Юрий Григ - Пусть умрёт
Два истребителя выползли на конец полосы и замерли в ожидании разрешения на взлет. Издалека они выглядели призраками, дрожащими в восходящих потоках раскаленного зноем и турбинами воздуха.
Пилот Малишис[34] оторвал взор от исшарканного покрышками бетона, превратившегося под полуденными солнечными лучами в горячую сковородку. Сквозь прозрачный фонарь кабины он видел как рядом другая «птица» в нетерпении приседала на журавлиных ногах.
Подобно атлетам перед началом выступления машины поигрывали мощью своих моторов, стремились в родную стихию, но что-то сдерживало их до поры, не пускало в небо.
Ни с того ни с сего Малишису вспомнился рассказ приятеля... ну, ясное дело, бывшего, поскольку теперь-то они смертельные враги. Вот ведь как жизнь повернулась! Сегодня между ними совсем другой расклад имеется: кто кого, то есть.
А тогда в далекой России во время стажировки тот хвастался как творил беспредел наемником в Сомали. Потом в Ираке умудрился и за тех и за других убивать. Кто больше заплатит, тот и заказывает музыку. Сам признался. Такая жизнь, получается. Ничего не поделаешь.
Тут он подумал, что у всех у них, если разобраться, собачья жизнь. Но он-то сам никогда не перебегал. Если уж подписался – забито! Сколько бы ни отвалили! Принцип такой. Совсем без принципов нельзя. Рынок сломаешь. Если информация о двойной игре просочится, ни те ни другие платить не будут. В общем, каждый из них заключает договор со смертью... Шансы – фифти-фифти! Остальное – в собственных руках. Не самый паршивый вариант, кстати. Бывало и похуже. В Эфиопии, например: тогда он один против троих оказался...
«Что-то я разговорился. Мысли эти – дерьмо! – неожиданно признался себе Малишис. – Какие ж это принципы? Обрывки туалетной бумаги, вот что это такое! Запомни: чище не значит чистый, а честнее – честный! Скажешь, жизнь заставила? Выбора не было? Как у проститутки: всегда имеется сопливая история про больную маму и голодного ребенка. Нет! Выбор всегда есть. Поздно заливаться слезами! – вдруг разозлился на себя Малишис. – Врубай форсаж и... Да поможет тебе Бог! Если он, конечно, есть, и по каким-то соображениям решит помочь именно тебе, а не твоему врагу. А что ты для этого сделал, приятель!? Почему возжелал только для себя одного льгот от Всевышнего? Бог – этот невидимый, неслышимый и неосязаемый – в прошлый раз уже побывал на твоей стороне. Но не всегда же так. Он великий уравнитель, Бог. Почти как его величество, Кольт...»
По жребию Малишис взлетал вторым.
Машина противника рванулась с места, и время пошло.
Диспетчер дал разрешение на взлет.
Малишис почувствовал, как мгновенно вскипела кровь, как будто в вены впрыснули экстракт пеперони, и плавно переместил рычаг на положение «форсаж». Навалилась тяжесть. Машина побежала туда, где в колышущемся мареве только что исчез его, теперь уже смертельный, враг.
Под брюхом самолета земля отцепилась от шасси и стала быстро проваливаться вниз. Русская машина вела себя великолепно, и он подумал, что у Фалькона, конечно, электроника покруче, но планер все же у «МиГа»... Послушный, как хорошая лошадь. Одним словом – сool!
Машины стали расходиться на исходные позиции – таковы правила. Без правил нельзя. Это не дворовая драка, где можно изловчиться – и коленом по яйцам! В джекпоте – большие бабки. Одна машина чего стоит!
Он посмотрел на приборы: высота – 300, скорость – 450. Нужно было выйти на эшелон 400; его хэдинг – юг.
Малишис обрадовался – на юге ему всегда везло. Он вспомнил брюнетку из Сан-Паулу. Жаркая была штучка... он даже немного влюбился. Потом мысли о ста тысячах – новеньких, хрустящих – безжалостно вытеснили брюнетку из головы. Чтобы бабки истратить самому, а не на похороны нужно ухитриться на триста первой секунде зайти ему в хвост. Главное, вынести перегрузку – кто бОльшую вынесет, тот и зайдет в хвост... Всё просто! Но тот тоже не green horns[35] – тогда в России показал неплохой класс. Русский майор хвалил обоих.
Миновав красный монгольфьер, Малишис ушел дальше в океан и совершил разворот.
— Красный! Доложи готовность, Красный!..
Это «Земля»; нужно ответить.
— До рубежа четыре тысячи! Высота четыреста двадцать... скорость 475... Красный готов! Over!
— О'кей, сближение, до рубежа даю тридцать... не спеши на тот свет, приятель... God bless you![36]
В это время Алёна, не ведающая о мыслях, проносящихся в голове Малишиса, снимала происходящее на неучтенную Вовиком девятнадцатую видеокамеру. Рядом, намертво прилипнув к окулярам биноклей, Максимов с Филом следили за последним актом драмы, разворачивающейся в небе над ними.
А посмотреть, действительно, было на что.
Красивая была картина – чего не отнять того не отнять. Над океанским простором, расцвеченным в бирюзовые тона, красная машина сделала боевой разворот вокруг монгольфьера, похожего издалека на запущенный каким-то шутником огромный перевернутый плод инжира. Маневр добавил немного высоты, и самолет исподволь, как бы нехотя, лег на курс. С оглушительным треском расколов небо над утесом, оставляя за собой зыбкую пелену истекающих из сопел раскаленных газов, он ушел навстречу противнику.
Где-то посередине между монгольфьерами, несколько в стороне от линии их соединяющей, завис вертолет съемочной группы – в бинокль был хорошо виден парень в наушниках с камерой, легкомысленно свисающий из сдвинутой двери.
Похожие на журавлей с застывшими, отведенными назад крыльями, самолеты стремительно сближались – столкновение казалось неизбежным.
Сердобольная Алёна зажмурила глаза, и вдруг…
За ничтожную долю секунды до того как слиться в огненном объятии, машины разошлись в разные стороны.
Совершив эту небезопасную рокировку, противники умчались в направлении воздушных шаров. Все происходило так низко, что наши отчаянные искатели приключений, как по команде, втянули головы в плечи, когда одна из машин, выплюнув короткий язык пламени и дохнув керосиновым перегаром, прошла над ними.
Самолеты достигли рубежей разворота одновременно и, выполнив вираж, вновь развернулись друг другу, как будто какая-то неодолимая сила вновь поманила их на смертельное свидание. Огонь был открыт, когда они сблизились до нескольких сотен метров.
– Ну, что я говорил! – почему-то шепотом «заорал» Максимов. – Однако, ситуация обостряется.
Похоже, ни один из самолетов все же не был задет, и они опять, чудом проскочив друг мимо друга, разошлись невредимыми.
— Мальчики, а может все же у них патроны холостые? – с надеждой в голосе предположила Алёна.
— Когда эти придурки на самом деле поубивают друг друга, поймешь какие у них патроны, – огрызнулся Максимов.
А тем временем самолеты, развернувшись, вновь стали сближаться.
В этот момент они были похожи на дуэлянтов, сходящихся к барьеру, и, когда до роковой черты остался последний шаг, они неожиданно взмыли вертикально вверх.
Турбины взревели на форсаже…
«Вот и всё, приятель... Приговор окончательный – обжалованию не подлежит. Забыл ты наставления майора Панина, – промелькнула в голове у Малишиса злорадная мыслишка. – А ведь неоднократно предупреждал он нас, дружище… вспомни его наставление: «Don’t show off without need»[37]. Ты совершил ошибку, приятель, и придется расплачиваться. Что, поделаешь – не вовремя ты выполнил переворот Иммельмана , дружище, не вовремя… И перевернуть самолет поспешил – вот и скорость потерял… Видишь, к чему привело твое ненужное пижонство? Теперь я у тебя в хвосте, приятель…»
Цель в трех сотнях метров впереди рыскала «блинчиком », пытаясь вырваться из перекрестия прицела. Малишис сосредоточил внимание на языках пламени, вырывающихся из сопел машины впереди. Палец отработанным движением откинул предохранитель и лег на гашетку.
«Все, пора! Прости, дружище, ничего личного…».
Орудие выпустило из ствола рой смертоносных пчел. Скорость снарядов не ощущалась, и они казались неторопливыми светлячками, выпущенными из рогатки.
Малишис видел, как один из них задел правое крыло машины впереди. Но, удивительно – ничего не произошло! Она продолжала полет как ни в чем не бывало.
— Показалось, – сообразил он, стараясь снова поймать мишень в прицел.
И тут с кромки ее крыла сорвалась тонкая белая лента; на миг пропала, потом снова возникла и, быстро распухая и меняя цвет, на глазах стала превращаться в черный поток толщиной с доброе бревно.
— Йесс! – вырвалось у Малишиса.
Самолет впереди клюнул носом, как заснувшая на насесте курица… казалось – завис на мгновение и, описав широкую дугу, медленно стал падать в океан.
