Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
— Заводную птицу? — спросил дядя. — А это еще что такое?
В нескольких словах я рассказал ему про Заводную Птицу: как она садилась на дерево у нас в саду и каждый день кричала таким голосом, будто заводила пружину.
— Не знаю. Никогда не видел и не слышал. Я вообще люблю птиц и всегда с удовольствием слушаю, как они поют, но о такой птице в первый раз слышу. Она имеет какое-то отношение к дому?
— Да нет. Я бы не сказал. Просто интересно, знаешь ты про нее или нет. Вот я и спросил.
— Знаешь что? Если хочешь узнать побольше о тех, кто жил в доме после меня, сходи в ту риэлторскую контору. «Сэтагая дайити», рядом со станцией. Найди там старика Итикав у, скажи, что я тебя послал, и поговори с ним. Он несколько лет присматривал за домом. Итикава сто лет живет там, у вас, и многое может рассказать. Это от него я услышал о доме Мияваки. Он поболтать любит, сходи к нему.
— Спасибо. Схожу, — сказал я.
— Ну а как у тебя с работой? Подыскал что-нибудь? — поинтересовался дядя.
— Нет еще. По правде говоря, я не очень-то и стараюсь. Кумико работает, я хозяйством занимаюсь. Обходимся пока.
Дядя, как мне показалось, над чем-то задумался, а потом сказал:
— Будут проблемы — дай мне знать. Может, смогу помочь чем-нибудь.
— Спасибо, дядя. Обязательно к тебе обращусь, если что. — На этом разговор окончился.
Позвонить в эту дядину риэлторскую фирму, расспросить о доме и людях, которые тут до меня жили? Ну, это уж полный маразм, подумал я и решил забыть об этом деле.
Дождь продолжал моросить так же бесшумно; все вокруг стало мокрым — крыши домов, деревья в саду, земля. На обед я съел суп из банки и тост и весь остаток дня пролежал на диване. Хотел было сходить в магазин, но вспомнил про пятно — и охота выходить пропала. Тут я пожалел о сбритой бороде. В холодильнике, правда, еще оставалось немного овощей, а на полке — несколько банок консервов. Еще был рис и яйца. Небогато, но дня два-три протянуть можно.
Я просто лежал, ни о чем не думая, читал, слушал кассеты с классикой, рассеянно смотрел на сыпавшийся в саду дождь. Мыслительные способности деградировали до предела. Видно, я перетрудил мозги, просидев так долго в темном колодце. Стоило начать думать о чем-то серьезном, как голову схватывала тупая боль, будто ее сдавливали тисками, обернутыми во что-то мягкое. А при попытке окунуться в воспоминания все мускулы и нервы моего тела, казалось, скрипели от натуги. Прямо Железный Дровосек из «Волшебника страны Оз», который заржавел, когда у него кончилось масло.
То и дело я вставал и шел в ванную, чтобы перед зеркалом поглядеть, что там с пятном на лице. Отметина была на месте, ничего не изменилось — ни размер, ни цвет. Еще оказалось, что я побрился не до конца — на верхней губе остались волосы. Я про них совсем забыл, когда, выбривая правую щеку, обнаружил пятно и запаниковал. Пришлось еще раз умыться горячей водой, намазаться кремом и сбрить остатки щетины.
Вглядываясь в свое отражение, я вспомнил, что сказала по телефону Мальта Кано: «Мы лишь эмпирически верим в то, что отраженный в зеркале образ соответствует оригиналу. Будьте осторожнее». На всякий случай я пошел в спальню и поглядел на себя в трюмо, перед которым Кумико обычно одевалась. Пятно никуда не делось. Так что зеркало здесь ни при чем.
Кроме пятна, никаких других отклонений у себя я не нашел. Измерил температуру — нормальная. За исключением того, что для человека, который три дня ничего не ел, у меня был слишком хилый аппетит, и подступавшей время от времени легкой тошноты — скорее всего это было продолжение приступов, что одолевали меня в колодце, — мой организм был в полном порядке.
День прошел тихо. Ни телефонных звонков, ни писем. Ни одна душа не показалась на дорожке, соседей тоже не было слышно. Кошки по саду не бегали, птицы не летали и голоса не подавали. Время от времени заводили свою песню цикады, но и они, в отличие от обычных дней, особо не усердствовали.
Ближе к семи слегка засосало под ложечкой. Я приготовил ужин из консервов и овощей, послушал вечерние новости по радио, чего со мной уже давно не случалось: в мире ничего особенного не происходило. Погибли на машине молодые ребята. Хотели кого-то обогнать на скоростной дороге и врезались в стену. Глава отделения одного крупного банка и его подчиненные подозреваются полицией в выдаче незаконных кредитов; ведется следствие. Какой-то юнец прямо на улице убил молотком тридцатишестилетнюю домохозяйку из Матиды. Но все это происходило в каком-то ином, далеком мире. А в моем только шел дождь — и больше ничего. Бесшумный, тихий дождь.
В девять часов я перебрался с дивана на кровать, дочитал главу в книжке, погасил свет и заснул.
Мне что-то снилось — и вдруг я проснулся, точно от удара. О чем был сон — вылетело из головы, но был в нем какой-то напряг, это точно. Уж больно часто колотилось сердце в груди, когда я открыл глаза. В комнате было еще совсем темно, и я не сразу понял, где нахожусь. Изрядно времени прошло, прежде чем до меня дошло, что я у себя дома, в своей кровати. На будильнике — начало третьего. В колодце был не сон, а не пойми что, вот и получился какой-то совершенно непонятный цикл — то заснешь неизвестно когда, то вдруг проснешься. Только я разобрался что к чему, как захотелось в туалет. Напомнило о себе выпитое на ночь пиво. Если бы я мог, то лучше бы лег и уснул снова, но делать было нечего.
Смирившись с неизбежностью, сел на кровати, и вдруг рука коснулась кожи кого-то, кто лежал рядом со мной. Нельзя сказать, что это было для меня неожиданностью — ведь на этом месте всегда спала Кумико, и я к этому привык. Но тут я вспомнил: Кумико уже нет! Она ушла от меня. Рядом спал кто-то другой.
Я решительно потянулся вперед и включил стоявшую у изголовья лампу. И увидел Криту Кано.
13. Продолжение истории
Криты Кано
Совершенно голую Криту Кано. Повернувшись в мою сторону, девушка спала, и на ней совсем ничего не было — даже одеяла. Груди красивой формы, маленькие розовые соски, темный треугольник волос под абсолютно плоским животом, напоминающий заштрихованную тень на эскизе, — выставлены на обозрение. Белая-белая кожа отливала блеском, будто девушка только что родилась на Крите из пены морской. Ничего не понимая, я не сводил глаз с ее тела. Во сне колени ее были сведены вместе, ноги слегка согнуты. Рассыпавшиеся волосы закрывали пол-лица, и глаз Криты видно не было, но, судя по всему, она глубоко спала: когда я зажег лампу, она даже не шевельнулась, дыхание оставалось тихим и ровным. У меня сна уже ни в одном глазу не осталось. Вынув из шкафа легкое летнее одеяло, я укрыл им девушку. Потом потушил лампу у кровати и пошел в пижаме на кухню, решив посидеть немного за столом.
