Тибор Фишер - Философы с большой дороги
только и ждут, чтобы хозяин подцепил на вилку первый кусочек котлетки.
Договор о прекращении огня прекратил свое действие. Враждебность сменилась
столкновением с врагом.
Юпп пробрался сквозь мешанину драки, демонстрируя полную неуязвимость -
неуязвимость совершенно безрассудного человека. Он не испытывал никаких
угрызений совести по поводу того, что вынужденно покидает веселье в самом
его разгаре. Если вас угораздило оказаться в баре во время потасовки, то у
вас еще есть почти призрачный шанс бочком-бочком проскользнуть мимо
дерущихся и сделать ноги, но когда в воздухе мелькает сотня кулаков,
мечтающих приложиться к чьей-нибудь скуле?! Это было выше моего понимания.
Покуда я пробирался к нашей машине, я приобрел еще несколько фиолетовых
отметин, что украсили мою и без того пострадавшую физиономию. Юпп начал
выруливать с парковки, и тут я дал волю своему сарказму – в конце концов, я
заработал на это право:
– Ну как? Хватит на сегодня? Или мы еще собираемся поджечь какую-нибудь
высотку напоследок, а только потом – домой баиньки?
Юпп был достаточно умен, чтобы соразмерять свою реакцию, помня, что он
за рулем.
– Будут аресты... – Я просто размышлял вслух.
– Они не станут никого арестовывать сегодня. Договор есть договор.
Кроме того, у нас ведь заложники – ты их еще увидишь. – Вид Юппа, беспечно
переключающего передачу, – это было уже слишком.
Срывая маску, или «А король-то – лысый!» 1.1
– Значит, так, – объявил я. – Я, мать твою, философ! Понятно тебе или
нет?! Какой-никакой, а философ!
Я был сыт всем этим по горло: напряжение футбольного матча, в котором
мне пришлось играть за высшую лигу, давало о себе знать.
– И к черту все, что не есть философия! Никакого футбола! Никаких
ограблений!
Замечу: выйдя из себя и закатив сцену, редко добиваешься желаемого. В
основном добиваешься того, что выглядишь дурак дураком. Я в таких случаях
(мне уже приходилось об этом говорить) горю, как маков цвет, ноздри мои
полыхают пламенем, а голос становится точь-в-точь как у какого-нибудь героя
из мультяшки. Юпп же оставался совершенно невозмутим, что только побуждало
меня к дальнейшим яростным наскокам.
Однако Юпп играл наверняка: он просто гнал машину по трассе, зная лучше
меня, что, если ты едешь в никуда, это означает, что больше тебе некуда
ехать. Если бы в тот момент раздался телефонный звонок и кто-нибудь
предложил мне приехать в гости или повидаться за рюмкой в милом уютном
ресторане, я бы выскочил из машины не раздумывая.
Игольное ушко
Ехали мы отнюдь не домой, но я уже растратил весь свой гнев. К тому
моменту, когда Юпп остановил машину и впервые с тех пор, как мы выехали со
стадиона, обратился ко мне, вспышка давно миновала. Я молча сидел и давился
остатками тлеющего раздражения.
– Увидишь, дело того стоит. Я хоть раз ошибался?
Казалось, я впадаю в детство: Юпп спрятался за углом, выслав меня
звонить в дверь, ведущую в небольшую квартирку на первом этаже.
– Хорошо, ну позвоню я. А потом что делать – убегать что есть мочи?
– Нет. Кто бы ни открыл – говори по-английски и вымани его наружу.
– Добрый день, – обратился я к появившемуся на пороге типу. Лицо его
было покрыто многочисленными шрамами. – Вы говорите по-английски?
Меченый окинул меня задумчиво-высокомерным взглядом: вряд ли возникший
на ступеньках вашего дома синяк в дешевом спортивном костюме может вызвать
иную реакцию.
– Нет? В таком случае: мой форейтор был насмерть зашиблен смертоносными
лучами Сатурна, и моим фрикаделькам не светит теперь счастливое Рождество. А
если вы сделаете еще пару шагов мне навстречу – у меня есть приятель, он
устроит вам нечто такое, что вряд ли кому придется по вкусу.
Нахмурившись, Меченый подошел со мной к машине, на ходу возмущаясь во
весь голос: он, мол, не понимает, что здесь происходит, – однако тут из-за
спины у него возник Юпп и ткнул беднягу пушкой в весьма деликатное место.
Войдя в дом, мы обнаружили там еще одного жуткого типа и Корсиканца,
который, судя по всему, был сдан на руки этим нянькам в качестве гаранта
того, что полицейские будут вести себя в день матча как паиньки.
– Стойте, где стоите, – буркнул Юпп. – Надеюсь, все в курсе: больше
всего на свете я люблю нажимать на курок. Ехали мимо – захотелось проведать
вас, глянуть, готовы ли вы к предстоящей неделе.
Будь я не в духе, ответ Корсиканца вряд ли придал бы мне бодрости.
Слова он цедил с трудом – его просто душила ненависть:
– Входите, входите. Не терпится вас застрелить.
– Вот и ладушки! – кивнул Юпп. – А то я боялся, все ли у вас хорошо с
памятью. Ну, мы тогда пойдем...
Покуда мы пристегивали всю компанию наручниками к ближайшей батарее,
Меченый поинтересовался:
– Юбер, ты в курсе – Режи тут все желал с тобой повидаться? Насчет
Тьерри.
Юпп ничего на это не ответил, и о чем шла речь, осталось для меня
загадкой.
Уже сидя в машине, я попытался приподнять покров тайны:
– А кто это – Режи?
– Так, один тип. – Юпп предвосхитил мой следующий вопрос: – Большая
шишка. Преуспевает в бизнесе, доходы от которого как-то не принято указывать
в налоговых декларациях.
– А Тьерри?
– Его племянник.
– Да? А почему он хочет с тобой о нем поговорить?
– Он сидел в Ле Бомметт со мной. Был найден мертвым в тюремной
подсобке. В тот самый день, когда меня освободили.
Я размышлял, стоит ли мне расспрашивать дальше, но Юпп знал – так
просто от меня не отделаешься, поэтому продолжил рассказ:
– Я как раз шел получать вещи. Перед освобождением. Проходил мимо этой
подсобки – рядом с кухней, вижу, Тьерри там что-то возится. Он, видно,
чувствовал себя в безопасности: меня ведь выпускали на волю. А может,
считал, что, коль он племянник Режи, ему все нипочем...
– Ну, долго отсидел? – спрашивает он меня.
– Да уж, – говорю. Что тут еще ответишь?
– И все из-за того, что увели машину, на которой ты думал смыться? Вот
уж не думал, когда ее угонял, что все так презабавно выйдет!
– Мы ведь знали друг друга еще с первой отсидки по малолетству. Ну и
тогда, в Монпелье, он увидел, что я вхожу в банк, и позаимствовал машину.
– А умер-то он как?
– Мы стояли друг против друга и рядом – ни души. И тут я вижу – рожа у
него просто просит хорошего удара головой. Упустить такую возможность я не
