Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя
Но самое лучшее — то, что я изобью Уилкокса в кашу. Я! Руками его отца. С какой стати мне из-за этого переживать? После всего, что Уилкокс делал со мной. И ни тот, ни другой об этом никогда не узнают. Идеальная месть. И вообще Келли преувеличивает. Ни один отец не станет так уж жестоко избивать сына.
Послышались шаги на ступенях — на башню кто-то лез. Я торопливо сунул богатство в карман, снова уселся на колючий коврик, и дивная мысль скользнула ко мне в голову как раз в тот момент, когда я соскальзывал вниз: за шестьсот фунтов можно попробовать купить «Омега Симастер».
Сегодня я закладывал виражи, как истинный повелитель «Головоломного склона».
* * *— Эй, — сказал Дин, когда толпа несла нас мимо палатки с жареной картошкой, — да неужто это твой папка?
«Не может быть», — подумал я, но это был именно он. В плаще, как у лейтенанта Коломбо, и офисном костюме. На лице морщины — словно их с силой загладили утюгом. Я подумал, что папе не помешал бы очень длинный отпуск. Папа ел жареную картошку из газетного кулька деревянной вилкой. Бывают сны, в которых вполне нормальные люди появляются в совершенно ненормальных местах, и сейчас я как будто попал в такой сон. Я не успел сообразить, почему нам надо срочно уносить ноги — папа нас заметил.
— Привет, ребята.
— Добрый вечер, мистер Тейлор, — Дин говорил с опаской. Они не виделись еще ни разу после той истории с мистером Блейком, в июне.
— Привет, Дин. Как рука?
— Спасибо, ничего, — Дин пошевелил рукой. — Как новенькая.
— Рад слышать.
— Привет, папа, — я тоже нервничал, сам не зная отчего. — Что ты тут делаешь?
— Я не знал, что мне нужно твое разрешение, Джейсон.
— Нет, нет, я не то имел в виду…
Папа старался улыбнуться, но получилась только болезненная гримаса.
— Знаю, знаю. Что я тут делаю? — папа выудил вилкой кусочек картошки и подул на него. — Видишь ли, я ехал домой. И увидел весь этот шум и тарарам.
Голос у него был какой-то странный. Мягче обычного.
— И решил, что не могу же я пропустить Гусиную ярмарку. Решил побродить немного. Унюхал вот эти, — папа встряхнул газетным кульком. — Ты знаешь, мы одиннадцать лет живем в Лужке Черного Лебедя, и я первый раз выбрался на Гусиную ярмарку. Я все собирался сводить и тебя, и Джулию, когда вы были маленькие. Но что-то важное мне всегда мешало. Что-то очень важное… не помню что.
— Ой, да. Мама звонила из Челтнема. Велела передать тебе, что в холодильнике киш. Я оставил тебе записку на кухонном столе.
— Очень любезно с твоей стороны. Спасибо, — папа воззрился в глубины своего кулька, словно там были написаны ответы на его вопросы. — Эй, а вы-то поели? Дин? Хотите жареную картошку с чем-нибудь?
— Я съел сэндвич и вишневый йогурт перед тем, как выйти из дому, — я не стал упоминать про яблоко в карамели на случай, если оно окажется выброшенными деньгами.
— Я съел в этом ларьке три «Всеамериканских гурманских хот-дога». Я их горячо рекомендую, — Дин похлопал себя по животу.
— Отлично, отлично, — папа сжал голову руками, словно она у него болела. — А. Позволь, я тебе, э…
Папа сунул мне в руку две новенькие фунтовые монеты. (Час назад два фунта показались бы мне сокровищем. Сейчас они не превышали одной трехсотой моего состояния.)
— Спасибо, папа. А ты не хочешь… э…
— Я бы с удовольствием, но меня ждет такая огромная куча бумаг, что они уже начали размножаться делением. Мне нужно строить планы. Стелить постели и раскладывать в них горячие грелки. Нечестивым же нет покоя, как говорится. Дин, рад был тебя повидать. У Джейсона теперь свой телевизор в комнате — он наверняка хвастается не смолкая. Приходи смотреть. Что этому телевизору зря там… ну, в общем… стоять…
— Большое спасибо, мистер Тейлор.
Папа швырнул кулек в бочку для мусора и пошел прочь.
«А что, если ты его видишь в последний раз?» — подтолкнул меня Нерожденный Близнец.
— Папа!
Я подбежал к нему и заглянул в глаза. И вдруг понял, что почти догнал его ростом.
— Я хочу быть лесником, когда вырасту.
Я ведь не собирался ему рассказывать! Папа вечно критикует мои планы.
— Лесником?
— Да, — я кивнул. — Человеком, который следит за лесами.
— М-мм, — это самое близкое к улыбке, что бывает у папы. — Я вижу тут одну проблему.
— Ну. Да. За каким-нибудь лесом. Во Франции. Может быть.
— Тебе придется учиться изо всех сил, — папа сделал лицо, которое означало «могло быть и хуже». — Налегать на естественные науки.
— Значит, буду налегать.
— Будешь, я верю.
Я никогда не забуду сегодняшней встречи с папой. Я это точно знаю. А он? Или сегодняшняя ярмарка для него одна из тех вещей, про которые забываешь и даже никогда не вспоминаешь, что забыл?
— Что там насчет телевизора? — спросил Дуран.
— Он работает только если придерживать антенну, а тогда приходится сидеть так близко, что ничего не видно. Подожди меня тут минутку, а? Я только сбегаю в лес поссать.
* * *Я бежал трусцой по общинному лугу, и Гусиная ярмарка таяла, опадая. Шестьсот фунтов: шесть тысяч батончиков «Марс», сто десять пластинок, тысяча двести книг в бумажных обложках, пять велосипедов «Рэли грифтер», четверть «Морриса-мини», три игровые приставки «Атари». Шмотки, за которые Дон Мэдден будет танцевать со мной на рождественской дискотеке. «Мартенсы» и джинсовые куртки. Тонкие кожаные шнурки на шею с подвесками-роялями. Рубашки, розовые, как лососина. «Омега Симастер де Вилль», сотворенные седовласым швейцарским часовщиком в 1950 году.
Старая автобусная остановка высилась, как контейнер с темнотой.
«Я же тебе говорил, — сказал Глист. — Его тут нет. Иди обратно. Ты сделал все, что мог».
Темнота пахла свежим табачным дымом.
— Уилкокс?
— Иди на…
Уилкокс зажег спичку, и на секунду в темноте повисло, мерцая, его лицо. Под носом что-то темнело — возможно, стертая засохшая кровь.
— Я кое-что нашел.
— А почему меня это колышет? — до него явно не доходило.
— Потому что это твое.
Голос Уилкокса дернулся, как собака на цепи.
— Что?
Я выудил из кармана бумажник и показал ему.
Он вскочил и выхватил бумажник.
— Где?
— Возле электромобилей.
Он явно обдумывал, не вырвать ли мне горло.
— Когда?
— Пять минут назад. Он завалился в щель у края.
— Тейлор, если ты взял хоть сколько-то из этих денег, — дрожащие пальцы извлекли пачку банкнот из бумажника, — считай, ты покойник!
— Ну что ты, Росс, не стоит благодарности. Честно. Я знаю, ты бы сделал для меня то же самое. Я даже не сомневаюсь.