Вернуться по следам - Му Глория
– Тарасик несколько преувеличивает. Извините. – Я отошла поискать подходящих палок для апортировки.
Набрав палочек и сложив их в кучу, словно для костра, я свистнула, подзывая Ричарда. На зов прибежал не только мой красавец, но и Щука со своими ухажерами.
Я бросала собакам палку, и они гурьбой мчались за ней. Щука очень быстро поняла, что к чему, с радостным повизгиванием (она была очень разговорчивой) совала мне в руки обслюнявленную сосновую ветку и высоко подпрыгивала, как мышкующий волчишко, нетерпеливо ожидая следующего броска. Она была счастлива.
Хозяйка фокстерьеров, однако, вовсе не выглядела счастливой. Она никак не могла отозвать своих псов, так что мне пришлось поделиться с ней палочками, а Ричарда и Щуку отвести в сторону, чтобы разбить компанию.
Я попробовала пустить Щуку на лестницу, но она не шла, опасливо смотрела вверх и жалобно скулила.
Ричард, уставший ждать своей очереди, оттеснил нас плечом и ломанулся наверх.
Я остановила его командой на верхней площадке и сказала:
– Ричард, позови.
Пес послушно залаял, и только тогда Щука, попискивая, почти на брюхе поползла за ним.
Благополучно спустившись и осознав все величие своего подвига, Щука приняла от меня заслуженные похвалы и лакомства и уже смелее, но все еще причитая на каждом шагу, снова полезла на лестницу вслед за Ричардом.
Я решила, что это неплохая мысль – пускать моего отличника паровозом, и таким же образом мы штурмовали барьеры и бум. Правда, у каждого барьера, перед тем как прыгнуть, Щука садилась и облаивала препятствие звенящим от обиды голосом, а с бума так и нарезалась разочек, но все это были пустяки.
В тот день я не ставила перед собакой никаких конкретных задач, мне просто надо было понаблюдать за ней, я это и делала.
Выводы оказались неутешительными.
То, что собака не подходила мне ни по характеру, ни по темпераменту, в общем, не имело значения – так даже интереснее. Но теперь я могла сказать с полной уверенностью, что она не подходит и для караульной службы. Как говорил мой дедушка, «это явное не то».
Собаку придется ломать – а уж этого мне никак не хотелось делать.
Но я решила не огорчаться раньше времени – все равно сперва надо обучить ее самым простым вещам по послушанию, а там посмотрим. Я решила радоваться каждому успешному этапу. Дядя Жора пообещал не бить Щуку и отдал ее в обучение – хорошо. Щука молниеносно освоила апортировку – и это хорошо. Щука сообразительная и легко идущая на контакт собака – да просто замечательно. «А остальное мы решим, не ссы, – сказала я себе, совсем как Геша, – два месяца он нам дал. Два месяца – это нормально, придумаю что-нибудь».
Высвистав овчарок, я пошла назад, к лодочной станции. Наши два часа были на исходе (я чувствовала течение времени не хуже собаки, видимо, потому, что вечно была на грани опоздания).
Около каких-то кустов я вытащила из кармана оттаявшую шапку и бросила Ричарду охранять, но с третьего раза пес таки понял, куда я собираюсь идти – без него, без охраны, в такое страшное место! – и стал виться вокруг меня.
– Тихо, Ричард, не бойся, он меня не съест. Ну, охраняй! – Я снова указала ему на шапку.
Ричард сел, но стоило нам со Щукой отойти, как пес вскочил и стоял, грустно опустив хвост и тревожно глядя мне вслед.
Я сдала Щуку хозяину и вручила ему толстую, обгрызенную собаками палку.
– Это чего? Бить?
– Далось вам это битье! Вот смотрите. Щука! Апорт! – Я бросила палку, и собака подхватилась за ней. – Ай умница. – Я скормила сухарик притащившей палку Щуке, а дяде Жоре сказала: – Будете так делать хоть несколько раз до вечера, хорошо?
– Чего это? Аборт еще какой-то выдумала… Я нанимался, что ли, эту псину развлекать?
– Не развлекать. Работать. Надо, чтобы она привыкла команды выполнять. Ваши команды, а не только мои, понятно? Поэтому кормить вы ее будете из своих рук. И палочку ей бросать – она это любит, так что будет приносить стопудово. То есть подчиняться команде. Я доступно объясняю?
– А… Ну, я понял. Не баловство это, а для дела… Чтоб слушалась, как ты говорила, так? Понял я, не дурак… Тогда ладно…
Поздним вечером, переделав все уроки, я все еще сидела за письменным столом, прикрывшись учебником по геометрии (чтобы мама не приставала), и писала сразу в двух тетрадках.
В одной я составляла расписание для себя на ближайшую неделю – ведь с появлением Щуки и так скудное время суток, отпущенное земному человеку, сократилось до размеров пресловутого гулькина хрена, и мне надо было все подрассчитать так, чтобы не пострадали ни мои занятия, ни Ричард, ни Зоська. А в другой я пыталась расписать схему дрессировочных работ для Щуки. В силу особенностей ее характера обычные ходы по подготовке к сдаче ОКД и ЗКС8 ей не подходили. Не говоря уж об охране предмета (о чем мне и думать не хотелось – Щука была из тех собак, которые насмерть зацелуют и хвостом забьют), трудности, безусловно, будут и с такими командами, как «место», «лежать» – очень уж она нетерпеливая и резвая.
Вот я и думала, с чего мне начинать, чтобы не отпугнуть Щуку, чтобы она полюбила учиться, ведь я никогда раньше не тренировала собак для других.
«Надо бы с Федором Сергеевичем посоветоваться, – думала я, разглядывая исчерканный лист со стрелочками и взятыми в кружки словами. – Лучше бы с Катей, конечно, но до Кати я только в конце недели доеду, а Федор Сергеевич завтра на нашей площадке будет…»
Глава 32
Утром я снова привязала Ричарда к ветке. На этот раз мне хватило ума взять из дома какую-то тряпочку (в качестве охраняемого предмета), ее я и бросила у ног пса (я давала команду «охраняй!», а не «место!», опасаясь того, что мой миролюбивый зверь позволит любому подойти к себе и начнет сопротивляться, только если его куда-то потащат. А так и подойти не даст, команда – это святое).
Ричард обреченно улегся, свернувшись печальным кренделем. Ему совсем не нравились эти мои новые утренние прогулки.
– Я скоро, не грусти. – И я побежала к лодочной станции.
Там я застала неожиданное – дядя Жора в одной тельняшке, без тулупа, швырял Щуке какой-то предмет и басом орал:
– Аборт! Аборт! О, шустрик, – увидел он меня, – зырь, приносит! Рукавицу приносит! А если потеряю, найдет? Найдет? Рукавицу?
– Найдет. Только там команда другая – «ищи». Я научу. – Я невольно рассмеялась, видя, как хорошо самодрессируется дядя Жора. Признаться, я побаивалась, что в мое отсутствие он не сдержится и надает Щуке оплеух, а оно вона как.
Запыхавшийся дядя Жора подошел ко мне и крепко пожал руку.
– Кормили вы ее?
– Не. Тебя ждал. Щас покормлю, я ей каши наварил, с мослами, как ты сказала.
– Вы мослов только сейчас не давайте. Потом, как вернется. А сейчас обрези накидайте в кашу.
– Прямо сыряком?
Я кивнула.
– А вот ты мне скажи, к чему слово это дурное – «аборт»? Это «принеси», что ли? Как «в подоле принесла» или как, не пойму я чего-то… Аж неудобно такое кричать…
– Не аборт, а апорт, это от французского apporte – «принеси». А «аборт» – от латинского abortus, что переводится как «выкидыш». Созвучно просто.
– И где ты этого всего набралась? Детям такое вроде знать не полагается?
– А, у меня все родители – врачи, не обращайте внимания. Кроме того, «аборт» – это не ругательство, а медицинский термин.
– Умная как утка. – Дядя Жора с сомнением покачал головой, словно не мог для себя решить, хорошо это или плохо.
На площадке я застала одного Тараса, он тоже давал «частные уроки» чужим собакам, подрабатывал.
– Дядь Федя? К девяти обещался, – сказал Тарас, вздернув рукав, чтобы посмотреть на часы.
И, словно по волшебству, как только минутная стрелка подползла к отметке «12», из-за сосенки на краю площадки показался Федор Сергеевич, как будто прятался там до урочного времени.
Он был не один, вместе с ним шли еще мужчина в широкой охотничьей дохе и средних размеров собака, по окрасу – пингвин пингвином. Черная спинка и голова, белая морда, грудь и лапы, смешные круглые белые брови.
