Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2012)
«А у нас после крушения СССР новая Россия так и не удалась. Случилась пока только прискорбная прореха на человечестве. Строить другую страну будут уже, вероятно, другие. Возможно, те, кому сейчас 10 — 20 лет. А может, уже и некому будет строить, не знаю. Китай не спит. Как мне сказал востоковед Александр Сенкевич, надежду для русского языка даёт лишь то, что он может стать общелитературным для всех китайцев и синометисов. Может быть. Есть надежда, что в Великом Китае ничтожное русское творческое меньшинство окажет какое-то воздействие на культуру. Хотя исторический опыт показывает, что Китай переваривал без остатка ещё и не такие влияния».
Владимир Пастухов. Конвульсии перед бурей. — «ПОЛИТ.РУ», 2011, 20 октября < http://www.polit.ru >.
«Это что-то неуловимое, что носится в воздухе, что мозг отталкивает от себя, пытаясь не впускать в зону анализа. Мир задвигался, и эти ерундовые вакханалии, которые сами по себе ни о чем серьезном не говорят, которые мало чем отличаются от вакханалий прошлых десятилетий (ведь были разного рода бунты и протесты, были и битые витрины и марши), на самом деле, скорее всего, являются предвестниками вещей очень и очень серьезных. Эти бунты, как мурашки по коже, пробегают, на самом деле, от страха. А страх — неосознанный пока, инстинктивный — присутствует повсюду. В основе этого страха лежит уже произошедшее на подсознательном уровне принятие двух простых истин: мир никогда не будет таким, как прежде; возникшие как итог более чем полувекового послевоенного развития противоречия на самом деле неразрешимы. Противоречия современного мира могут быть уничтожены только вместе с этим миром. Последнее все начинают если не понимать, то чувствовать, и это рождает неопределенность, которая имеет два измерения: непонятно вообще, каким будет новый мир; непонятно, насколько болезненно будет происходить уничтожение старого мира, не будет ли это последний транзит в истории человечества. Потому что мир — это все мы, его нельзя уничтожить, не задев каждого в отдельности».
Перспективы всегда остаются прекрасными. Поэт Игорь Меламед всю жизнь пишет одну и ту же книгу. Беседу вела Елена Генерозова. — «НГ Ex libris», 2011, 13 октября < http://exlibris.ng.ru >.
Говорит Игорь Меламед: «Я и прежде по причине слабого здоровья не чувствовал себя человеком молодым и полным сил, а теперь как будто переступил официальный рубеж [50-летия]. Самое печальное, что ко многому наступает безразличие, что я становлюсь все более ленивым и нелюбопытным. Современную словесность (включая стихи в журналах), как правило, сонно пробегаю глазами и тотчас же забываю просмотренное. Даже плохо помню рецензии на свою собственную книгу».
«О перспективах может говорить только Господь Бог. Но если подходить проще, так сказать, по аналогии, то перспективы, увы, печальные и отчасти даже кошмарные. Кое-кому, правда, мерещится расцвет поэзии и даже ее возрождение на манер Серебряного века. А по мне, мы катимся в ту же пропасть, падаем в ту же яму, куда упала западная поэзия и западное искусство в целом. Это прогноз вообще, „человеческий, слишком человеческий”. Но ведь для Бога нет невозможного. В любой момент и у нас, и в Европе, и в Африке может появиться новый великий поэт — совершенно необъяснимым образом, по произволению свыше, без всякой причинно-следственной связи».
Русский поэт Томас Транстрёмер. Беседовали Дмитрий Волчек, Наталья Казимировская. —« SvobodaNews.ru », 2011, 12 октября < http://www.svobodanews.ru >.
Говорит Илья Кутик: «Вообще, в Транстрёмере главное — интонация, то есть интонационно он поэт такой же неуловимый и элегантный, как Верлен, нащупать эту интонацию довольно сложно. Я стал думать, как это сделать, потому что перевести то, что там написано, не так уж сложно, но перевести так, чтобы это еще оставалось стихами — самое основное. Моей главной задачей было перевести так, чтобы русский читатель его мог полюбить. Как найти эту грань? Чисто версификационно и образно Транстрёмер действительно очень похож на Бродского, близок невероятно, но интонация там все же другая, там нет рифм и нет лирического героя Бродского (Транстрёмер — сторонний наблюдатель, смотрящий совершенно из другой точки, не из себя, а извне). То есть образно-версификационная ткань похожа, а интонация — вроде и та, но другая. Потом я стал думать: какие у нас в русской поэзии есть образцы поэтов, невероятно полюбившихся русскому читателю, вне зависимости от того, каков это поэт на своем собственном языке. Первое, что мне пришло в голову, это Лорка в переводах Анатолия Гелескула. То, что сделал Гелескул, влюбило в себя читателей навсегда, это стало великим фактом русской поэзии. То есть в этом вот смысле задача моя была похожей — сделать Транстрёмера таким же возможным для любви, как это произошло с Лоркой или с Верленом, который существует в блестящих переводах, в том числе и Бориса Пастернака».
Александр Секацкий. Вот такая загогулина… — «Новая газета», 2011, № 113, 10 октября.
«Есть веские основания полагать, что и сегодня национальная идея обеспечивает примерно то же, что в архаике обеспечивалось принадлежностью к тотему Ягуара в отличие от тотема Койота, а именно — знак Отличия. Его недостаточно, чтобы предстать в лучшем виде пред миром, но он важнейший среди знаков, позволяющих в мире не затеряться…»
«А у англичан? Имперская идея насчет бремени белого человека широко разрекламирована, а вот национальная глубоко скрыта. Но случаются проговаривания. Например, стоит задуматься над метким замечанием Сэмюэла Батлера: „Англичане еще простили бы Дарвину его концепцию происхождения человека от обезьяны, но вот уж чего душа британца действительно не могла вынести, так это утверждения, что и англичане тоже произошли от обезьян”…»
Тимофей Сергейцев. О правом и левом политическом гуманизме. Что есть человек в актуальных политических концепциях. — «Однако», 2011, № 34 < http://www.odnako.org >.
«Утверждение, что никакие другие виды не ограничивают популяцию людей, верно не абсолютно. Болезни (то есть микроорганизмы), принимающие масштаб эпидемий, делали это эффективно всего пару сотен лет назад (и, возможно, будут делать в будущем). Существует экзотическая точка зрения, что растения ограничивают популяцию человека через алкоголь, табак и наркотики. Эволюция нелинейна. Тем не менее биологический итог пока все равно в пользу людей — достаточно сравнить рост населения планеты в ХХ веке с ростом за все обозримое предыдущее время».
«Разделение стран на те, где сосредоточена деятельность, и те, население которых в основном „лишнее”, лишь подводит нас к новому глобальному конфликту. Если это верно, то освоение европейских цивилизационных институтов всеми странами мира и их переход на низкие показатели рождаемости в силу цивилизационного уклада — единственная защита их населения от будущего истребления».
Саша Соколов. «Сколько можно на полном серьезе мусолить внешние признаки бытия?» Беседу вела Ирина Врубель-Голубкина. — « OpenSpace », 2011, 31 октября < http://www.openspace.ru >.
«Обэриуты мне никогда не нравились. Какие-то отдельные кусочки, детали, может быть. Впечатлял Хлебников, конечно, его формальные находки прекрасны. Однако большие поэмы излишне сумбурны, смутны. А Маяковский — самый близкий».
«Когда я познакомился со смогистами, они еще не были СМОГом — это была группа, которая только намечала путь. <...> СМОГ был для меня слишком угарным, богемным, через год я отошел».
«В Древней Элладе о недостойном, никуда не годном гражданине могли сказать: „Сей не умеет ни писать, ни плавать”. Я всегда старался быть хорошим эллином. Кроме плавания, практически всю жизнь занимался всякого рода атлетикой. Примером мне служили утонченные любители тяжелого металла Тютчев и Юрий Казаков. Существовать в неуклюжем теле было бы странно».
Александр Терехов. «Чувствовал себя разведчиком и волшебником». Беседу вел Игорь Панин. — «Литературная газета», 2011, № 43, 2 ноября < http://www.lgz.ru >.
«Если говорить о малозначащих подробностях, мне жаль, что текст, больше десяти лет существовавший для меня под названием „Недолго осталось”, напечатан под архитектурно-стоматологическим именем „Каменный мост”. Стыдно, что в обложечной аннотации герой назван „бывшим эфэсбэшником”. Ну и самое главное: всё это задумывалось как „книжка с картинками” — роман с подлинными фотографиями, рисунками, документами, записками, но издательство не рискнуло: всё-таки и без того много страниц, никому ничего не говорящее имя автора…»
