Исабель Альенде - Дочь фортуны
К себе женщина заставила его позвать, узнав, что однажды тот улучшил самочувствие супруги судьи. Женщина страдала от ощущаемого в легких шума, напоминающего грохот кастаньет, что временами угрожал удушить бедняжку. Первым порывом Тао Чьена было отказаться, но затем над ним взяло вверх любопытство увидеть ее поближе и самому проверить окружающую эту женщину легенду. На взгляд молодого человека она была прямо-таки ядовитой змеей, его личным врагом. Узнав, что именно А Той для него означала, Элиза положила в чемодан друга столько мышьяка, что с помощью него вполне можно было отправить на тот свет пару волов.
- На всякий случай… - объяснила девушка.
- На всякий случай, что?
- Представь себе, что она очень больна. Ты же не хочешь, чтобы она страдала, правда ведь? Иногда надо помочь и умереть…
Тао Чьен охотно этому посмеялся, однако ж, флакончика из своего чемодана так и не вынул. А Той пригласила его в одну из своих роскошных «комнаток», за сеанс в которой клиент, хотя и платил тысячу долларов, однако ж, всегда уходил неизменно довольным. Кроме того, все получалось так, как она всегда и утверждала: «Если нужно выяснить цену, значит это место не для вас». Некая служанка-негритянка в накрахмаленной униформе открыла дверь и провела его через несколько помещений, где прогуливались одетые в шелка молодые красотки. По сравнению со своими менее удачливыми сестрами те жили точно принцессы, ели трижды в день и ежедневно мылись. В доме, этом настоящем музее уругвайских древностей и привезенных из Америки предметов античного искусства, повсюду пахло табаком, старомодными духáми и пылью. Было уже три часа пополудни, однако ж, толстые занавески все еще не раздвинули, а свежий легкий ветерок и так никогда не залетал в эти комнаты. А Той приняла его за небольшим письменным столом, находящимся среди чрезмерного количества мебели и птичьих клеток. Женщина оказалась куда меньше ростом, моложе и красивее, чем он ту себе представлял. Она пользовалась легким макияжем. К тому же не носила никаких драгоценностей, одевалась весьма просто и не прибегала к длинным ногтям, считавшимися признаком неплохого состояния и праздности. Не остались незамеченными и ее мизерные ножки, обутые в домашние туфли. Несмотря на проницательный и жестокий взгляд, говорила нежным голоском, что тут же напомнил ему о Лин. Проклятие, - вздохнул Тао Чьен, прерванный на первом же слове. Затем осмотрел ее с прежней невозмутимостью, ничем не выдав ни своего отвращения, ни смущения, абсолютно не зная, что той сказать, ведь как-то упрекать ее преобразование было занятием бесполезным и вдобавок опасным, к тому же могло привлечь внимание к его собственной деятельности. Доктор прописал ей «мауанг», так называемый эфедрин, против астмы и другие средства, помогающие наладить работу печени, сухо предупредив ту, что пока жила взаперти за этими занавесками, беспрестанно куря табак с опиумом, ее легкие, находясь в подобных условиях, все время страдали. Искушение оставить в ней яд с последующим предписанием принимать его по ложечке в день, точно ночная бабочка, мелькнуло в мысли лишь на секунду. Доктор тут же невольно содрогнулся, смутившись перед этим возникшим на миг сомнением, потому что до сих пор полагал, что уж гнев-то его никак не охватит и тем более не толкнет на убийство кого-либо. Поспешно вышел, уверенный в том, что ввиду своих суровых манер, обратно женщина его не позовет.
- Ну и? – спросила Элиза, чуть завидев его приближение.
- Да ничего.
- Как это ничего! У нее даже нет малой толики туберкулеза? И бедняжка не умрет?
- Все мы умрем. Эта умрет от старости. А теперь она сильна, точно буйвол.
- Вот таков и весь сброд.
Со своей стороны Элиза знала, что уже раннее ей приходилось оказываться перед определенным выбором, и избранный путь неизменно определял ее оставшуюся жизнь. Тао Чьен оказался прав: он должен был предоставить девушке какой-то срок. И уже не мог игнорировать подозрение о том, что, должно быть, влюбился и явно поддался легендарной страсти, теперь не имея даже и малейшего повода вновь вернуться в реальный мир. Молодой человек пытался вспомнить всю гамму чувств, что толкнули девушку пуститься в это ужасное приключение, однако ж, сделать это ему не удалось. У женщины, которой та со временем стала, было мало общего с когда-то потерявшей рассудок юной особой. Вальпараисо и комната со шкафами, казалось, были совершенно из другого времени, миром, что все более и более исчезал в густом тумане. Она спрашивала себя тысячу раз, почему так отчаянно жаждала всецело принадлежать телу и духу Хоакина Андьета, когда, на самом-то деле, ни разу, даже будучи в его объятиях, не чувствовала себя счастливой, вместо чего лишь могла объяснить свое желание первой любовью. Когда он появился в доме, чтобы разгрузить всего лишь несколько тюков, девушка практически влюбилась в молодого человека, остальное было всего лишь вопросом чутья. И просто вняла самому могущественному древнему воззванию, хотя с тех пор прошла целая вечность, и все случилось за семь тысяч миль. Кем на ту пору была она сама и что такого разглядела в молодом человеке, ответить на это, пожалуй, не могла, но знала, что сердцем находилась уже где-то далеко. Девушка не только устала его разыскивать. В глубине своей души и вовсе предпочитала не встречаться, и в то же время больше не могла поддаваться и запутываться в различных сомнениях. Было необходимо сделать вывод из сложившейся ныне ситуации, чтобы уже с чистого листа пуститься в новую любовь.
В конце ноября одолевавшее беспокойство стало столь невыносимым, что она, не говоря ни слова Тао Чьену, пошла в редакцию периодического издания, где думала поговорить со знаменитым Джекобом Фримонтом. Девушке пришлось пересечь помещение редакции, где за своими письменными столами работало несколько журналистов в атмосфере молчаливого беспорядка. Ей указали на небольшую контору за стеклянной дверью, куда та и направилась. Дойдя, осталась стоять прямо перед столом, ожидая, пока англичанин с рыжими бакенбардами не подымет взора от своих бумаг. Это была личность среднего возраста с веснушчатой кожей и сладким ароматом свечей. Человек что-то быстро писал левой рукой, поддерживая лоб правой, почему совершенно не было видно его лица. Затем, всячески отказываясь от сравнения аромата с пчелиным воском, она ощутила знакомый запах, после чего в памяти тут же всплыли далекие, менее четкие воспоминания детства. Тогда сама чуть-чуть наклонилась, продолжая обнюхивать украдкой, и именно в тот же момент поднял голову сам журналист. Удивленные, уставились друг на друга, пребывая в неловкой позе, и, в конце концов, оба отпрянули в стороны. Девушка узнала его по запаху, даже несмотря на годы, линзы, бакенбарды и американскую одежду. Он был неизменным поклонником мисс Розы, тем же самым англичанином, что четко посещал в Вальпараисо устраиваемые по средам вечеринки. Так никуда и не смогла убежать, застыв на одном месте.
- Что я могу для тебя сделать, юноша? – спросил Джекоб Тодд, сняв пенсне, чтобы протереть платком.
Все заготовленное разглагольствование вылетело у Элизы из головы. Так и осталась стоять с открытым ртом и шляпой в руке, уверенная в том, что если сама узнала журналиста, значит, и он, соответственно, тоже, однако ж, молодой человек осторожно положил пенсне и, не глядя на собеседницу, лишь повторил вопрос.
- Да… по поводу Хоакина Мурьета… - запнулась девушка, вдруг услышав собственный мелодичный голос, каким прежде тот никогда не был.
- Разве ты располагаешь какой-то информацией насчет этого бандита? – немедленно поинтересовался журналист.
- Нет, нет же…. Напротив, я здесь, чтобы разузнать о нем у вас. Мне нужно увидеть этого человека.
- Да у тебя никак знакомый вид, юноша…? Э-э, где же я тебя видел?
- Не думаю, что вы меня где-либо видели, сеньор.
- Ты чилиец?
- Да.
- Несколько лет назад я жил в Чили. Прекрасная страна. Зачем тебе видеть Мурьета?
- Понимаете, для меня это крайне важно.
- Боюсь, что не смогу тебе помочь. Никто ничего не знает о его пристанище.
- Но вы же говорили с ним!
- Только лишь когда Мурьета сам меня зовет. Этот человек устанавливает со мной связь, когда хочет, чтобы в ежедневной газете появилась заметка о каком-либо из его геройских поступков. В общем, скромности никакой, напротив, так бы во славе и купался.
- На каком языке вы обычно с ним договариваетесь?
- Мой испанский гораздо лучше его английского.
- Скажите мне, сеньор, у него чилийский акцент или, скорее, мексиканский?
- Этого, пожалуй, я сказать не сумею. Я повторяю тебе, юноша, я не могу тебе помочь, - возразил журналист и, вставая, дал понять, что начинавший надоедать ему допрос окончен.
Элиза кратко простилась; он же то ли растерялся, то ли задумался, глядя вслед все удаляющейся девушки среди беспорядка помещения, в котором находилась редакция. Этот молодой человек показался журналисту знакомым, однако ж, найти к тому подход никак не удавалось. Несколько минут спустя, когда посетитель скрылся из виду, вспомнил о поручении капитана Джона Соммерса, и в его памяти, точно молния, пронесся образ Элизы, тогда еще бывшей совсем маленькой девочкой. Затем он соотнес имя бандита с личностью Хоакина Андьета и сразу понял, зачем она искала этого человека. Вскрикнув, быстро выбежал на улицу, однако там молодой девушки уже не было.
