Виктор Пономарев - Записки рецидивиста
Так вертелся я как сыр в масле почти год. Прошли лето, зима, снова наступило лето. После очередной трудовой вахты мы помылись под душем, хорошо выпили, поели втроем, и Коля ушел греться на солнышке. А я остался «жарить» Юлию Сергеевну. Да так увлеклись этим занятием, что забыли дверь закрыть. Колдунья сидела у меня на коленях, и мы целовались взасос. Ничего не видели и не слышали. Очнулись, когда услышали громкий мужской голос:
— Это что такое?
В дверях стоял капитан с широкой повязкой на рукаве, «дежурный по сано», и смотрел на нас, вылупив шнифты. Юлия Сергеевна покраснела до корней волос, а капитан повернулся и, уходя, ехидно сказал:
— Не буду вам мешать.
Мы долго находились в каком-то оцепенении, потом я вышел на улицу. Коля спал на лавочке, я разбудил его.
— Все, Коля, хана дело. «Спалились» мы с Юлькой, дверь забыли закрыть, и ты заснул. Приходил дежурный капитан и застал нас на горячем.
Коля смотрел на меня, хлопал глазами, потом спросил:
— Что же теперь будет?
— Да ее-то оставят на работе, а меня могут в зону кинуть. Самое главное, что суды уже все закончились и меня могут только в зону отправить.
Я вернулся в кабинет к Юлии Сергеевне. Она сидела плакала и повторяла:
— Что же теперь будет?..
— Думаю, Юля, особо страшного ничего не произошло. Просто меня отправят в зону.
Юля обняла меня, стала целовать, размазывая свои слезы по моему лицу.
— Милый, а как же я без тебя буду. Я уже так к тебе привыкла, что дома почти не бываю, а рвусь сюда, к тебе. Мне и мысль в голову не приходила, что мы можем когда-нибудь расстаться. Даже не верится. Может, все обойдется?
— Нет, Юля, капитан так дело не оставит. Я по его морде видел. А я-то этих псов знаю. Даже просто из зависти, что ты не с ним, а с уголовником любовь делишь, — сказал я.
На другой день часов в десять утра, мы еще в палате были, прибежал дневальный штаба — молодой зек общего режима, спросил:
— Кто Пономарев?
— Я.
— Тебя опер вызывает к себе.
Я оделся и пошел в штаб. Он находился в здании около туберкулезного отделения. Я поднялся на второй этаж, открыл дверь с табличкой: «кабинет оперуполномоченного». Спросил:
— Можно к вам?
— Да. Заходите.
За столом сидел майор лет под пятьдесят с шевелюрой наполовину седых волос. Спросил мои анкетные данные, с чем лежу и кто лечащий врач. Я ответил. Майор поднял трубку телефона, попросил терапевтическое отделение, сказал:
— Алевтина Николаевна, придите, пожалуйста, в штаб и захватите историю болезни Пономарева.
Я сидел и молчал, а майор что-то писал. Вошла Алевтина Николаевна. Майор посмотрел на нее, спросил:
— Ваш больной?
— Да.
— У него что, еще не закончено лечение?
— Нет, — сказала врач и начала объяснять, какие процедуры мне нужно еще пройти, помимо тех, что я прошел.
Майор внимательно выслушал и сказал:
— Я вас понимаю, Алевтина Николаевна. Но у нас есть указание, и мы им руководствуемся, что, если больной в процессе лечения нарушает режим и дисциплину, мы имеем право выписать его.
Женщина пожала своими маленькими худенькими плечиками, заморгала раскосыми глазенками, ответила:
— Это ваше право.
— Хорошо, вы свободны. А вы, Пономарев, идите и собирайтесь на этап. Поедете в зону.
— В какую? — спросил я.
— Пока в распоряжение пересыльной тюрьмы.
Я вышел от опера. Коля ждал меня на улице, спросил:
— Ну что?
— Сегодня иду на «эстафету». Ты остаешься за меня. Пойдем к Юлии Сергеевне.
Когда мы пришли в морг, Юля была в своем кабинете. Колю я попросил подождать на улице. Юля сама закрыла дверь, кинулась мне на шею, начала плакать. С трудом я успокоил ее. Положил на диван, и мы последний раз трахнулись. Потом помылись под душем.
— Мне дали выговор, — сказала Юля. — А его, сказали, мы отправим в зону.
— Сегодня я уезжаю, Юля. Я всегда буду помнить мою голубоглазую Колдунью. А к тебе просьба: Коля — неплохой парень, а ты все равно одна. Пригрей его, а меня забудь, как будто и не было. Мне еще два года пайку хавать, а потом на Север повезут в ссылку на пять лет. Просто, Юля, нам никогда не суждено встретиться. Сделай так, чтобы тебе и Коле было хорошо, но будьте осторожны, не «спалитесь», как мы с тобой.
— Опомнись, милый, что ты говоришь? — возмутилась Юля и закрыла мне рот рукой.
Я поднялся с дивана, сказал:
— Пойду котомку собирать в дорогу. Да еще с врачами надо проститься, а то неудобняк, они столько хорошего мне сделали. Но я еще зайду к тебе, моя нежная и ласковая Колдунья.
Дорогой я Колю предупредил:
— Теперь с Юлькой ты будешь. Я базарил с ней насчет тебя. Она пока ломается, но ты будь посмелей, и все будет ништяк. Она твое спасение. Понял? Поухаживай за ней, но будь осторожен.
С Колей мы собрали мой вещмешок. Я надел куртку, брюки, ботинки и пошел в кабинет врачей. Почти все были на месте.
Я сказал им:
— Спасибо вам за лечение и за доброе отношение ко мне. Я ухожу на этап, но этот год останется самым светлым и радостным в моей жизни. Особенно я благодарен Алевтине Николаевне — человеку большой души.
Врачи смотрели на меня, улыбались, давали напутствия.
— Как выйдешь на свободу, Дим Димыч, сразу женись, и все у тебя будет хорошо.
— О, об этом я только и мечтаю. Так и сделаю, — ответил я и вышел из кабинета.
С Колей мы спустились вниз, я отдал ему мешок и сказал:
— Иди на вахту, а я мигом сбегаю в физкабинет.
И я побежал к Зинаиде Михайловне. Открыл дверь рентгенкабинета и увидел ее и еще двух врачей. Она удивилась, увидев меня цивильно одетым, а не в больничном тряпье, спросила:
— Что такое? Девочки, выйдите. Мне поговорить надо.
Когда врачи вышли, я обнял рентгенолога, поцеловал.
— Зинаида Михайловна, я ухожу на этап. Когда-нибудь это должно было случиться, и этот день пришел. Прощай, моя дорогая и самая желанная.
Она обняла меня, стала целовать. Потом кинулась к шкафу, вытащила бутыль, налила полную кружку спирта, сказала:
— Пей.
Я выпил и чуть не задохнулся. Стоял с разинутой пастью и глотал, как рыба, воздух. Потом все прошло. Зинаида Михайловна налила себе немного спирту, выпила. Достала из сумки свертки и пакеты. Мы немного закусили, а все остальное она завернула и сказала:
— А это тебе на дорогу.
Я прижал женщину к себе, поцеловал и сказал:
— Зинаида Михайловна, спасибо вам за все. Прощайте.
— Прощай, мой дорогой.
Я выскочил в коридор и пошел на вахту, где меня ждал Коля. Свертки я сложил в вещмешок. «Воронка» еще не было. И я пошел к Юлии Сергеевне. Она сидела в своем кабинете и плакала. И даже подняться не смогла, когда я вошел, а только сказала срывающимся голосом:
