют твоему счастью.
— С такой девушкой, как вы, любой человек был бы счастлив.
— Это я с ним счастлива. — Сара допила свой коктейль. — Мы все время ссоримся, но я все-таки его люблю.
— Э, милые бранятся, только тешатся. Горько сердились — сладко помирились.
— Слушай и ума набирайся. Почему бы нам с тобой не поехать на остров Пинос или еще куда-нибудь — мало ли есть уютных мест? Пили бы с тобой саоко и спали на пляже! А Долорес ты бы написал, что…
— Официант! — Альваро потянулся за бумажником.
— Что ты?
— Мы уезжаем.
Сара недоуменно смотрела на него, в глазах у нее появилось детское выражение нестерпимой обиды и огорчения.
— У, Альваро! — протянула она. — Выпьем еще хоть глоточек!
— Ты выпила вполне достаточно.
— Ну, напоследок…
— Нет, Сара, хватит.
— Куда ты торопишься? Все испортил! Я только было разошлась. — Она подняла глаза, ища поддержки у друзей своего партнера. — Я же хотела потанцевать еще и рассказать про тебя — какой ты необыкновенный и обаятельный…
— В другой раз расскажешь…
— Ваш молодой человек прав, — вмешался партнер Сары. — Приезжайте сюда завтра, я вас угощу такой жареной султанкой… Договорились, дружище?
— Я пьяна, зато счастлива.
— Пошли, пошли. — Альваро взял ее за руку. — Я отвезу тебя домой.
— Приезжайте к четырем, удобно вам в это время? — настаивал партнер Сары.
— К четырем? Хорошо.
— Я приведу жену и ребятишек.
— Поцелуй меня, Альваро. Разок, чтобы все видели, как ты меня любишь.
Он наклонился и слегка коснулся губами ее лба.
— Нет, не так. В губы.
Бармен принес счет, и Альваро дал ему бумажку в десять песо. Сара встала и пошатнулась.
— Он любит меня, а я люблю его.
— Счастливо оставаться.
— Итак, завтра в четыре. Смотри, дружище, не забудь.
— Не забуду, не забуду.
— По крайней мере, узнаете вкус настоящей свежей рыбы.
— Будем очень рады.
— Идем, давай я возьму тебя под руку.
— Так все и кружится.
— Ничего, я поведу тебя. Держись.
— Почему они на меня смотрят? — Она все время оглядывалась. — Ты, наверно, сказал им, что сегодня самый прекрасный день в моей жизни?
— Да, наверно, поэтому.
Повар, бармен, официанты оставили свои занятия и наблюдали за сценой, стараясь не слишком выдавать свое любопытство.
Уходя, Сара слабо помахала рукой новым знакомым.
— Какие милые, правда?
— Да.
Он устроил ее на переднем сиденье и поднял верх. Темно-серое с опаловыми отливами небо грозило вот-вот разразиться дождем. Ветер внезапно стих. Неподвижно замерла листва на деревьях. Ауры кружили над самой землей, чертя неторопливые, торжественные спирали. Он нажал на стартер, и Сара уронила голову к нему на плечо.
— Альваро… Скажи мне… я очень пьяная?
— Чуть-чуть.
— Ты на меня рассердился?
— Нет.
— Это со мною впервые… Это так чудесно.
— Ты еще такая малышка, Сара… А мне, в мои годы, совестно терять голову из-за шестнадцатилетней девочки. Что бы сказали мои друзья, если бы сейчас меня увидели?
— Сказали бы, что этой девчонке здорово повезло… Альваро! Ты проводишь меня домой, да?
— Староват я для таких похождений… Еще немного, и я начну охотиться у школьных ворот за какой-нибудь Лолитой.
— Я бы хотела всю жизнь прожить пьяной. — Она говорила чуть слышно, глаза ее были закрыты. — Так все просто, легко…
— Я отвезу тебя домой и уложу в кровать, как грудного младенца.
— Твой голос доносится откуда-то издалека… Словно я умираю.
— Хочешь, заедем куда-нибудь, выпьем по чашке кофе.
— Ничего я не хочу. — Она почти спала. — Я хочу только тебя.
Он выехал на центральную автостраду и прибавил газу. Оцепенение сковало природу, все притихло, ожидая первого порыва бури. «Моррис» обогнал два-три армейских «джипа» и карету «скорой помощи» со знаком красного креста. Сара свернулась клубочком на сиденье и лепетала что-то нечленораздельное. Ее розовые, нежные губы невинно приглашали уступить вожделению.
Первые капли упали в Санта-Фе. Они разбились о ветровое стекло, как перезрелые плоды, сорвавшиеся с дерева. Через две-три секунды пространство исчезло, вокруг встала стена воды. Это был настоящий тропический ливень, с осатанелым грохотом грома, с порывами разъяренного ветра, с остервенелым полыханием молний — неистовый оргазм распаленной природы. «Дворники» не успевали удалять воду с ветрового стекла, превратясь в два бесполезных, разворачивающихся с глуховатым скрипом веера. Буря отрезала машину от внешнего мира, обволокла ее незримым, смущающим соблазном безответственности. В душу вползало коварное ощущение: Альваро чудилось, будто он едет по необитаемой стране и девушка, уснувшая на сиденье рядом с ним, — всего лишь юное девичье тело, самозабвенно и сладко прильнувшее к его телу. Несколько минут он боролся с собой, подавляя неодолимое желание остановить «моррис» и разбудить ее поцелуями. Но Сара спала так крепко, что он устыдился себя.
Дождь сопровождал их до самой Гаваны. Люди толпились в подъездах домов, ожидая хотя бы минутного затишья. Автобусы ехали переполненные. Сара открыла глаза, осмотрелась по сторонам, зевнула и повернулась к нему.
— Дождь идет.
— Ага.
— Я спала, да?
— Когда мы приедем, я тебе сварю кофе, и все пройдет.
— Голова кружится… Заметно по мне, что я пьяная?
— Нет.
— Слушай, Альваро, я еще никогда не чувствовала себя такой близкой тебе. Это что, от рома?
— Скорей всего, что так.
— О! Тогда я буду пить каждый день. Я буду такая же, как всегда, но только пьяная.
— Не болтай глупостей.
— Я не знала, что алкоголь так сближает людей. С сегодняшнего дня…
Он закрыл ей рот рукою, она высунула язык и стала щекотать ему ладонь и покусывать пальцы. Волны заливали Малекон. «Моррис» обогнул отель «Ривьера» и свернул на авениду Алькальдов. Сара жадно смотрела на город, она даже прижала нос к стеклу окошка. Не обращая внимания на непогоду, дружинники проводили под открытым небом строевые занятия. Они проехали по Линеа до улицы «О» и остановились на перекрестке улиц Менокаль и Нептуна.
У обочины застрял городской автобус — что-то случилось с мотором, и шофер громко переругивался с какой-то женщиной. Выйдя из машины, Альваро проверил, заперт ли багажник. Сара выпрыгнула на мостовую без его помощи; она стояла посреди улицы и словно спала наяву, подставив лицо струям дождя, вся отдавшись веселому своенравию разыгравшейся водной стихии.
— Обожаю грозы. В детстве я каждый раз выбегала на балкон и часами глядела на небо.
— Ты простудишься.
— Ничего, прижмусь к тебе и согреюсь. — Она шла рядом с ним, обняв его за талию. — Мама всегда ругала меня за то, что я ходила в школу без зонтика и любила шлепать по лужам.
— Ты вся дрожишь от холода. Идем скорей.
— А я бы с удовольствием шла с тобой под дождем, пока мы не вымокли бы до нитки. — Альваро заставил ее войти в парадное ее дома. — А правда, давай попробуем?
Они поднялись на третий этаж, и он помог ей отыскать ключ в сумке. Квартира состояла из спальни, крошечной кухоньки и превращенной в чулан ванной комнаты. Беспорядок царил повсюду невообразимый — было видно, что тут живет человек, не привыкший себя обслуживать: кровать стояла неубранной, во всех углах громоздились книги, на джутовом ковре, покрывавшем пол, вперемежку валялись вынутые из конвертов пластинки, недоеденные бутерброды, немытые чашки из-под кофе и причудливые карандашные рисунки. Сара опустилась на колени у кровати и поставила на проигрыватель арию «Vedrai, carino»[184] из моцартовского «Дон-Жуана». Потом она распахнула окно и посмотрела на затянутый влажной дымкой силуэт отеля «Свободная Гавана».
На кухне Альваро обнаружил неаполитанский кофейник, а на полке для посуды нашел две чистые чашки. Пока закипала вода, он подставил голову под кран. Из зеркала на него смотрел человек уже не первой молодости, с усталым липом; глаза его были красны и блестели. Волосы надо лбом начинали редеть и, чтобы скрыть это, он зачесал их набок. Рука его прошлась по лицу, словно хотела стереть следы морщин, и снова, уже не в первый раз, он с изумлением убедился, что морщины не исчезли.
Гремела, наполняя весь дом, музыка из «Дон-Жуана». Сара лежала ничком на кровати и, когда он с подносом подошел к ней, резким движением оттолкнула чашку.
— Альваро, — заговорила она, не открывая глаз, в ее голосе прорывалось с трудом сдерживаемое возбуждение. — Веди себя со мной так, как ты ведешь себя с другими женщинами. Я хочу, чтобы это было. Теперь, сейчас же. Ты меня слышишь? Я никого не знала до тебя, но сейчас я этого хочу, даже если ты потом уедешь в Европу и я никогда больше тебя не увижу. Если бы я не выпила, я бы не осмелилась тебе этого сказать. Но теперь мне все равно. Вот почему я хотела напиться.
