Юрий Вяземский - Если столкнешься с собой... (сборник)
Сделать предстояло немало, а времени было только до обеда: обедать Геннадий обещал у своей невесты, Натальи, а после они должны были отправиться в магазин для новобрачных.
В тридцать лет Геннадий еще не был женат. Друзья и знакомые Геннадия, в большинстве своем люди с супружескими обязанностями, уже отнесли его к категории неисправимых холостяков и оставили попытки вырвать его из этого вольнодумного, несколько завидного для них образа и способа жизни, периодически подсовывая ему самые разнообразные приманки различных возрастов, темпераментов и расцветок волос. Но тут Геннадий сам натолкнулся вдруг на никем не подсунутую и неумышленную Наталью, миловидную, достаточно образованную и редкостно покладистую двадцатичетырехлетнюю девушку. И все спланировалось и смонтировалось как бы само собой, незаметно, ровно и естественно. И уже заявление в загс было подано, и до свадьбы оставалось менее месяца.
Геннадий дорожил своей невестой, ежедневно либо виделся с ней, либо подолгу беседовал по телефону, часто думал о ней, представлял ее рядом с собой, а у изголовья постели прикнопил к обоям Натальину фотографию.
– Черт подери! Поработаю сейчас хорошенько, а потом с чистой совестью буду наслаждаться жизнью! С Натальей! Целых три дня не видел человека! – вслух повторил Геннадий, точно возгласом этим хотел выразить пренебрежение к непогоде.
Привычно сосредоточившись, уйдя в глубь себя и в этой глубине как бы разложив листки с эскизами эпизодов, Геннадий начал работать. Но то ли состояние у него было слишком возбужденное, то ли сглазил он себе работу неосторожным обещанием, но прошел он уже изрядно, миновал несколько мостов и по последнему из них перед заливом перешел уже через реку на сторону Гавани, а не только ничего нового не изобрел, но даже изобретенное не сумел «замонтировать», лишь промок, продрог и промерз.
Однако ни холод, ни упрямая непродуктивность фантазии не испортили ему настроения, не омрачили его странной радости.
Геннадий едва успел удивиться себе, как сразу же явилась мысль, шальная какая-то, ибо не только с тем, над чем размышлял, но и ни с чем окружающим не связанная:
«А ну все к черту! Хочу написать о Наталье! О Наталье и обо мне! Сейчас сяду в автобус, вернусь домой и напишу рассказ о нас с Натальей!»
Мысль эта так властно прозвучала в Геннадии, что он тут же повернул обратно и, уже когда сел в автобус, вдруг засомневался:
«А что я, спрашивается, могу написать о нас с Натальей? Кому это будет интересно?..»
Но сомнения его длились лишь мгновение, так как тут же нахлынуло прежнее, радостное:
«Как было все – так и напишешь!.. Для себя напишешь! Тебе это интересно!.. Ну и все!»
Пока ехал до своей остановки, пока от остановки добирался до дому, пока переодевался, Геннадий уже уяснил себе, с чего начнет и как приблизительно продолжит, а потому тут же сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, взял ручку. Замешкался было с названием, но потом радостно усмехнулся и вверху листа написал размашисто: «О нас с Натальей».
Ни кульминации, ни концовки рассказа он пока не придумал, но тут же понял, как надо начать, тем более что это начало – их с Натальей начало – точно само вдруг попросилось на бумагу.
«И как это я его до сих пор никуда не вставил?» – удивился Геннадий и легко и быстро начал писать, ничего сознательно не прибавляя, не приукрашивая, лишь опуская второстепенные детали.
О том, как летом, живя на даче, он, Геннадий, из мальчишеского озорства, до сих пор в нем не перебродившего, а пуще – от долгого сидения за письменным столом, гонялся на спортивном велосипеде за автобусами: «садился на хвост» на железнодорожной станции и преследовал до конечной остановки, и там переводил дух после пятикилометровой гонки. О том, как однажды, когда Геннадий обогнал автобус, к нему вдруг подбежала незнакомая симпатичная девушка и принялась отчитывать его за то, что он к ней «привязался».
Как оказалось, она ехала в том автобусе, который преследовал Геннадий, а пассажиры решили, что велосипедист, устремившийся вслед за автобусом, – ее кавалер, который таким небезопасным образом завоевывает Натальино расположение. Сначала над ней подсмеивались и подшучивали, но потом, когда автобус, выехав на прямую дорогу, набрал скорость, испугались за жизнь влюбленного велосипедиста и стали требовать от Натальи, чтобы она вышла к нему на следующей остановке. Наталья, разумеется, отказалась подчиниться такому требованию, и тогда за нее принялись уже всерьез и даже грозили силой высадить из автобуса.
Такой была их первая встреча. Легко и быстро написав ее, Геннадий пошел было дальше, но тут заметил, что Наталья, проговорив свой гневный монолог, «безутешно разрыдалась», в то время как в действительности никаких рыданий не было – незаметно разговорились, незаметно познакомились.
«Ну к чему ей рыдать? И тем более – безутешно!» – усмехнулся Геннадий и вычеркнул рыдания.
Дальше мало что было описывать – традиционные формы знакомства двух разнополых существ: совместные походы в кино на вечерний сеанс, совместные прогулки по вечерним дачным аллеям, поцелуи в кино и на аллеях, обмен адресами и телефонами перед отъездом в город, а в городе те же самые, только уже городские кинотеатры и аллеи, да еще театры, рестораны, вечеринки у знакомых. Можно было, конечно, придумать здесь этакое нетрадиционное, сюжетно закрученное и чувственно заостренное, но поскольку ничего подобного в их с Натальей жизни не было, то Геннадий преодолел этот месячный период их знакомства в два абзаца и тут же перешел к собору с маятником…
До этого, кроме совместных развлечений и редких поцелуев, ничто их не связывает. Геннадий встречается с Натальей, как раньше встречался с десятком других девушек и женщин. И вдруг ни с того ни с сего…
…кидается к телефону, не застает Наталью дома и, выведав у ее родителей, что она проводит с иностранными гостями экскурсию по городу, выбегает на улицу, хватает такси и начинает искать ее повсюду, не отдавая себе отчета в том, что делает, не понимая всей нелепости такого рода поисков в городе с четырехмиллионным населением, а чувствуя лишь, что если он в самое ближайшее время не увидит ее, не услышит ее голос, не обнимет ее, то… И что может тогда случиться с ним, он тоже не знает, но страшится этого и поэтому гоняет таксиста от одной музейной достопримечательности к другой, а потом летит к собору с маятником, упрямо решив, что уж к этому собору и к этому маятнику она обязательно придет со своими туристами, не может не прийти!
Знаменитый маятник, огороженный бархатными канатцами от разноязыкой толпы, наводнившей собор, то приливающей, то отливающей в массивные чугунные двери-ворота, отчужденно скользит над мраморным полом, градус за градусом отмечая вращение Земли и всего, что есть на ней, кроме него самого, неподвижного в своей подвижности; а он, Геннадий, стоит у колонны и ждет – час, два, три часа, – с каждой минутой все больше понимая безысходность своего ожидания – ну откуда ты взял, что она должна сюда прийти? Что она уже не побывала здесь раньше?! А вдруг она вообще не зайдет в собор, покажет его своим иностранцам из автобуса и поедет дальше – мало ли у нас соборов и дворцов? Да кто она такая, чтобы так ждать ее?! Откуда это безумство влюбленного десятиклассника в тебе, тридцатилетнем мужчине?! Что с тобой, вообще-то говоря, происходит, черт тебя подери?! Но чем яснее понимает, тем упрямее и нетерпеливее ждет ее появления, до рези в глазах и боли в затылке всматривается в лица, вслушивается в голоса до галлюцинаций, так что чудится ему ее смех, так что все экскурсоводы вокруг Геннадия вдруг начинают говорить ее голосом и с ее американским акцентом; а убедившись в том, что обознался, еще злее ненавидит себя и ее главным образом.
Да как она может?! Неужели она не чувствует, что я жду ее?! Я с ума сойду, если она не придет?! Если она не придет, я не знаю, что с ней сделаю! Клянусь, что все между нами будет кончено! – а потом не выдерживает, кидается в толпу, продирается сквозь нее к выходу, выбегает из собора, бежит через площадь, смеясь над собой и чуть не плача от обиды, но снова возвращается, садится на ступени перед входом и снова ждет…
Описав эту сцену, Геннадий поставил отточие и с абзаца завершил: «Она так и не пришла к маятнику, отсчитывающему Земные Повороты, а я понял, что нечаянно для себя, но теперь уже на всю жизнь полюбил, что, как это ни странно, я должен был влюбиться в нее именно сегодня. И именно поэтому она должна была не прийти».
Едва поставив точку, Геннадий подумал:
«А почему, собственно, должна была не прийти? Ведь она же пришла».
Дальше он не успел подумать, так как в коридоре зазвенел телефон. Звонила Наталья. Она напомнила Геннадию о том, чтобы он не забыл пригласительные билеты – пропуска в магазин для новобрачных, и попросила не опаздывать к обеду. Геннадий – все еще в соборе и возле маятника – рассеянно поддакивал и торопливо соглашался и уже готов был повесить трубку, как вдруг неожиданно для себя предложил:
