Юлия Кова - Живой журнал
«Что ж, эта женщина всё-таки меня „прочитала“…»
— Да, больше мы не увидимся, — честно ответил ей я. — Впрочем, однажды… может быть, мы с тобой ещё один раз и встретимся.
— Где и когда? — с грустной усмешкой спрашивает Ира.
— В Лондоне, на Ламбетском мосту. — Я ответил без тени иронии.
— Снова шутишь?
— Нет.
— Ладно, хорошо… Ну что ж, прощай, — еле слышно говорит Ира.
— Уходи первой. — Я подал ей её AGV. Ира надела шлем. Несколько мучительных секунд она смотрела на меня из-за непроницаемого визора. Потом нажала на газ и уехала. А я стоял и глядел ей вслед. Мне её уже не хватало…
Меня всегда убивало то, что я чувствовал к ней. Только она — она одна! — всегда делала меня слабым. Сколько я себя помнил, она всегда наносила мне поражение, раз за разом, удар за ударом. Шесть лет назад она почти убила меня, но я смог забыть её и начать свою жизнь заново. Всего десять часов назад она попыталась сыграть против меня, и я показал ей, что я могу с ней сделать. Почти сломав её, я пожалел её и отыграл всё обратно. В ответ Ира сама потянулась ко мне, и я сдался ей и снял перед ней маску. Увидев моё настоящее лицо, утром Самойлова поехала к Фадееву сама. Сама во всём разобралась, и показала мне, что она может со мной сделать. И при этом, все эти годы за её спиной стоял кто-то, кого она любила так, как любил ее я. Этого-то я и не простил ей…
А потом пошёл дождь. Я всегда любил дождь, я даже пальцами, как он, барабанил. Я всегда знал, что там наверху есть кто-то, кто плачет за таких вот, как я. За таких вот засранцев, которые никогда не плачут, и которые могут всё. Я-то точно мог всё. Это судя по тому, что я только что сделал…
— Ну, ты и красавчик, Сергеич.
Я очнулся: рядом со мной стоял Колобок.
— В смысле? — снимаю свой шлем-интеграл с ручки байка.
— Ну, в том смысле, что ты, судя по всему, уже распечатал эту сучку? Скажи, первооткрыватель, а эта девочка всем дает? — Колобок злобно улыбается, а я вижу на его лице ревность.
— Знаешь, Колобок, эта «девочка» — кстати, её зовут Ириной Игоревной — она вообще никому и ничего не даёт.
— Да-а? Это ещё почему? — скалится Колобок.
— Да, наверное, вот поэтому. — Перекинув шлем в правую руку, я двинул Колобку левой промеж глаз. Дал так, как привык — обойдясь без айкидо, техник и стоек. Вломил со всей силы, вложив в свой удар всю свою мощь и всю горечь своей потери. Словно в замедленной съёмке нос Колобка хрустнул и перекосился. Его лицо залила кровь, и оно утратило форму и очертания. Завопив, как гиена, Колобок начал пятится, но оступился и завалился на правый бок. Я закрыл глаза и досчитал про себя до пяти, давая Колобку шанс подняться, укатиться куда подальше — ну, или кинуться на меня, чтобы я дал ему уже правой.
— Сволочь, сука, да я тебя пристрелю, — слышу я. Открываю глаза: здоровенный мужик медленно поднимается с асфальта и вытряхивает из портупеи «чезет». Матерясь, Колобок начал наводить на меня ствол. Много лет назад я вот так же смотрел в смертоносную точку дула точно такого же пистолета. Из того пистолета меня убивали. Тогда я очень испугался. Но сейчас страха не было. Я глядел на Колобка и терпеливо ждал, когда наши взгляды встретятся. И я дождался. Не знаю, что именно Колобок прочитал на моём лице, но он побледнел, зрачки его глаз расширились и напрочь съели радужную оболочку.
— Я.… я.… — опуская оружие, неловко пробормотал Колобок, — короче, я тебя понял. Я скажу ребятам, чтобы к ней больше никто не подходил… что ты запретил и близко подходить к ней.
— Вот теперь, Лобов, ты действительно меня понял.
Надев шлем, я обнял коленями серебристый бок «большого гуся» и отправился на Ленинский проспект. Двигаясь по шумной, запруженной машинами, улице, я гнал туда, где на Житной располагалось Министерство внутренних дел России. Через пятнадцать минут, входя в знакомое белое здание, я уже имел в голове готовый план разговора с Добровольским.
Генерал-полковник МВД, Владимир Петрович Добровольский был руководителем моей группы в Интерполе. Сама группа относилась к юрисдикции Национального Центрального Бюро Интерпола в Лондоне, и там я подчинялся Мари-Энн Бошо, которой был обязан докладывать о каждом своём шаге. Теперь я хотел добиться, чтобы Добровольский хотя бы на десять дней избавил меня из-под её опеки. А ещё я хотел получить допуск к секретным архивам Первого Государственного управления КГБ СССР, где, как я уже понял, хранилось дело моего погибшего отца. Именно там мог быть спрятан ключ к позывному «Омега». Этот человек тридцать два года назад объявил в розыск брата Иры. И если вопреки здравому смыслу брат Иры был всё ещё жив, то и я, в свою очередь, мог попытаться найти его. Разговор с Добровольским был долгим, я крутился и изворачивался, как мог, но всё-таки убедил его. После всех колебаний Добровольский обещал связаться со мной ровно через сутки. Абсолютно вымотанный, я выполз из здания МВД и посмотрел на часы: было уже десять. Не заморачиваясь сообщениями своей великодушной Терентьевой, я сделал небольшой крюк на Юго-Западную и проехал через двор, где жила синеглазая женщина. Там мне повезло найти её кроссовер. Воспользовавшись случаем, я обновил в её «туареге» «жучок» и послал обновлённую ссылку Фадееву.
«Принято, — пришёл мне ответ от Дядьсаши. — А теперь отдыхай, Андрей».
Но вместо того, чтобы послушаться своего Учителя — onshi, я поднял голову и нашёл окна Иры. Из них в ладони ночи лился мягкий золотистый свет. Подумав, я сел на бордюр рядом с её машиной и достал сигарету. Выкурил первую, потянулся за второй, щёлкнул колесиком «крикета» и уже готовился закурить по новой, когда заметил, что в окнах Иры темно. И вот тогда я понял: моё сердце, которое всегда узнавало её раньше моих глаз, больше её не видит. Оно перестало чувствовать её и почти совсем отпустило. В душе у меня снова были простор, пустота и одиночество. Злость, ненависть, страсть, влечение, желание, ревность — убивавшая меня и убитая мной любовь — все эти чувства разом покинули меня и канули в Лету памяти.
Я вырулил со двора Самойловой и поехал домой. Мне предстояло еще одно, последнее на сегодня дело. В 20:45 я отпирал ключами дверь своей квартиры. Стянул куртку, включил свой плейлист на «YouTube» и нашел сингл Сии Ферлер32. Есть мне совсем не хотелось, и я нажал кнопку на кофеварке. Приглядывая за кофемашиной, вытащил из холодильника бутылку виски, прибавил к ней кусок пармезана. Потом тяжело вздохнул и с неохотой набрал длинный лондонский номер.
