Роберт Флэнаган - Черви
— Так что же у тебя все-таки с губой? — лейтенант явно терял терпение.
— Укусила меня, сэр…
Офицер удивленно поднял брови…
— …песчаная муха. Вот она и распухла… Я хочу сказать, губа, сэр…
— А сержант Магвайр или сержант Мидберри, стало быть, тебя не били? Ни разу даже пальцем не тронули, так, что ли?
— Ни разу, сэр!
— Как же это так получается?
— Не могу знать, сэр!
— Выходит, ты просто счастливчик. Везучий такой, верно?
— Не понял, сэр?
— Ну, что тебя сержанты за все время ни разу не избили… Других-то ведь, поди, лупили, и, надо думать, не раз? Как?
— Не могу знать, сэр!
— Да будет тебе, сынок. Ну что ты заладил одно и то же? Мы ведь договорились быть откровенными, верно? Чего нам вокруг да около ходить? Давай разговаривать просто так, как два культурных человека. Тем более, что ты ведь даже…
— Так точно, сэр!
Лейтенант от неожиданности даже поперхнулся…
— Я хотел сказать, что ты ведь даже командир отделения. Третьего, если не ошибаюсь?
— Так точно, сэр!
— Вот видишь. Я немного уже знаком с вашим взводом. Во всяком случае, знаю больше, чем ты думаешь. Знаю, например, что ты хороший солдат, добросовестно служишь и даже вот получил повышение, стал командиром отделения. Из бестолковой куклы или там живого манекена командиров, поди, не делают. Как считаешь, рядовой?
Уэйт, как мог, изобразил на лице полнейшее недоумение и растерянность перед таким предположением…
— Стало быть, выходит, что ты не разгильдяй там какой-нибудь, не тупица, в общем, не из тех, кого только и надо подтягивать или наказывать. И насколько мне известно, во взводе вашем большинство таких. Хотя есть и явные тупицы. Но их у вас не так уж много. Я слыхал, что такие, как ты, настоящие парни, их недоразвитыми зовете. Им, поди, от сержантов здорово влетает, верно?
— Недоделанными, сэр, — позволил себе перебить офицера Уэйт. — Это мы их так зовем. Не недоразвитыми, а недоделанными, с вашего позволения, сэр! Недоделанными. Потому, как сами ничего толком сделать не могут. Недоделанные и есть, совершенно верно, сэр!
— Вот-вот… Верно… — Лейтенант был в явном замешательстве. Однако взял себя в руки и даже выдавил что-то вроде улыбки. — Вот я и говорю — этим-то от сержантов, поди, здорово достается? Лупят они их?
— Кого, сэр? Недоделанных, что ли?
— Да, да. Их самых. Этих вот недоделанных, как ты говоришь. Их-то уж сержант Магвайр, надо думать, лупцует почем зря?
— Никак нет, сэр!
— Так уж никак нет?
— Так точно, сэр! Никак нет!
— Это почему же?
Уэйт еле сдерживался, чтобы не рассмеяться…
— Да потому, что не положено, сэр. Никак нельзя. Устав же запрещает бить солдат. Правда ведь, сэр?
Игра в дурачка продолжалась на протяжении всего допроса. И в конце концов лейтенант был вынужден сдаться. Он приказал Уэйту убираться вон и позвал следующего. Солдат четко повернулся и вышел, передав стоявшему у дверей Адамчику, что теперь его черед. Да только, мол, пусть не спешит, постоит у двери. Когда лейтенанту станет невтерпеж, он покричит.
Теперь, придя в предбаник, он пытался понять, зачем ему все-таки надо было ломать комедию, издеваться над следователем. Ведь мог же, не валяя дурака, просто отвечать одно только «Никак нет, сэр», и этого было бы вполне достаточно. Выходит, этого ему было мало. Сейчас он даже испытывал какое-то удовлетворение от того, что столь успешно сыграл свою роль. Вон как лейтенант покрутился с ним, с каким трудом сдерживал свое отчаяние из-за того, что так и не смог найти общий язык с каким-то придурковатым новобранцем. Уэйту показалось, что вроде бы даже на душе у него сейчас было не так горько, как утром, нет того отвращения, которое он испытывал к себе за все свои неудачи.
Что бы там, в общем, ни было, а он выполнил, что приказывал Магвайр. Пусть по-своему, но выполнил. Ни на шаг не отошел от разработанной сержантами версии: никого у них во взводе не били, никаких извращений или издевательств не было. С Купером произошел несчастный случай, и он сам в этом виноват. Что касается Дитара, то о нем ему вообще ничего не известно. То же самое и насчет Клейна. Джексон? Куинн? Таких фамилий он даже и не слышал ни разу…
Уэйт слез со стульчака, босой ногой нажал на педаль. Кто теперь посмеет сказать, что он плохой солдат? Приказы он выполняет добросовестно, боевой дух всегда на высоте. Ну и что с того, что только со страху? Он что, один такой, что ли? Да всеми ими тут без исключения день и ночь командует один лишь страх. Страх, смешанный с надеждой попасть в выпуск. Он вовсе не был исключением. Наоборот, у него этот страх проявлялся, пожалуй, даже меньше, чем у некоторых, — он ведь шел без особых срывов. Так что он все же может рассчитывать не только попасть в выпуск, но и получить нашивку рядового первого класса. Это, пожалуй, уж наверняка. Даже если не за то, что был командиром отделения, так, по крайней мере, в знак благодарности от сержантов за верность, за то, что держал язык за зубами, ничего не сказал следователю. Говорят, даже за меньшие заслуги давали. А у него ведь все в порядке.
Поедет домой рядовым первого класса, да еще со значком за хорошую стрельбу. Матери это наверняка понравится — все же ее сын в конце концов чего-то достиг в жизни. А кто сомневается, пусть на нашивки и на значок посмотрит. Их ведь за так не дают!
Та-ак… А куда же потом? Наверно, после отпуска сразу в Кэмп-Гейджер, для общевойсковой подготовки. Оттуда же скорее всего в какой-нибудь гарнизон за границу. И тогда, если все пойдет нормально и он не сорвется и не набедокурит, глядишь, года через четыре можно будет выкарабкаться из рядовых в капралы, а то даже и в сержанты. Из командира огневой ячейки в отделенные. Вот когда можно будет и домой возвращаться. Так сказать, в сиянии успеха.
«Разве во всем этом что-нибудь не так? Что здесь плохого?» Он снова и снова спрашивал себя, не в силах найти правильный ответ, нервничал, задумывался… Клейн, Дитар, Купер… Да нет, дело вовсе не в них. Им не следовало вообще сюда лезть — эта работа не для таких, как они. К тому же, в любом деле должен быть какой-то отсев, иначе не бывает. Не все же должны пройти, кто-то неизбежно остается за бортом. Таков закон жизни, и тут никуда не денешься. Он-то уж в этом, во всяком случае, не виноват. Да и что он может сделать? Самому что ли лезть в эти десять процентов? Толку от этого все равно не будет — вылетит вместо семи еще и восьмой, вот и вся недолга.
На душе от таких рассуждений становилось вроде бы полегче. А в голове? Отвечает за все она, а не душа. Ну и черт с ними! Какой прок голову ломать? Что ему, больше всех надо, что ли? Пусть вон сопляки вроде Адамчика на такую приманку ловятся. А он постоит в стороне. Извините, не на такого напали.
