Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
«У меня тоже есть жизнь, — подумал слушатель, — но она как пылинка, кружащая в столбе света».
— А еще у них был такой интересный, точно интересный, я о таком раньше и не слышал, ритуал, — сказал сарджи-сан, — это была вроде как часть праздника, той ночью, на том корейском холме, они все встали в очередь, а их полковник, полковник Парти, я с ним был знаком, симпатичный мужик и умный, он разделся до пояса, а все его солдаты проходили мимо, один за другим, и лили ему на голову воду, по полчашки каждый. Полковник сидел, а они лили ему на голову воду. Это имело какое-то религиозное значение, они там все буддисты, так вот, весь батальон, все шестьсот человек, ну, может, там чуть больше — меньше, все проходили перед ним и лили ему на голову воду, такое, значит, благословение или еще что, это было весной. Полковник Парти мне всегда говорил, у него с английским было не очень, но уж во всяком случае лучше, чем у меня с тайиландским, я по ихнему вообще ни бум-бум, он мне всегда говорил: «Сержант, вот кончится война, я обязательно приеду в Большой Пи-экс[93]», это он Америку так называл, Большой Пи-экс, «я приеду в Большой Пи-экс и мы с вами сыграем в гольф». Я-то и не знал, что у них там в Таиланде играют в гольф, а вот он, оказалось, был классным игроком, говорили, что он когда-то выступал за олимпийскую сборную по гольфу, это ж подумать только, что у них была такая команда, но они, вообще, часто вот так удивляли, красивые ребята, вот наш ординарец Ким, у нас были эти корейские ординарцы, держали палатки в порядке, стирали, попросишь — так и автомат почистят, к слову, корейцы, они чуть не все Кимы, Ким был при дивизии с самого начала, в пятидесятом дошел с ней до Ялу, а потом пришли китайцы и понесли нас аж до самого Сеула, а Ким этот сидел в грузовике и отстреливался из чьей-то М-1 всю дорогу, пока мы отступали, а это отступление, оно было чистый кошмар, поэтому все его уважали, пусть он там и был просто ординарец… Ну, короче, Ким, он-то и сказал мне, что полковник Парти был ихним главным чемпионом по гольфу. Оттуда я, значит, и знаю.
«Он напоминает мне бедняков, — подумал молодой человек, — Бедняков, которых я ненавижу».
— А китайцы, — сказал сержант, — они же когда ходили в атаку? Ночью, они всю дорогу так делали.
«Богоданная сенильность, — проплыло в мозгу у слушателя. — Бессмысленный лепет блаженного».
— Это был чистый ужас. Они дудели в эти свои рожки, ты еще не совсем проснулся, из спальника не вылез, а эти рожки, они словно и спереди и сзади, со всех сторон, все хватаются за оружие и бегут, сами не знают куда, ну чисто как курица с отрубленной головой, дивизионная артиллерия бухает, ставит огневую завесу, вот только куда там они стреляют и в кого — одному Богу известно, тут выясняется, эти китайские психи уже у нас в окопах, а над головой висят осветительные ракеты…
«Я ссылаю тебя в историю, — сказал слушатель, — Я закрываю эту книгу, чтобы более к ней не возвращаться».
— Меня раз хотели отправить в поварское училище учиться на пекаря, — сказал сержант, кутаясь в тускло - красную пижаму, — но я сразу отказался. Я просто не представлял себя поваром или там пекарем, потому-то я и попал в отделение тяжелого оружия. Этот вечер в «Таиланде» был самым лучшим за всю нашу прогулку. Никогда, ни до, ни после, я не видел тридцать семь лоханок, до краев полных кэрри, и я хотел бы как-нибудь съездить в эту страну и поговорить с этими ребятами, отличные были ребята. Сучай хотел стать премьер-министром Таиланда, такое вот скромное желание, ничего у него вроде не вышло, но я продолжаю следить за газетами, не промелькнет ли его фамилия, ведь чего не бывает. Как-то я попал на этот самолет, летевший из Атланты в Сан-Антонио, в Бруковский медицинский центр, меня послали на обследование, так на борту там были сплошь молодые новобранцы, ну прямо дети малые. Если бы не форма, я бы дал им лет по шестнадцать, не больше, а уж о форме той лучше не говорить. Парадные кителя, а под ними — рабочие свитера с глухим воротником, ну вот ты, ты можешь такое представить? Мокрые курицы, а не солдаты, в добровольческой армии оно, наверное, всегда так бывает. Ты не подумай только, что я критику навожу.
«Поезжай в поварское училище, постигай там профессию пекаря, — подумал слушатель, — Пеки пижаму из печенья».
— Тридцать семь долбаных лоханок, — сказал сержант, — Ну ты можешь такое себе представить?
«Requiescat in расе».
— Только правду говоря, — сказал сержант, — у них не было такого кэрри — червякового. Это я для тебя придумал, чтобы обмануть, шутка такая, значит.
ГЕРОИ
— Знаешь, все эти ребята, О? если они не знают, в чем дело, так как же они могут…
— Вот именно.
— Поэтому я себя информирую. «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт», «Бизнес Уик», «Сайентифик Америкэн». Я взял за обязательное правило насыщать себя информацией.
— Да.
— Иначе твои решения почти не имеют смысла.
— Верно.
— Я в том смысле, что они конечно же имеют смысл, ибо ни одно решение не бывает бессмысленным в себе самом и само по себе, но они не имеют информированного смысла.
— Каждый гражданин имеет право.
— На что?
— Действовать. По своему разумению.
— Только его разумение вряд ли будет таким уж разумным. Если он не даст себе труда. Разобраться, в чем дело.
— Выбрать кандидата куда-то там.
— Абсолютно верно.
— Все эти кандидаты, кандидаты.
— День ото дня их все больше и больше. Сотни.
— Ну и как же может обычный человек…
— Человек с улицы…
— Действительно знать. Хоть что-нибудь. Про этих фруктов.
— Масс-медиа.
— Верно. Масс-медиа. Вот оттуда мы и знаем.
— Фасады.
— Какой-нибудь из этих фруктов, он может позвонить тебе по телефону.
— Верно.
— И ты конечно же будешь безумно польщен, верно?
— Верно.
— Ты говоришь, мамочки, да я же разговариваю с этим долбаным сенатором или кто уж там.
— Ты дрожишь от благоговения.
— Или кто уж там. У него твои имя-фамилия на маленькой карточке, верно? Он держит эту карточку в руке.
— Верно.
— Ну, скажем, тебя зовут Джордж. Он говорит, привет, Джордж, очень приятно с тобой поговорить, что ты думаешь об экономике? Или о чем уж там.
— И что же ты говоришь?
— Ты говоришь, привет сенатор, мне кажется, что она вроде как малость неустойчивая, экономика.
— Ты проинформировал себя на предмет экономики.
— Погоди, погоди, не в этом же суть. Я в том смысле, что это часть сути, но отнюдь не вся суть.
— Верно.
— Так вот, ты говоришь ему свое мнение, она малость неустойчивая. И он соглашается с тобой и вешает трубку, и ты вешаешь трубку, довольный и счастливый.
— Абсолютно верно.
— И вот тут-то и суть. Учтет он твое мнение в своих действиях?
— Нет.
— А он его хоть помнит, твое мнение?
— Он берет следующую карточку.
— У него там чертова уйма карточек.
— Сотни две, а то и три.
— И это только одна серия телефонных звонков.
— Думаю, это его очень утомляет.
— Надоедает до безумия. Но не в этом суть. Суть в том, что все эти игры бессмысленны. Повесив трубку, ты знаешь о нем ни на вот столько не больше, чем прежде.
— Ну, иногда можно что-нибудь заключить. По его голосу.
— Или, скажем, ты встречаешься с ним лицом к лицу.
— С кандидатом. Он приходит туда, где ты работаешь.
— Он выходит на парковочную площадку рукопожимать своих избирателей.
— Он пожимает тебе руку.
— Затем он пожимает руку следующего парня. Что ты узнал, когда он пожал тебе руку.
— Ноль. Прочерк.
— Позволь мне обрисовать третью ситуацию.
— Какую?
— Ты стоишь на тротуаре, а он проезжает мимо, со всем своим эскортом. Машет рукой и улыбается. Что ты узнал? Что у него приличный загар.
— А что в действительности? Кто этот человек под маской? Этого ты не узнал.
— Поэтому мы полагаемся на масс-медиа. Мы вынуждены полагаться на масс-медиа. На прессу и на электронные средства информации.
— Благодарение Господу, у нас имеются масс-медиа.
— Это то, что мы имеем. Это наши инструменты. Посредством которых мы себя информируем.
— Точно, на сто процентов.
— Но. И в этом суть. Средства информации искажают.
— В них работают люди, а людям свойственно, верно?
— Средства информации не назовешь чистым стеклом, сквозь которое мы можем ясно увидеть вещи.
— Мы видим их как бы гадательно[94].
— Я не говорю, что это намеренные искажения. Неровности чистого стекла. Но мы не должны о них забывать.
— Нам свойственно ошибаться.
— А теперь возьмем пресс-конференцию.
— Кандидата. Или президента.
