Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
Жозефина заплакала, сожалея о том, что она не из тех женщин, которых обнимают в полутемных кинотеатрах. Плакала от разочарования. Плакала от усталости. Плакала в тишине, не шевелясь, тихонько. Она удивилось, что ей удается плакать так сдержанно, глотая слезы, текущие по щекам, пробуя их на вкус, как драгоценное соленое вино, как ту воду, что текла и текла на экране, грозя унести домик фермеров и унося с собою прежнюю Жозефину, ту, которая и представить себе не могла, что когда-нибудь в полумраке кинотеатра будет плакать рядом с другим мужчиной, не с Антуаном. Она прощалась с ним и оплакивала это прощание. Мудрая, спокойная Жозефина, в белом платье выходившая замуж, воспитывавшая двух дочерей, старавшаяся делать все как можно лучше, правильно и рассудительно. Она терялась перед новой Жозефиной, той, что пишет книгу, что ходит с парнем в кино и ждет от него поцелуя.
Они гуляли по парижским улицам. Она разглядывала старые дома, величественные двери парадных, столетние могучие деревья, огни кафешек, людей, которые сновали туда-сюда, сталкивались, переговаривались, смеялись. Нервы ночной жизни. Антуан всегда возвращался с таких прогулок, переполненный впечатлениями. Они так долго мечтали жить в Париже, но их мечта все уплывала, уплывала от них, как мираж. Была в этих людях какая-то жажда жизни, праздника, любви, и от этого ей хотелось танцевать. Найдет ли новая Жозефина силы протянуть руку и войти в танец, или не решится, словно ребенок, что боится прыгнуть в морские волны? Она покосилась на Луку. Он, казалось, вновь погрузился в себя и шел молча — не достучаться сквозь стену.
А интересно, на сколько жизней мы имеем право за время нашего земного существования? Говорят, у кошки девять жизней… У Флорины было пять мужей. Почему я не имею права на вторую любовь? Кстати, не уверена, что мне удалось внятно объяснить, как происходила торговля в ту эпоху. Я забыла рассказать о финансах. Расплачивались или деньгами, или натуральными продуктами: пшеницей, овсом, вином, свиньями, курами, яйцами. Каждый более или менее крупный город отливал свои монеты, некоторые ценились больше других. В зависимости от значения города.
Неожиданно Лука схватил ее за руку.
— Ох, — подскочила она, словно ее разбудили.
— Чуть под машину не попали. Вы и правда очень рассеянны… Я будто рядом с призраком иду!
— Простите… Я думала о фильме.
— Дадите почитать вашу книгу, когда закончите?
Она пробормотала «да я не… я вовсе не…», и он, улыбнувшись, добавил: «Это всегда тайна, всегда тайна — создание книги, и правильно, не говорите никому, можно все испортить, если рассказать раньше времени, и потом наверняка постоянно что-то меняешь, думаешь, что пишешь одну историю, а получается другая, никто не имеет права смотреть, пока не будет написана последняя фраза. Не отвечайте, не надо!»
Он проводил ее до дверей. Окинул взглядом дом, сказал ей: «Как-нибудь еще сходим, да?» Протянул ей руку, сжимал мягко, долго, словно думал, что невежливо так сразу ее отпустить.
— Ну, тогда до свидания.
— До свидания и огромное спасибо. Фильм был отличный, правда…
Он ушел бодрым шагом человека, который сумел выскользнуть из ловушки долгого прощания под дверью. Она смотрела ему вслед. В ней вдруг образовалась огромная пустота. Она теперь знала, что такое одиночество. Не то одиночество, когда ты одна платишь по счетам и воспитываешь детей, а то, когда человек, который мог прижать тебя к сердцу, отвернулся и идет прочь. «Со счетами-то попроще, — вздохнула она, нажав на кнопку лифта, — там по крайней мере все черным по белому».
В гостиной горел свет. Девочки, Макс и Кристина Бартийе толкались у компьютера, что-то выкрикивая, хохоча, тыча пальцами в экран и восклицая: «Ой, и с этим! И с этой!»
— Вы еще не спите? Час ночи!
Они с трудом оторвались от экрана, возбужденные, разгоряченные.
— Посмотри, мамуль! — крикнула Зоэ, подзывая ее к компьютеру.
Жозефина сомневалась, так ли уж ей хочется принять участие в общем ажиотаже. Она еще была под влиянием тихого, нежного вечера. Развязав пояс, она сбросила плащ на диван, скинула туфли.
— Что случилось? Вы, я смотрю, готовы взорваться!
— Ну иди же, посмотри. Мы не можем тебе сказать, ты должна это видеть сама, своими глазами, — серьезнейшим тоном заявила Зоэ.
Жозефина кивнула. Кристина Бартийе кликнула мышкой.
— Вам бы лучше взять стул, мадам Жозефина. Тут такое дело…
— Я надеюсь, это не порнография? — спросила Жозефина, мало веря в благоразумие Кристины Бартийе.
— Да нет, мам! — сказала Гортензия. — Это гораздо интереснее.
Мадам Бартийе еще раз кликнула, и на экране появилась фотография трех маленьких мальчиков.
— Никакой порнографии, и уж тем более, никакой педофилии! — рассердилась Жозефина. — Я не шучу!
— Да погодите! — сказал Макс. — Посмотрите поближе!
Жозефина склонилась над экраном. Двое светловолосых мальчиков и один, заметно моложе, с темными волосами. В парке, в бассейне, на лыжах, на лошади, дующие на свечи именинного пирога, в пижамах, с мороженым…
— Ну и? — спросила Жозефина.
— Не узнаешь? — фыркнула Зоэ.
Жозефина всмотрелась.
— Это Уильям и Гарри…
— Да, а третий?
Жозефина сосредоточилась — и узнала третьего мальчика. Гэри! Гэри на каникулах с принцами, Гэри за руку с Дианой, Гэри верхом на пони, которого под уздцы держит принц Чарльз, Гэри играет в футбол в большом парке…
— Гэри? — прошептала Жозефина.
— Собственной персоной! — объявила Зоэ. — Ты представляешь себе, Гэри из королевской семьи!
— Гэри? — повторила Жозефина. — Вы уверены, что это не фальшивка?
— Мы нашли их среди семейных фотографий, которые выложил в Интернет какой-то слуга. Не слишком-то щепетильный…
— Мягко говоря! — воскликнула Жозефина.
— Охренеть можно, да? — заметила мадам Бартийе.
Жозефина посмотрела на экран, кликнула одну из фотографий, потом другую.
— А Ширли? Фотографий Ширли нет?
— Нет, — ответила Гортензия. — Но зато она вернулась. Пока ты была в кино. Как сходила-то?
Жозефина не ответила.
— Понравилось в кино с Лукой?
— Гортензия!
— Он позвонил, как только ты вышла. Хотел сказать, что слегка опоздает. Бедная мамочка, ты пришла раньше времени! Ни в коем случае нельзя приходить раньше времени. Держу пари, он тебя даже не поцеловал. Женщин, которые приходят вовремя, не целуют!
Она зевнула, прикрыв рот рукой, изображая, как ей скучна мамина неопытность.
— А еще нельзя так очевидно краситься и наряжаться! Хитрей надо быть. Краситься так, чтобы это было незаметно! Таким вещам научить невозможно, их нужно чувствовать. Тебе, видать, просто не дано.
