Олдос Хаксли - Слепец в Газе
— Имеете в виду, что страдаете, но не сильно, — сказал доктор. — Экземой болели?
— Так, чуть-чуть.
— И волосы заражены перхотью. — Доктор Миллер закивал в подтверждение своего вывода. — А головные боли у вас случаются?
Энтони пришлось сознаться, что иногда случаются.
— И конечно же ригидность затылка и прострел? Я знаю. Я знаю. Через несколько лет у вас разовьется пояснично-крестцовый радикулит или артрит. — Доктор помолчал секунду, с любопытством осматривая лицо Энтони. — Да-с, лицо землистое, — повторил он, качая головой. — И ирония, скептицизм, сухо-практическое отношение ко всему! Весьма неудовлетворительно! Все, что вы думаете, неудовлетворительно.
Энтони рассмеялся, но только чтобы скрыть некоторое беспокойство. Переход на дружеские отношения с каждым встречным мог быть слегка ошеломляющим.
— О, не воображайте, что я вас ругаю, — воскликнул доктор, и в его голосе была слышна нота искреннего раскаяния. Энтони все не мог прекратить смеяться. — Не берите вы в голову, что я в чем-то обвиняю вас. Протянув руку, он дружелюбно похлопал Энтони по плечу. — Мы все — те, кто мы есть, и когда речь заходит о том, чтобы превратить нас в то, чем мы должны быть, — это непросто. Да, непросто. Энтони Бивис. Как можно ожидать, чтобы вы думали только о том, что надо, если у вас хроническое кишечное отравление? Полагаю, с; рождения? Получили в наследство? И в то же время сутулость. Ложиться так на своего мула — это же ужасно. Нагрузка на позвоночник, словно от тонны кирпичей. Уже почти слышно, как он скрипит. А когда спина в таком состоянии, что происходит с остальными частями тела? Страшно подумать.
— И все-таки, — вмешался Энтони, слегка задетый перечислением своих физических уродств, — я еще жив и хочу вам кое-что рассказать..
— Кто-то здесь должен кое-что рассказать, — ответствовал врач. — Но тот ли он, кем вы хотите, чтобы он был?
Энтони не ответил, только с чувством неудобства улыбнулся.
— И если этот кто-то будет рассказывать гораздо дольше, вас это не заботит. Я серьезно, — настаивал он. — Абсолютно серьезно. Вам нужно изменить образ жизни, если хотите остаться в живых. И если дело в смене образа жизни, да, вы должны принять любую помощь, в которой нуждаетесь — от Бога и от врача. Я говорю вам это, потому что вы мне нравитесь, — объяснил он. — Я думаю, вам стоит изменить жизнь.
— Спасибо, — произнес Энтони, улыбаясь на этот раз от удовольствия.
— Говоря от имени врача, я бы порекомендовал курс иссушения тонкого кишечника.
— А говоря от имени Бога, — отпарировал Энтони, допуская, чтобы его удовольствие переросло в добродушную насмешливость, — я рекомендую курс молитв и поста.
— Нет, только не поста, — совершенно серьезно запротестовал врач. — Никакого поста. Только нормальная диета. Ни в коем случае мяса от мясника — это отрава для вас. И никакого молока; оно просто уничтожит вас. Принимайте его в форме сыра и масла, но ни в коем случае не жидкости. И как можно меньше яиц. И конечно же только один плотный обед в течение дня. Вам не нужна половина того, что вы едите. А что до молитвы… — Миллер вздохнул и в задумчивости наморщил лоб. — Мне, знаете ли, это никогда не нравилось. По крайней мере то, что обычно имеется в виду под молитвой. Все эти просьбы об особых милостях, руководстве и прощении — я всегда находил, что это делает человека эгоистом, заставляя его заниматься целиком только своей ничтожной личностью. Когда вы молитесь обычным способом, вы просто пережевываете самого себя. Вы возвращаетесь к своей собственной блевотине, если понимаете, что я хочу сказать. В то время как все мы хотим кое-как освободиться от собственной грязи.
Кое-как, думал Энтони, освободиться от книг, от ароматной и упругой женской плоти, от страха и лени, от болезненного, но таинственно интригующего видения мира как зверинца или сумасшедшего дома.
— Преодолеть эту мелкую, грошовую ничтожную личность, — продолжал доктор, — с ее жалкими добродетелями и пороками, с глупыми желаниями и не менее глупыми претензиями. Но если вы не внимательны, молитва просто утверждает в вас дурную привычку быть личностью. Я говорю вам, я наблюдал такие вещи в клинике, и кажется, это оказывает на человека такое же влияние, как мясо из мясницкой. Молитва делает вас более собой, более отстраненным. Так же, как и ромштекс. Взгляните на связь между религией и диетой. Христиане едят мясо, пьют алкоголь и курят табак, и христианство прославляет личность, настаивает на ценности пустяковых молитв, проповедует, что Бог чувствует гнев, и одобряет преследование еретиков. То же самое с иудеями и магометанами. Кошер[317] и разгневанный Иегова. Баранина и говядина — и человек живет среди гурий и готов на месть во имя Аллаха в священных войнах. Теперь посмотрите на буддистов. Овощи и вода. И какова их философия? Они не превозносят личность, а, наоборот, пытаются преодолеть ее. Они не воображают, что Бог может рассердиться на них; они думают, что он сострадателен, если не просветлены, а если просветлены, то считают, что он не существует, кроме как в виде безличного вселенского разума. Поэтому они не предлагают просительную молитву; они медитируют или, другими словам, пытаются соединить свой разум с разумом вселенским. И в конце концов, они не верят в особую судьбу для отдельных людей; они верят в нравственный порядок, где каждое событие имеет свою причину и приводит к определенному результату — где карта навязана вам фокусником, но только потому, что ваши предыдущие действия вынудили его навязать вам карту. Какие миры вдали от Иеговы и Бога Отца и вечные, нетленные души! Факт, несомненно, в том, что мы мыслим так же, как едим. Я ем как буддист, потому что уверен, что это поддерживает во мне здоровье и бодрое расположение духа — и результат таков, что я мыслю как буддист, а мысля как буддист, я утверждаюсь в своей решимости есть таким же образом.
— И вы рекомендуете мне есть именно так?
— Более или менее.
— И вы также хотите, чтобы я так мыслил?
— В конечном итоге вы уже не сможете препятствовать этому. Но, конечно, лучше начать делать это сознательно.
— Но, дело в том, — начал Энтони, — что я уже мыслю как буддист. Может быть, не всегда, но, безусловно, во многом. Несмотря на ростбиф.
— Вам кажется, что вы мыслите как буддист, — возразил доктор. — Но на самом деле это не так. Все отрицать это думать не по-буддийски, а как христианин, который ест больше мяса из мясницкой, чем может одолеть его кишечник.
Энтони рассмеялся.
— Да, я знаю, что это звучит смешно, — сказал доктор. — Но это единственно оттого, что вы дуалист.
— Никогда так не считал.
— Может быть, не по убеждениям. Но на практике — кто вы еще, если не дуалист? Кто вы, Энтони Бивис? Умный человек — это очевидно. Но также очевидно, что вы имеете бессознательное тело. Эффективно мыслящий аппарат и безнадежно глупый сгусток мышц, костей и внутренних органов. Конечно же вы дуалист. Вы живете двойной жизнью. И одна из причин тому — то, что вы слишком сильно отравляете себя животными белками. Как и миллионы других людей конечно же! Какой сегодня самый главный враг христианства? Мороженое мясо. В прошлом только представители высших классов были глубоко скептичными, отчаянными и всеотрицающими. Почему? Среди других причин потому, что они были единственными, кто мог позволить себе есть много мяса. А теперь к вашим услугам дешевая кентерберийская телятина и охлажденная аргентинская говядина. Даже бедняки могут позволить себе отраву, вселяющую в них полный скептицизм и отчаяние. И только очень сильные стимулы побудят их к целенаправленной деятельности, но, что самое худшее, единственная деятельность, которую они могут развернуть, — дьявольская. Их стимулируют только истерические призывы преследовать евреев, казнить социалистов или развязывать войну. Вы лично, к счастью, слишком интеллигентны, чтобы быть фашистом или националистом, но опять-таки в теории, а не в жизни. Поверьте мне, Энтони Бивис, ваш кишечник созрел для фашизма и национализма. Он давно вынуждает вас стряхнуть с себя жуткое всеотрицание, к которому он же вас и приговорил, — и превратить одну форму насилия в другую.
— Действительно, — согласился Энтони, — я здесь только по этой причине. — Он протянул руку по направлению к туманному кряжу гор. — Только для того, чтобы освободиться от негативизма. Мы были на пути к революции, когда бедный Стейтс получил рану.
Доктор кивнул головой.
— Вот видите, — сказал он. — Вы сами говорите! Неужели вы полагаете, что очутились бы здесь, будь у вас здоровый кишечник?
— Ну, я не знаю, — со смехом ответил Энтони.
— Вы прекрасно знаете, что не оказались бы, — почти сурово произнес доктор. — И по крайней мере не поехали бы по этому безумному делу. Потому что конечно же вы были бы здесь, скажем, как антрополог или как учитель, целитель или кто хотите, если бы это значило понимать людей и помогать им.
