Юрий Григ - Пусть умрёт
Обзор книги Юрий Григ - Пусть умрёт
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I ЗАКОЛОТ МЕЧОМ, НЕ ИНАЧЕ
...Например, откуда я знаю, что вы
недавно сильно промокли и что
ваша горничная большая неряха?
А. Конан-Дойль. Скандал в Богемии
Ранним утром в одном из многочисленных водоемов, затерявшихся среди скучных жилых массивов на окраине Москвы, был обнаружен труп человека.
Середина августа едва миновала, но природа совершила первую попытку напомнить горожанам о непродолжительности здешнего лета – вода была темной, по-осеннему холодной, и изрядно измучена бесчисленными оспинами наскучившего всем дождя. Не верилось, что всего неделю назад здесь стояла настоящая тропическая жара.
События, которые предшествовали страшной находке, были, если хотите, весьма обыкновенны. Тем не менее, сказать несколько слов о них придется, поскольку как бы ни были банальны сопутствующие подобным случаям обстоятельства, никто и никогда не сможет с уверенностью утверждать, что они никоим образом не отразятся на дальнейшем. То есть, нет смысла прятать от читателя ружье в первом акте, если оно неминуемо выстрелит в последнем.
Итак, тело обнаружили три весьма колоритные личности.
Все случилось, когда они сосредоточенно давили стоптанными башмаками взбухающие в лужах на асфальте дождевые пузыри.
Оговоримся сразу: смешно предполагать, что им вдруг захотелось прогуляться рано поутру для получения заряда бодрости на весь день – да еще в такую унылую погоду. Не-ет... В их глазах горел иной огонь, друзья!
Но… всё по порядку.
Внешность всех троих не оставляла сомнений в их социальной принадлежности: мягко выражаясь, бродяги или по-нашему – бомжи, коих мы частенько совершенно безосновательно считаем людьми низшей касты и в результате недолюбливаем, сторонимся, словом, гнушаемся какого-либо общения с ними. А зря! Среди этих изгоев общества нередко попадаются весьма интересные и даже симпатичные личности. Нам, благополучным гражданам, не следует забывать, что они своего рода плоть от плоти нашей, и чаще вспоминать мудрую поговорку: «от тюрьмы и от сумы не зарекайся».
Возвращаясь к нашим любопытным персонажам, следует заметить, что одежда их отличалась экстравагантностью, а ее цветовая гамма озадачила бы любого, даже самого смелого кутюрье. Старший отличался багровым цветом лица, а нос его мог соперничать с баклажаном не только формой, но и цветом; глаз второго, помоложе, украшал гигантский бордовый синяк, напоминающий размерами генетически модифицированную сливу; третий, несмотря на ранний час, был просто пьян (косвенным свидетельством тому служил факт, что туфля на его левой ноге явно не имела никаких даже отдаленных родственных отношений с правой).
Решив срезать путь к станции метро, компания двинулась напрямик через рощицу, живописно обрамляющую замысловатую прибрежную линию залива, образованного в этом месте Москвой-рекой, и вскоре вышла к берегу. Беседуя, они продолжили путь вдоль кромки воды. Легкий, серовато-белесый туман слоился над поверхностью водоема…
В тот момент, когда мы (привыкшие повсюду совать свой нос) обратили на них внимание, тот, что постарше, громко разглагольствовал на неумирающую тему: «В чем смысл жизни?». И, надо признать, имел на это право – в своей прошлой жизни, да будет известно, этот человек преподавал философию.
Нет! Не подумайте, он не плакался, сожалея о прошлом. Просто-напросто осознал, что все люди, в сущности, неразумные дети. Да, да! Они не в состоянии постигнуть того, что с ними происходит – какие силы возвеличивают их и что приводит к катастрофическим падениям.
Плодом раздумий о том, как отстоять место под солнцем, не подвергаясь опасности быть раздавленным безжалостным катком рока, стала довольно забавная, собственноручно состряпанная концепция. Ее главный принцип гласил: нужно перестать увлекаться прогрессом – по крайней мере, в его нынешней форме. Люди постоянно должны помнить, насколько уязвима отделяющая их от животного состояния тончайшая ткань.
Таким образом, сегодня этот, внешне весьма уморительный, человек терпеливо втолковывал основные идеи, заложенные в фундамент своего учения, двум собратьям по несчастью, очевидно, также переживающим в данный момент очередную, по всем признакам не самую удачную реинкарнацию. Хотя, если вдуматься и рассмотреть вопрос с точки зрения вышеупомянутых логических построений, то называть их несчастными, по меньшей мере, спорно, поскольку именно в этом противоречии и кроется единство мизерного существования и духовной свободы от условностей бытия.
– Краеугольным камнем моей теории является культ самоограничения и нестремления к благам цивилизации, равно как и групповое самоотречение в условиях фактической инфильтрации в окружающую социальную среду; в малоконтактной форме, – втолковывал он своим спутникам поучительным тоном, отчего сказанное не становилось понятнее.
– Ни хрена себе загнул, – отреагировал один из слушателей, хихикнув. – Чё?.. Инфитрация?
– Фигня, – безапелляционно констатировал другой, поковырявшись в ухе ногтем, отороченным траурной каймой.
– Инфильтрация... – терпеливо поправил их "лектор", – взаимопроникновение без нарушения структуры материи, каковой бы она ни являлась. Фигурально выражаясь – дрейф одной субстанции в другую.
– Ты че, Федорыч, по-человечески объяснить не можешь?! – слегка взбунтовался первый.
– Ну, – поддакнул второй, мотнув нечесаной головой и демонстративно повинтив по и против часовой стрелки воображаемый шурупчик в области своей правой височной кости.
Видно было – аудитория недостаточно подготовлена. Впрочем, докладчика данное обстоятельство не обескуражило.
— Современные отшельники не обязаны удаляться от общества в далекие скиты. Напротив, они могут вполне эффективно следовать своему особому жизненному укладу, находясь в гуще событий. Просто взаимодействие с окружением в таком случае сводится к минимуму, необходимому для отправления сугубо физиологических потребностей. В остальном же, в смысле психическом, члены подобной ячейки живут как бы в параллельном мире, не пересекаясь интеллектуально с обществом. Да-да, друзья, – продолжал он, – еще Сенека, наставник императора Нерона, стоик, в своем трактате «О краткости жизни» категорически отвергал стремление к накоплению материальных ценностей.
— Эт че, барахло что ли? – спросил один из слушателей.
— Именно! Как точно подмечено, Синяк. Вся эта шелуха так и называется – ба-ра-хло!
Федорыч вдруг резко остановился, запустил руку за пазуху и, покопавшись, выудил оттуда плоскую, отливающую тусклым блеском нержавейки, фляжку, наподобие тех, что так популярны у рыболовов и футбольных фанатов. Затем потряс ею возле уха, выгибая шею примерно так, как это делает настройщик рояля, прислушиваясь к чистому звучанию камертона, и, расслышав заветное бульканье, просветлел лицом. Скрутив колпачок, он произнес:
– Abusus non tollit usum!
И сделал глоток под завистливыми взглядами товарищей. Но затем, отерев губы рукавом и исполнившись жалости, великодушным жестом передал вожделенный напиток одному из них.
— Злоупотребление не отменяет употребления, – перевел он сказанное. – Сенека учил нас: бедна и весьма кратка жизнь того, кто с великими усилиями приобретает то, что еще с большими усилиями должен удерживать.
— Федорыч, ты чё книжку не напишешь, а? – поинтересовался один из «студентов».
— И я говорю, – опять поддакнул второй.
— Интриги, друзья, интриги, – пафосно ответил Федорыч и печально вздохнул. – И потом… все норовят украсть идеи, мысли и даже чувства.
На некоторое время все замолчали. В наступившей тишине , кажется, даже послышалось, как мозги этих двоих со скрипом усваивают сказанное.
— Ну... – прервал неуверенным мычанием повисшую паузу тот, что с синяком, – так эт-ж... мы и так не особо, эта… пересекаемся.
— Вот-вот, друзья. В этом и кроется драматический аспект нашего положения. С другой стороны в полном соответствии с законами диалектики сама драма порождает свою антитезу. Я поясню… несчастье наше в том, что мы не можем до конца вкусить все блага цивилизации. Удача же, напротив, в том, что случись катаклизм, от которого не застрахована ни одна экономическая система, переход в иное, более близкое, гхм... – он смутился, но слово подобрал удачное, – …к естественному, состояние, не будет для нас таким болезненным, как для других. Вероятней всего, друзья мои, мы попросту ничего не заметим.
— Г-гы... – засмеялся ни к селу ни к городу второй, с разнобойной обувью. Было непонятно, что именно из сказанного Федорычем вызвало в нем эту реакцию – последнее, предпоследнее или еще более раннее.
