Лиз Мюррей - Клуб бездомных мечтателей
– На моих занятиях вы многое узнаете о СПИДе и ВИЧ, а также о предупреждении и лечении венерических заболеваний.
Кейт сняла очки и положила их на колени. Потом засунула руки внутрь презерватива и начала его растягивать в ширину до гигантских размеров. Весь класс замер, когда она стала натягивать презерватив на голову. Мы засмеялись, а Кейт натянула презерватив себе ниже носа. Потом она начала вдыхать ртом и выдыхать носом в презерватив, который стал раздуваться, как воздушный шарик. Потом она взяла английскую булавку и уколола шарик, и тот разлетелся на куски.
Мы дружно захлопали.
– Итак, у кого такой большой член, что не влезает в презерватив? Таких людей просто нет. – Кейт снова водрузила на нос очки. – Первое, что вы должны запомнить: для того, чтобы быть здоровой, надо знать себе цену. Каждая из вас – человек, и у каждой из вас есть человеческое достоинство. Вы имеете право, чтобы было так, как вы хотите и как вам нравится. Ваше удобство и безопасность имеют значение. Вы не обязаны подчиняться парню, потому что в любви и сексе все равны. Никогда не забывайте, что у вас есть то, что ему нужно, следовательно, у вас гораздо больше силы, чем вы можете предполагать.
Я посмотрела на Джесси, которая во время лекции находилась в кабинете, и улыбнулась. Я была рада, что две взрослые дамы завели с нами эту беседу на женские темы. Они делились с нами секретами, и мне это было приятно.
– Ваше хорошее моральное и психическое самочувствие напрямую связано с чувством собственного достоинства и уверенности в себе. Ваше тело – священный храм, который вы должны хранить и не давать делать с ним то, что считаете неправильным. Вы должны стать стражем храма вашего тела, и вы сами решаете, что в этом храме происходит, – говорила Кейт.
Она заразила нас своим энтузиазмом. Я прекрасно понимала связь уверенности в себе и успеха. Я задумалась, почему позволяла Карлосу плохо ко мне относиться. Он был очень близок к тому, чтобы меня сломать. Я не нашла в себе сил ему противоречить. Кстати, давным-давно с инцидентом в ванной у Рона разобралась Лиза, а не я.
«Вы должны стать стражем храма вашего тела, и вы сами решаете, что в этом храме происходит».
Потом мы с Кейт обсуждали вопросы, которые она начинала со слов «А знаете ли вы…».
– А знаете ли вы, что взбитые сливки могут вызвать вагинальную дрожжевую инфекцию? Точно так же, как и любые другие продукты, в которых много сахара, при контакте с вашими половыми губами.
– Что может вызвать? – раздался вопрос.
Это была симпатичная белая зеленоглазая девушка, в высоких кожаных сапогах и с кольцом в носу. Девушку звали Евой, и я ее мельком видела на занятиях по некоторым другим предметам. Она одевалась, как клубная особа, которой нравится хип-хоп. Ее губы были накрашены розовой помадой с ярко-красной обводкой по контуру, а отдельные пряди длинных каштановых волос, собранных в хвост, были выкрашены в белый цвет.
– Всегда приводит к инфекции? – озабоченно спросила она. Все засмеялись.
– Интересно, чем это ты там занималась? – шутливым тоном спросил Джонатан и снова «дал пять» нескольким девушкам из класса.
– Нет, дорогая, – ответила Кейт. – Не всегда. Но надо быть очень внимательной.
– Вот как, – сказала Ева, успокаиваясь. – Спасибо за ответ. Дело в том, что на этикетке такие последствия не указаны, так что полезно было узнать.
Она рассмеялась, после чего рассмеялись и все остальные.
* * *Ева жила поблизости от Академии на пересечении Двадцать восьмой улицы и Восьмой авеню. За исключением одного раза, когда я с папой посещала какого-то его знакомого, я никогда в жизни не была внутри жилых домов на Манхэттене. Я думала, что Ева должна быть богатой, но оказалось, что вместе со своим отцом Юриком, который пережил холокост, она живет в красном кирпичном здании, обитатели которого – престарелые и малоимущие.
Юрик был художником. В младенчестве мать – бабушка Евы – тайком вывезла его из еврейского гетто в Варшаве.
Они жили в большой светлой квартире с двумя спальнями. Вся квартира была увешана абстрактными картинами отца Евы на тему холокоста.
– Глядя на эти картины, мне становится стыдно, что я не умираю от голода, – сказала Ева, шутливо показывая на картину с изображением исхудавших людей, потерявшихся в лесу, и микроволновую печь под ней.
– Ты смешная, – сказала я ей.
Ева подала поздний ужин – две тарелки пасты в форме «бантиков» с фасолью и морковью. Я с ней постоянно смеялась, и при этом она была очень наблюдательной и много чего правильно замечала. С ней оказалось очень легко общаться. Мне она сразу понравилась, как только я увидела ее в классе.
Ева стала моим первым настоящим другом в Академии. Наши короткие прогулки после занятий переросли сперва в обеды на улицах Челси, потом во встречи в ее квартире, и в конце концов я стала у нее ночевать.
Мы очень быстро сблизились. Я рассказала ей урезанную версию своей биографии, оставив некоторые вещи до времен, когда в наших отношениях будет еще больше доверия. Она никогда не утверждала, что собирается мне помогать, но делала это постоянно. Когда я у нее оставалась, она всегда что-то готовила, давала мне одежду, позволяла мыться у себя в душе. Даже в обеденный перерыв она платила за часть моего обеда и никогда не выказывала никакого неудовольствия.
– А твой папа помнит войну? – спросила я ее однажды, сидя в пижаме у нее на кухне.
Мы прошли с Калебом курс истории и обсуждали то, как она на нас влияет. На этом курсе я узнала о геноциде, и мне было приятно говорить о том, о чем я имела какое-то представление.
– Немного. Он тогда совсем маленький был. Но его папа был главой одной важной еврейской организации. Папины воспоминания начинаются с послевоенных времен, когда его папа, мой дедушка, занимался помощью людям с психологическими травмами. Так что папа много чего наслушался.
Ева очень любила психологию. Она умела слушать, сочувствовать людям и понимать мотивацию, борьбу и желания.
– Мне кажется, что эта работа – его катарсис. Для того чтобы избавиться от такой глубокой травмы, нужно много сил. Он должен был как-то осмыслить масштаб потери.
Ева все понимала. С ней мне было спокойно, хорошо и весело. Я хотела видеть ее каждый день и мечтала, чтобы мы остались друзьями навсегда.
Иногда к нам присоединялся еще один наш друг из Академии. Его звали Джеймс, и мы вместе ходили на историю. Он был высоченным мулатом, то есть ребенком от смешанного брака черных и белых родителей. У него была кожа цвета карамели, афроприческа и мускулистое тело. Ему нравилось все японское, и на уроки он часто приходил в майках с японскими иероглифами или в старой куртке для занятий кунг-фу.
