Наталия Терентьева - Чистая речка
Лестница, к счастью, оказалась легкой. Я оставила разбросанные коробки как есть, только ногой захлопнула дверь в подсобку – там столько опасных инструментов: пила, пассатижи, крученая металлическая веревка. Малышня тут же набежит, растащит, перепачкается заодно мазутом.
Я обежала наш корпус, довольно быстро разложила лестницу и приставила к крыше. Да, конечно, до самой крыши не достанет… Но у меня и руки, и особенно ноги сильные – подтянусь как-нибудь. Главное, встать на маленький карниз у заколоченного окошка. И чтобы никто не заорал заранее, увидев меня на крыше, и Паша что-нибудь не учудил. Я слышала, как с той стороны дома, где стояли сейчас все, надрывалась Любовь Игоревна:
– …, Веселухин, слезай на …, я тебя …, когда ты, …, слезешь!
Не думаю, что Паше улыбается такая перспектива. Зря она вообще так орет, не поможет. Веселухин никого не боится и не любит, когда с ним так разговаривают.
– Сама иди..! – заорал Паша. – Я сейчас прыгну!
– Да ты, Пафнутя, держися лучша, да покрепша, – посоветовал дядя Гриша. – Пока вота МЧС едуть к табе. Свалисси, ничо табе ужо не будет хорошего-то!
– Нет! – заорал Паша. – Нет! Я спрыгну! Меня все достало!
Понятно, что Паша насмотрелся фильмов, где герой хочет спрыгнуть с крыши восемнадцатиэтажного или хотя бы девятиэтажного дома, от тоски и депрессии или из-за больших долгов, так тоже бывает. Но у нас разбиться насмерть точно нельзя, можно только покалечиться, причем сильно. Дурак дураком. У нас даже кот однажды неудачно спрыгнул и лапу сломал, а уж коты прыгают и не с такой высоты.
Мне удалось приставить лестницу так, что она не качалась. Я полезла, стараясь ступать очень аккуратно.
– Руся! – услышала я тонкий голосок.
Я полуобернулась. Люба, да еще с Васей, своим семилетним подопечным.
– Отойдите, чтобы я на вас не упала! – сказала я.
– Нет, мы держать тебя будем! – ответила Люба. – Вася, берись с другой стороны.
Малыш на удивление ловко догадался приставить ногу, упереться в лестницу.
– Хорошо, держите, только крепко тогда, – сказала я, поскольку почти уже долезла до конца, теперь нужно было только подтянуться и встать на карнизик. Главное, чтобы он не обломался подо мной. Хорошо, что за последнее время я похудела килограмма на три. И так-то всегда весила мало, а теперь, наверно, и пятидесяти килограммов нет, а то и меньше, я не самая высокая среди ровесниц.
Я осторожно подтянулась и встала на карниз, держась рукой за наличник, который явно собирался отвалиться под моей рукой. Я перехватила руки и уцепилась за короб, в который была заделана наша антенна. Короб заскрипел, но не оторвался от стены. Я обернулась к Любе и негромко сказала, чтобы Паша раньше времени не услышал мой голос с другой стороны:
– Стойте пока здесь, хорошо? Я постараюсь Пашу сюда привести, чтобы он обратно слез.
Малыши кивнули.
Прыгнуть Паше можно было бы и на растянутый пододеяльник, например – совсем невысоко, четверо бы держали, но он же не хочет прыгать. А предложить ему прыгать на простыню или пододеяльник – совсем взбесится от унижения, он же не для этого залезал и орал на крыше, всех собрал.
Аккуратно переступая, я попробовала ногой наступить в желоб, с которого стекает вода по крыше. Он прогнулся, но меня держал. Я обернулась еще раз к Любе:
– Сможешь лестницу оттащить к углу дома, но за угол не выноси, так, чтобы Паша пока не видел?
Люба кивнула, но лестницу сразу поднять не смогла, я ее притопила в землю, чтобы она не шаталась. Я увидела, как к ним подошел высокий темноволосый мальчик. Артем! Но его просить бесполезно. Артем исподлобья, как обычно, посмотрел на меня. Или не на меня, куда-то рядом…
– Артем! – на всякий случай попросила я. – Можешь взять лестницу и подойти к углу дома?
Он неожиданно кивнул, легко подхватил лестницу и подошел ближе ко мне. Молча и с совершенно отсутствующим видом.
– Вот туда поставь, – показала я ему кивком, не отрывая рук от кровли, чтобы не переносить всю тяжесть тела на желобок. – И жди там, я попытаюсь уговорить Пашу, чтобы он слез по лестнице. Хорошо?
– Да, – сказал Артем, и это редкий случай, когда я услышала его голос.
Я перелезла дальше, чтобы как можно меньше лезть потом по коньку. Когда мне стал виден Паша, я подтянулась и с большим трудом залезла на конек животом. Да, очень страшно, непонятно вообще, как он стоит. Он-то держится за антенну, а я не устою, не удержу баланс, мне не за что держаться. Или перевалюсь и вперед головой поеду, или сползу назад. Я спустила ноги обратно на желоб и быстрее стала перебираться ближе к Паше. Кто-то с той стороны успел меня увидеть, я услышала ор Любови Игоревны и увидела, как она бешено машет мне рукой. Что она крикнула, я не поняла, но народ забеспокоился, что-то забубнили, закричали. Черт, сейчас все испортят.
– Паша, – как можно спокойнее позвала я.
Паша дернулся, завертел головой.
– Я здесь, рядом с тобой, посмотри направо!
Паша с совершенно безумным видом повернулся и столкнулся со мной глазами.
– Пашенька, вот, я… – Пашин ненормальный вид мешал мне говорить, я с трудом подбирала слова, – …я пришла. Дай мне руку, спускайся. Здесь можно наступить на желоб!
Я не была уверена, что желоб выдержит нас обоих, но Артем, удивительно точно поняв мой замысел, уже переставил лестницу прямо рядом со мной. Если бы Паша согласился, я бы просто переступила на лестницу, а он бы шагнул на желоб. Главное, чтобы он захотел.
Паша по-прежнему смотрел на меня так, как будто он уже упал вниз головой и сильно ею ударился. Не пьян ли он? Да, кажется, слегка выпил. Или даже не слегка… Так поэтому бедный мальчик и полез на крышу одноэтажного дома, чтобы покончить с собой. Его же все достало! Я прогнала неприятное чувство, оно мне сейчас не поможет. К тому же одна нога моя попала в какую-то щербинку на желобе, и я никак не могла ее ровно поставить, она соскальзывала и куда-то проваливалась, что ли. Я глянула вниз. Да желоб здесь был выломан, оказывается! Дальше идти невозможно, ближе подойти к Паше я не могла.
– Паша, слезай, пожалуйста. Мы будем с тобой дружить, как раньше, да? Я теперь на танцы не хожу. Все хорошо будет.
Паша сопел, тяжело дышал, почему-то вообще ничего не говорил. Наверно, не знал, что сказать. Я видела, что Артем стоит наготове, чтобы удержать меня, если я резко соскочу обратно на лестницу – она была гораздо ниже желоба, но я видела, что я смогу это сделать.
– Паша, ты слышишь, понимаешь меня?
Не такой он был пьяный, да, может, мне и показалось. Но почему обычно говорливый Паша сейчас молчал? А он плакал, некрасиво, с перекошенным ртом. Я видела, как текут слезы из глаз, сопли из носа. Вытереть их Паша не мог, потому что крепко держался за антенну – ноги еле-еле стояли на остром коньке крыши.
