Джеффри Арчер - 36 рассказов
Хелен умерла при родах в ночь на 14 сентября 1964 года. Наш сын Том прожил всего неделю. Мне казалось, что я никогда не смогу примириться с этой двойной утратой. После ее смерти я несколько лет не мог взглянуть ни на одну женщину и всю свою энергию отдал работе.
Проводив вместе со мной на кладбище мою жену и сына, отец, далекий от сентиментальности человек — в Йоркшире вы едва ли таких найдете, — обнаружил благородные черты характера, которых я раньше не замечал. Он стал часто звонить мне вечером, спрашивая, как у меня идут дела, и настаивал на том, чтобы я сидел с ним в директорской ложе во время игры «Лидс Юнайтед» в субботу вечером. Я впервые начал понимать, почему мать восхищается им, хотя они прожили вместе более двадцати пяти лет.
С Розмари я познакомился четыре года спустя на балу, устроенном в честь открытия в Лидсе музыкального фестиваля. Не очень-то привычная для меня обстановка. Но поскольку реклама нашей компании занимала целую страницу в программке фестиваля, бригадный генерал Кершоу, главный шериф графства и председатель бального комитета, пригласил всю нашу семью в качестве своих гостей. Мне пришлось надеть свой редко используемый вечерний костюм и сопровождать родителей на бал.
Меня посадили за столик № 17 рядом с мисс Кершоу, которая оказалась дочерью главного шерифа. Это была девушка с копной рыжих волос, одетая в открытое голубое платье, которое подчеркивало ее привлекательную фигуру. Она так заразительно смеялась, что я почувствовал, будто мы были дружны уже несколько лет. Когда нам подали блюдо, обозначенное в меню как «авокадо с укропом», мисс Кершоу сообщила мне, что окончила английское отделение Даремского университета и теперь не знает, как распорядиться своей жизнью.
— Я не хочу быть учительницей, — сказала она, — и у меня, безусловно, нет желания быть чиновницей.
Мы продолжали болтать, не обращая внимания на сидящих за столиком, когда подали второе, а затем и третье блюдо. После кофе она потащила меня танцевать и даже в танце продолжала сетовать на то, что не в состоянии выбрать какую-либо работу, в то время как в ее записной книжке столько приглашений.
Мне было немного лестно, что у дочери главного шерифа обнаружился ко мне некоторый интерес, но я не очень серьезно воспринял слова, которые она прошептала мне на ухо в конце вечера: «Не будем терять друг друга из виду».
Однако спустя два дня мисс Кершоу позвонила мне и пригласила на воскресный ланч в загородном доме ее родителей. «Возможно, потом мы поиграем в теннис. Надеюсь, вы играете в теннис?» — закончила она разговор.
В воскресенье я поехал в Черч-Фентон. Дом ее родителей был таким, каким я и предполагал его увидеть: большим и разваливающимся, точь-в-точь как и ее отец. Впрочем, он оказался хорошим человеком. Но вот ее матери было очень трудно угодить. Она не собиралась скрывать свои чувства и сразу дала понять: хотя я вполне приемлемый субъект в том, что касается взносов на благотворительность, но не такого сорта личность, которую она хотела бы видеть за одним столом рядом с собою. Розмари не обращала внимания на ее колючие замечания и продолжала болтать со мной о моей работе.
После обеда пошел дождь, и мне не пришлось играть в теннис. Тем не менее Розмари пошла со мной на корт и затем затащила меня в павильон позади него.
Сначала я немного нервничал, занимаясь любовью с дочерью главного шерифа, но потом привык. Так проходили недели, и я начал спрашивать себя, не считает ли она нашу связь всего лишь «интрижкой с водителем грузовика». Но вдруг она начала говорить о браке. Миссис Кершоу не могла скрыть своего отвращения при мысли, что такой человек, как я, станет ее зятем, но Розмари не считалась с ее мнением и была неумолима в своем решении. Мы поженились.
На грандиозной свадебной церемонии в сельской церкви Сент-Мери присутствовало более двухсот гостей со всего графства. Признаюсь, когда я увидел, как Розмари идет ко мне по проходу, я тотчас вспомнил свою первую свадебную церемонию.
В течение первых двух лет Розмари делала все, чтобы быть хорошей женой. Она интересовалась делами компании, знала имена всех служащих и даже подружилась с женами некоторых начальников. Но поскольку я работал в любое время, которое мне послал Бог, то, очевидно, не всегда уделял ей должное внимание. Розмари мечтала о жизни, в которой есть постоянные посещения театра и оперы, приглашения на ужин и возвращения домой поздно ночью. А я предпочитал работать в выходные дни и ложиться спать в 11 часов. Я оказался для Розмари не тем героем, о котором идет речь в «Идеальном муже» Оскара Уайльда. Она взяла меня с собой на этот спектакль, но я уснул во время второго акта, что, конечно, не улучшило наших отношений.
После четырех лет супружеской жизни мы так и не обзавелись потомством: это произошло совсем не потому, что Розмари была холодна, просто и она, и я пошли своим путем. Если у нее случались любовные истории (у меня они, безусловно, были, когда для этого находилось время), то она умела скрывать их. И вот тогда она познакомилась с Джереми Александером.
После семинара в Бристоле, должно быть, прошло шесть недель, и у меня появилась необходимость позвонить Джереми и спросить у него совета. Я хотел заключить договор с французской сыроваренной фирмой на доставку сыра в британские супермаркеты. В прошлом году я понес большие убытки, заключив договор с немецкой пивоваренной компанией, и не мог себе позволить, чтобы это еще раз повторилось.
— Пошлите мне все необходимые документы, — сказал Джереми. — В выходные дни я посмотрю их и позвоню вам в понедельник.
Он был верен своему слову и, позвонив, сказал, что будет в четверг в Йорке консультировать клиента и сможет обсудить со мной условия договора на следующий день. Почти всю пятницу мы просидели у меня в офисе, обсуждая каждый пункт договора. Мне доставляло большое удовольствие смотреть, как работает профессионал, но раздражала его привычка барабанить пальцами по столу, если я не сразу понимал его доводы.
Оказалось, что Джереми уже говорил с юристом фирмы в Тулузе о различных пунктах, которые хотел бы включить в текст договора. Он заверил меня, что полностью поставил месье Сислея в известность о нашей озабоченности, хотя тот и не говорил по-английски. Я помню, что тогда меня поразило сказанное им слово «нашей».
После того как мы просмотрели последнюю страницу договора и я понял, что все сотрудники уже покинули здание до понедельника, я предложил Джереми, если он не возражает, поужинать у меня дома. Посмотрев на часы и немного подумав, он сказал: «Спасибо. Я с благодарностью принимаю приглашение».
Розмари была недовольна тем, что я в последнюю минуту сообщил о госте, с которым она совершенно не знакома, но я заверил ее, что он ей понравится.
Джереми появился в начале девятого. Когда я представил его Розмари, он поклонился и поцеловал ей руку. Спустя несколько минут они уже не сводили глаз друг с друга — только слепой не мог бы догадаться о дальнейшем. Я не был слепым, но смотрел на все это сквозь пальцы.
Вскоре Джереми стал все чаще и чаще находить предлоги, чтобы бывать в Лидсе. Я воспользовался его внезапно вспыхнувшей любовью к северу Англии, чтобы быстрее, чем думал, осуществить свои планы развития компании. Я и до этого понимал, что нам необходим свой юрист, и через год после нашего знакомства предложил Джереми войти в руководство компании с условием, что он подготовит ее выход на мировые рынки.
В течение всего этого периода я провел большую часть времени за границей — в Мадриде, Амстердаме и Брюсселе, заключая новые контракты, и Розмари, безусловно, поддерживала меня в этом. Тем временем Джереми очень искусно вел компанию через темный лес юридических и финансовых проблем, вызванных расширением ее поля деятельности. Благодаря его стараниям и знаниям 12 февраля 1980 года мы объявили, что в конце года наша компания появится на фондовой бирже. И вот тогда я совершил первую ошибку: я предложил Джереми занять должность заместителя председателя компании.
Согласно уставу компании 51 % акций принадлежал мне и Розмари. Джереми объяснил мне, что в связи с налогами будет лучше, если половина акций будет принадлежать мне, а другая — Розмари. Мои бухгалтеры не возражали, и я согласился. Остальные акции — числом 4 миллиона 900 тысяч по цене один фунт каждая — были быстро раскуплены разными организациями и частными лицами. Когда через несколько дней компания появилась на фондовой бирже, цена одной акции подскочила до 2,8 фунта.
Мой отец, умерший год назад, никогда не смог бы понять, как можно проснуться однажды утром и стать богачом, который имеет несколько миллионов фунтов. Более того, я думаю, он отверг бы саму идею такого богатства, потому что до самой смерти верил, что превышение кредита на сумму более десяти фунтов не позволяет вести приличный бизнес.
