Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2005)
Говорит Юрий Кублановский: “Я веду дневниковые записи с конца 80-х годов. Но свет они увидят уже после меня, примерно в 2020 году, если, конечно, к этому времени еще останутся люди, способные читать подобные объемные книги и которым все это будет интересно. Мой дневник — о бытовании общества в постсоветское время, к сожалению очень мутное”.
Анатолий Приставкин. Первый день — последний день творенья. Документальная повесть. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 4.
“Война не пришла к нам сразу. Это только в кино так изображается: стоят у репродукторов на площади люди с суровыми, угрюмыми лицами, а на следующий день идут записываться добровольцами и уходят на фронт. Может, так где-то и было, но не у нас в Люберцах…”
Роза Никому: поэзия Пауля Целана. — “Иностранная литература”, 2005, № 4 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Рубрика “Литературный гид”. “Впервые имя Пауля Целана я услышала от С. С. Аверинцева <…>” ( О. Седакова, “Пауль Целан. Заметки переводчика”). Здесь же: Борис Дубин, “Встреча на берегу сердца”; Пауль Целан, “Стихи”; письма Пауля Целана; Пауль Целан, “Противосвет”; “Краткая летопись жизни и творчества Пауля Целана”.
Андрей Рудалев (г. Северодвинск). Оправдание человека (по роману Виктора Астафьева “Прокляты и убиты”). — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 3-4, март — апрель.
“<…> он будто предстает перед Господом с ходатайством за человека”.
См. также: “Военная полка Сергея Белякова. Современная русская проза о Великой Отечественной войне” — “Урал”, Екатеринбург, 2005, № 5 <http://magazines.russ.ru/ural>; “Ошибается тот, кто считает роман Астафьева „религиозным” и даже „первым православным романом о войне”. Пусть вас не вводят в заблуждения евангельские эпиграфы. <…> В романе Астафьева убиты не все, но все прокляты. Не автором, конечно, но самой судьбой. Только вот сам писатель оказался по иронии той же судьбы певцом этого мира, этого царства. Ничто не удавалось ему так, как военная проза. Почти аркадская идиллия зимней уборки хлеба (в конце первой части романа) все же уступает в художественности отчаянной борьбе за Великокриницкий плацдарм. Злоба и ярость Астафьева, более не сдерживаемые цензурой, создали эту страшную книгу. „Прокляты и убиты” могут вызвать отвращение, неприязнь (из-за той же астафьевской злобы и натурализма, который и в „деревенский” период был ему свойственен), и все же на фоне литературных игр начала девяностых роман Астафьева стоит величественным и грозным монументом”.
См. также: Владимир Зубков, “Разрыв. Виктор Астафьев после „деревенской” прозы” — “Урал”, Екатеринбург, 2005, № 5; “Будучи точным барометром нарастающей дегуманизации современного мира в его отечественной модификации, поздняя проза Астафьева вырастает из рамок русской словесности в явление мировой культуры”.
См. также: Алла Большакова, “Красавицы на страшной дыбе” — “Вышгород”, Таллинн, 2004, № 3-4; о гендерном аспекте в прозе Астафьева 80 — 90-х годов.
Вячеслав Рыбаков. Китай: опыт воспитания бюрократии. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 4.
“Лицо общества определяется <…> тем, на какой эталон ориентируются в своем поведении обычные (и потому самые многочисленные в любом социуме) люди, какому стандарту они стараются подражать. Их жизненные цели все равно остаются самыми непритязательными, профанными — но операционные, так сказать, системы достижения этих целей, поведенческие стереотипы и критерии оценки чужих поступков в значительной степени меняются именно в зависимости от признанного эталонным поведения общественных кумиров. <…> социальная значимость идеалов, индивидуально вымышленных и вдохновенно привнесенных в общество их не-от-мира-сего творцами, заключается не столько в том, что все начинают следовать им и стремиться к интегрированным в них высоким целям, сколько в том, что под их воздействием могут быть облагорожены средства достижения целей неидеальных, обыденных”.
Дмитрий Рысаков. Материнская плата. Рассказ. — “Вестник культуры”. Печатный орган Белорусского литературного союза “Полоцкая ветвь”. Минск, 2005, № 2 (21).
“Осенью 90-х годов в пригороде Джезказгана Карагандинской области Чойболсан, Смолов и Полянский спустились в сорок пятую шахту и заблудились в ней…”
Петр Сапронов. От Руси до России вместе с Л. Н. Гумилевым. — “Посев”, 2005, № 4.
Против гумилевской теории “пассионарности”: “Можно было бы, наверное, и оставить его сочинения в покое, если бы не попытки утвердить их на неподобающем месте в русской культуре”.
Свидетель защиты. Беседу вела Юнна Чупринина. — “Итоги”, 2005, № 18 <http://www.itogi.ru>.
Говорит Светлана Алексиевич: “Было бы не до конца честно говорить, что в 2001 году я уехала [из Минска] сугубо по политическим причинам. Просто я поняла, что культура борьбы попала в ловушку. Для противостояния необходимы новые формы, слова и идеи, а их ни у кого нет. Мы долдоним одно и то же, как шаманы, и народ нам уже не верит. Чем опасны авторитарные режимы? Они навязывают нам примитивное мышление. Приезжайте в Минск, послушайте: о чем мы говорим? О Лукашенко. Серьезные разговоры, в которых мы были так сильны (впрочем, выяснилось, что только в них-то и были), исчезли...”
См. также беседу Светланы Алексиевич с Еленой Дьяковой (“Диктатура маленького человека” — “Новая газета”, 2005, № 26, 11 апреля <http://www.novayagazeta.ru> ).
Владимир Семенов. “Не надо рая…” Размышления после Дня Победы. — “GlobalRus.ru”. Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2005, 11 мая <http://www.globalrus.ru>.
“Впрочем — Вторую мировую в Европе выиграла Россия (тогда называлась Советским Союзом), это безусловно во веки веков, и наша страна заслужила право придавать великой битве тот смысл, какой пожелает. По праву победителей. На наш дом напали, мы победили напавшего. Правота древняя как мир и потому единственно неопровержимая. <…> Природное право на силу против силы — тот абсолют, который еще очень понадобится современному миру”.
С. Симонов (Сочи). Насилие над животными в рекламе нужно запретить. — “Гуманитарный экологический журнал”, Киев, 2005, том 7, спецвыпуск “Защита прав животных”.
“<…> 2. Реклама утюгов „Тефаль”. Сюжет ролика состоит в том, что утюг, съезжая с гладильной доски, переезжает кошку. <…> Шлите письма по указанным [ниже] контактам, чтобы прекратить жестокость к животным в средствах массовой информации. <…>”
Роман Солнцев. Золотое дно. Несгоревшая летопись Льва Хрустова. — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 3-4, март — апрель.
“В восьмидесятых годах минувшего века мне выпала радость дружить с молодыми строителями крупнейшего на свете сооружения в Саянах, которое нынче, может быть, пока вы читаете эту книгу, и перестанет существовать... Потороплюсь рассказать…”
Ирина Стрелкова. Куда пойдет учиться Россия? — “Наш современник”, 2005, № 4.
Среди прочего: “И здесь нельзя не сказать о традиционном для русского интеллигента втором высшем образовании. В уникальный Литературный институт имени А. М. Горького всегда поступали люди с образованием, с опытом работы по той или иной профессии, с первым литературным опытом. На этом и строилась программа обучения в Литинституте. Но теперь и он подпал под запрет второго бесплатного высшего образования . Значит, должен будет набирать детей прямиком из школы? Какой в этом смысл?”
Николай Суханов. Два Нобеля, два юбилея. 100-летие Шолохова и 65-летие Бродского в современной России. — “GlobalRus.ru”. Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2005, 24 мая <http://www.globalrus.ru>.
“Есть какой-то неприятный символизм в том, что юбилеи Шолохова и Бродского приходятся на один день. Литературный канон, почетная иерархия словесности, набор обязательных к поминовению классиков — это всегда идеальная матрица для определения фундаментальных оснований чтящего их государства. Отсчет „правильных” для того или иного строя ценностей неизбежно идет от сочинений и мемориального образа канонизированного автора — и в этом смысле 24 мая для России день показательный. Можно сказать, что 24 мая русская литература наглядно указывает нам, в чьем мире мы покамест живем. <…> Важнейшая проблема нынешней России сводится к тому, что сталинская мифология, сталинские классики, сталинская эстетика и даже сталинская инфраструктура являются единственной полностью проявленной, до конца прочерченной картиной мира, которая была предложена населению. Ни один идеологический проект, конкурирующий со сталинистским, не оказался пока в состоянии представить себя в качестве столь же увесистой, образцовой мифологии. Иными словами, у нас до сих пор нет иной „воображаемой России”, кроме России Сталина <…>”.
