Исабель Альенде - Дочь фортуны
Девушка продолжала свой путь в мужской одежде, помогавшей особо не выделяться на фоне остальных, что было крайне важно в столь безрассудном деле с китайскими куртизанками, в которое ее втянул Тао Чьен. Платья она уже не носила года как три с половиной и ничего не знала ни о мисс Розе, ни о Маме Фрезии либо о своем дяде Джоне, и девушке казалось, что ее уже давно преследует некая иллюзия, становившаяся день ото дня все невероятнее. Пора тайных объятий со своим возлюбленным осталась далеко позади, сама она уже не была уверена в своих чувствах и не знала, продолжать его ждать из-за еще испытываемой любви либо поддавшись запальчивости. Иногда проходили целые недели, как, отвлеченная работой, девушка вообще не вспоминала о любимом, хотя временами память все же оживала, заставляя ее дрожать всем телом. Тогда, смущенная, оглядывалась по сторонам, никак не находя себе место в этом мире, в котором рано или поздно должна была очутиться. Что же делала она здесь, в брюках и окруженная китайцами? Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы победить в себе смущение и непрестанно помнить о том, что очутилась здесь лишь из-за собственной неуступчивости в любви. Ее цель никоим образом не состояла в способствовании Тао Чьену, - так размышляла сама с собой девушка. - Напротив, предстояло отыскать Хоакина, и лишь ради этого пришла издалека и сделала бы все необходимое, пусть даже и оказавшись в полном одиночестве, чтобы сказать человеку прямо в глаза, что тот всего лишь обреченный беглец, загубивший всю ее молодость. Ввиду этого отправлялась на поиски и три предыдущих раза, однако предпринять новую попытку девушке не доставало воли. Находясь рядом с Тао Чьеном, она решительно молчала, ничем не выдавая свое намерение продолжить начатое когда-то странствование, хотя нужные слова то и дело слетали с языка. Ведь уже не могла оставить этого странного товарища, с которым свела ее сама судьба.
- Что ты сделаешь, если его встретишь? – спросил ее однажды Тао Чьен.
- Когда мы увидимся, я пойму, что все еще люблю его.
- А если вы никогда не встретитесь?
- Полагаю, что тогда моя жизнь будет полна различных сомнений.
Она заметила несколько седых волос, появившихся преждевременно на висках своего друга. Порой искушение запустить свои пальцы в эти жесткие темные волосы либо уткнуться носом в шею, чтобы лучше вдохнуть исходящий от него еле заметный аромат океана, становилось крайне невыносимым. Хотя у обоих уже не было никаких поводов для того, чтобы, завернувшись в одно одеяло, спать на полу, почему какие-либо шансы на взаимные прикосновения сводились к нулю. Тао слишком много работал и учился, и она могла лишь догадываться, до чего тот, должно быть, уставал, хотя всегда выглядел безупречно и сохранял внутреннее спокойствие даже в самые критические моменты. И окончательно отступил от дел лишь тогда, когда вернулся обратно, ведя под руку запуганную девушку. Пришлось ее осмотреть, чтобы понять, в каких условиях находилась бедняжка и дать той необходимые советы, после чего на некоторое время оставить под замком. «Он с Лин», - пришла к выводу Элиза, и тут же почувствовала необъяснимую боль в укромном уголке своей души. На самом деле так оно и было. В медитативной тишине Тао Чьен старался восстановить утраченную стойкость духа и отказаться от искушения поддаться ненависти и гневу. Постепенно тому удалось освободиться от воспоминаний, желаний и мыслей, после чего явно ощутил, что его тело растворилось в небытии. На некоторое время даже перестал существовать, и вплоть до того момента, пока здесь же не появился вновь, превратившись в орла, высоко парящего, причем без каких бы то ни было усилий, поддерживаемый лишь свежим и прозрачным воздухом, что поднимал его над самыми высокими горами. Оттуда можно было видеть все находящееся внизу – необъятные луга, бесконечные леса и напоминавшие чистое серебро воды рек. Тогда и удалось достичь совершенной гармонии, одновременно являясь отражением небесных и земных звуков, тем самым, напоминая некий утонченный музыкальный инструмент. Плыл среди так похожих на молоко облаков, расправив свои огромные крылья, и вскоре рядом почувствовал присутствие дорогой возлюбленной. Лин материализовалась где-то сбоку, став еще одной великолепной орлицей, тихо парящей в бесконечном небе.
- Где же твоя радость, Тао? – спросила его женщина.
- Мир полон страданий, Лин.
- У страданий есть духовная цель.
- Они всего лишь бесполезная боль.
- Помни, что мудрец всегда весел, потому что согласен с любой реальностью.
- А низости, зло, стало быть, с ними тоже нужно смириться?
- Единственное противоядие заключается в любви. Да, кстати: когда же ты женишься опять?
- Я все еще женат на тебе.
- Я всего лишь призрак и не могу посещать тебя всю оставшуюся жизнь, Тао. Это огромное усилие приходить каждый раз, как ты меня позовешь, ведь я уже не принадлежу твоему миру. Женись, в противном случае постареешь раньше времени. К тому же, если не испытаешь на себе все двести двадцать две любовных позы, все окончательно позабудется, - подтрунивала девушка, с лица которой не сходила незабываемая стеклянная улыбка.
Эти споры были намного хуже, нежели его визиты в известную «больницу». Практически не оставалось надежды помочь этим агонизирующим девушкам, и даже то, что пришло ему в голову, было, скорее, неким чудом. Напротив, он твердо знал, что на каждую девушку, выкупленную по всем правилам, оставалась еще дюжина бедняжек, которых вот-вот обесчестят. Молодой человек сильно мучался, воображая себе, скольких можно было бы вызволить из ужасных условий, будь он богаче, пока Элиза не напомнила ему о тех, которых удалось спасти. Ведь Тао Чьен и Элиза были связаны друг с другом тонкими узами родства и разделяемыми между собой тайнами, но вместе с этим существовали отдельно ввиду обоюдных навязчивых идей. Призрак Хоакина Андьета постепенно отдалялся, и, напротив, призрак Лин становился ощутимым, точно легкий морской ветер или же слышимый на пляже звук волн. Тао Чьену было достаточно мысленно вызвать ее, чтобы та появилась, всегда смеющаяся, как и было когда-то в реальной жизни. Тем не менее, до Элизы ей было все еще далеко, хотя уже стала ее союзницей, о чем девушка не знала до сих пор. Лин была первой, кто понял, что эта дружба уж слишком напоминала любовь, и когда ее муж пытался противостоять тем аргументом, что места в Китае, в Чили либо где-то еще для подобной пары так бы и не нашлось, она лишь рассмеялась опять.
- Не говори глупостей, мир велик, а жизнь долгая. Скорее, здесь все дело в смелости.
- Ты даже не можешь себе представить, что такое расизм, Лин, ты всегда жила среди своих. До того, чем я занимаюсь либо что я знаю, никому нет дела, а для американцев я всего лишь омерзительный китаец, а, порой, и настоящий козел отпущения; Элиза же для них и вовсе какая-то проходимка. В Чайна-тауне я не кто иной, как отступник, ходящий без косицы и одетый по-американски. У меня и места-то нигде своего нет.
- Расизм для меня не новость, в Китае мы с тобой думали, что простачки все сплошь дикие люди.
- Здесь уважают лишь деньги, и, стало быть, у меня никогда не будет достаточного их количества.
- Ты ошибаешься. Еще уважают тех, кто заставляет себя уважать. Смотри им прямо в глаза.
- Если я последую этому совету, меня подстрелят на любом углу.
- Ну и не стоит тогда пытаться. Ты слишком жалуешься, Тао, я тебя не узнаю. Где же тот храбрый молодой человек, которого я люблю?
Тао Чьену пришлось допустить, что он чувствовал себя связанным с Элизой бесконечно тонкими нитями, разорвать которые одну за другой было слишком просто, хотя, будучи переплетенными, они образовывали между собой нерушимую связь. Оба познакомились всего лишь несколько лет назад, но уже вполне могли оглянуться на свое прошлое, представлявшееся длинной, полной препятствий, дорогой, что они прошли бок о бок. Многие сходства между ними постепенно вытеснили расовые различия. «У тебя личико китайской красавицы», - как бы невзначай говорил он девушке. «А у тебя лицо доброго чилийского парня», - немедленно отвечала она. И во всем квартале была лишь одна такая чуднáя пара: высокий элегантный китаец вместе с неприметным китайским мальчиком. За пределами Чайна-тауна, однако, этих двоих практически невозможно было выделить среди многоликой толпы Сан-Франциско.
- Ты не можешь ждать этого человека вечно, Элиза. Это же напоминает некое помешательство, равно как и то, что вызвала в людях золотая лихорадка. Ты бы лучше дала себе какой-то разумный срок, - сказал ей Тао однажды.
- И что мне делать со своей жизнью по окончании этого срока?
- Тогда сможешь вернуться в свою страну.
- В Чили такой женщине, как я, живется куда хуже, чем одной из твоих китайских куртизанок. А вернешься ли в Китай ты?
- Это было моей единственной целью, хотя Америка начинает мне нравиться. Ведь там я снова стану Четвертым сыном, здесь же мне гораздо лучше.
