Малькольм Брэдбери - В Эрмитаж!
Что бы ни произошло в России за последние несколько дней — а без необходимой дистанции все равно не понять, что же это было на самом деле: трагедия, кризис или просто очень серьезное несчастье, — на первый взгляд мало что изменилось. В битве между апатией и утопией вновь победила апатия. По-прежнему развеваются флаги враждующих сторон: там серпастый-молоткастый, здесь — старо-новый триколор. Бартер и коммерция процветают — во всяком случае, здесь, в порту, многочисленные торговцы как раз собирают последние доллары, кроны, марки и рубли, пакуют товары и собираются по домам. Несчастий тоже хватает: причитают на улицах женщины, валяются в подворотнях пьяницы. В опере поют, в балете танцуют. Преступность — растет, пьянство — поголовное, население — беднеет; на улицах полно нищих. Экстраординарный мир с экстраординарными проблемами, и нужно много-много записных книжек, чтобы хотя бы объяснить их.
Корабль снимается с якоря. Опять играет оркестр — все так же фальшиво, но с меньшим энтузиазмом: наверное, потому что мы не приходим, а уходим, не пристаем с карманами, полными денег, а отчаливаем с наполовину опустошенными (несколько брошенных благодарными слушателями монеток все же летят через перила, хотя вряд ли достигают цели). Мы отбываем, отплываем, нам и грустно, и в то же время мы ощущаем внезапное облегчение, которое испытывают многие, покидая Россию. Ведь по правде сказать, пусть личность стала понятием расплывчатым, пусть мы подобны лицам, нарисованным на песке у самой кромки волн, и существуем в готовом взорваться космосе, все равно наши «я», нами же придуманные и взлелеянные, наше личное, персональное — по-прежнему ценно и дорого нам. Мы смотрим, как берег разжимает объятия, перлини падают в маслянистые портовые воды, причал неожиданно оказывается позади, а терминал, растворяясь в балтийской мгле и городском смоге, сразу же теряет знакомые трещины и прочие дефекты и снова выглядит цельным, блестящим, модерновым сооружением.
На горизонте позолоченные шпили Петропавловской крепости и Адмиралтейства, позолоченный купол Исаакиевского собора, с которого я видел то же Балтийское море, сейчас скрытое туманом. В этот туман мы и плывем. С холодного капитанского мостика можно различить очертания Кронштадтской крепости, а дальше, на южных берегах широкого эстуария, вздымается ввысь огромная статуя — «Серп и молот». Потом картина меняется: жилые кварталы, еще, возможно, крыши дворцов, а дальше — море. Танкеры и плавучие базы бороздят ледяные октябрьские воды. А внизу начинает оживать и шуметь собственный наш корабль. Как всегда, когда судно, оторвавшись от суши, выходит в открытое море, пассажиры вздыхают облегченно, начинают надеяться на что-то и что-то предвкушать.
— В самом деле? — говорю я Биргитте Лидхорст, ибо рыжеволосый соловей так любезен, что стоит рядом со мной у перил. — Прямо там, на сцене Мариинского театра?
— Конечно, — отвечает она. — И мне очень жаль, что вас не было. Я ждала, думала, вы придете на меня посмотреть.
— Я бы непременно пришел — если бы кто-нибудь взял на себя труд оповестить меня.
— Бу уверял, что всех оповестил. Это был мой, и только мой, вечер, его устроили в мою честь, бессовестный вы человек, дорогуша.
— Ну да…
— Я выглядела как королева — все так говорили.
— Не сомневаюсь. Это был настоящий триумф.
— Гала-представление. И на бис меня, разумеется, попросили спеть что-нибудь из «Онегина».
— Письмо Татьяны?
— Конечно. «Не ты ли, милое виденье, / В прозрачной темноте мелькнул, / Приникнут тихо к изголовью…» Это было сногсшибательно!
— И успех наверняка оглушительный.
— Еще бы, дорогуша! Мне устроили овацию, зал аплодировал стоя — и не меньше десяти минут.
— Замечательно.
— А угадайте, сколько букетов?
— Даже представить боюсь.
— Сорок, дуся. Ей-богу, сорок. Двадцать бутылок розового шампанского. А икры-то, икры…
— Я уверен — вы были выше всех похвал.
— А сам не пришел.
— Зато пришли все остальные.
— Они-то пришли, а вы нет. Приходите после ужина в мою каюту.
— Я подумаю над вашим предложением.
— Двадцать бутылок шампанского, дорогуша. А икры-то, икры…
— Русские знают и любят великих певцов.
— Еще бы! Именно это я сказала мужу.
— Вашему мужу? А я думал, он поет Скарпиа в Бари или еще где-то… Кстати, вы хотели его убить.
— Разве вы не видели моего мужа? Он приезжал за мной на «ЗИЛе».
— Вспомнил, вы хотели подсыпать ему мышьяка.
— Он там пел в сезон Верди. Как вы думаете, зачем я поехала в Петербург?
— Когда-то я полагал, что это имеет отношение к Дидро.
— Вот вы где опять. — Не успел Кронштадт скрыться из виду, за спиной у нас выросла Снежная Королева Альма. — Как всегда! Неужели непонятно, что вас ждут внизу? Вы не понимаете, что семинар возобновляет свою работу?
— А он разве не закончился? — удивляется мой рыжеволосый соловушка.
— Нет, конечно, — обрезает ее Альма. — Проект «Дидро» не закончится никогда, он…
Под конвоем Снежной Королевы мы снова спускаемся вниз. За кассой «Блинного бара» по-прежнему сидит Татьяна из Новгорода. В дьюти-фри Татьяна из Смоленска старательно протирает запылившиеся бутылки. Но в конференц-зал вместо нашей милой старой знакомой, Татьяны из Пушкина, заходите подносом и начинает разносить нам шампанское совсем другая, чужая девушка. Ирина из Омска — так она представилась. Потихоньку подтягиваются пилигримы Просвещения. За время своих странствий Свен Сонненберг обзавелся здоровенной меховой шапкой, а Агнес Фалькман щеголяет в широкой грязноватой крестьянской юбке. Я спрашиваю, как прошла их загородная поездка. Свен, по-видимому, рассчитывал найти в русской деревне больше порядка, а общественные объединения, которые надеялась увидеть Агнес, больше не существуют. Приходят и другие: Мандерс вежливо улыбается, Лapc Пирсон мрачно кивает. Не видно только Жак-Поля Версо. Бу выходит на середину комнаты, хлопает в ладоши, поднимает бокал.
— Skal! Друзья мои, — возглашает он, — у меня есть тост. Давайте выпьем за нашего замечательного Дидро!
ВСЕ ВМЕСТЕ: Skal! За Дидро… За Дени! (И так далее.)
БУ: Позвольте вновь поприветствовать вас на борту корабля. Надеюсь, все вы хорошо провели время в прекрасной Северной Венеции?
ВСЕ ВМЕСТЕ: Да-да… Очень хорошо… Jo, jo… Было чудесно, Бу… Вы превосходно все организовали… Вы и Галина… (И так далее и тому подобное.)
Я: Да, Бу, мы и в самом деле получили большое удовольствие…
БУ: Благодарю…
Я:…но не возражаете, если я кое-что спрошу?
БУ: Конечно не возражаю. Здесь все имеют право задавать вопросы. Прошу.
Я: Я в восторге от проекта «Дидро». Но я недоумеваю — знаете ли вы сами, что он собой представляет?
Моя наивность забавляет остальных, они улыбаются, пересмеиваются.
БУ: А вы не знаете?
Я: Понятия не имею. Лично я поехал, потому что нам обещали знакомство с архивом Дидро в Публичной библиотеке.
БУ: Ну и чем вы занимались в конечном счете?
Я: Ну… Я пошел в Публичную библиотеку знакомиться с архивом Дидро.
БУ: Именно так.
Я: Значит, все это было организовано, чтобы я мог ознакомиться с бумагами Дидро…
СВЕН: Nej, nej. Я знаю, зачем мы поехали в Петербург. Мы поехали смотреть столы.
Я: Почему именно столы?
СВЕН: Так мне сказал Бу. Он сказал, что Дидро был учителем всех ремесленников. Благодаря его урокам российские плотники научились делать правильные шаблоны, идеальные чертежи, сконструировали лучший в мире токарный станок, стали создавать прекрасные дворцы и памятники — и делать отличные столы.
БУ: Разве я вас обманул?
СВЕН: Ничего подобного, Бу. Столы у них действительно классные. Один я даже везу с собой…
АГНЕС: Но дело не только в столах.
Я: Ах вот как… Не только?
АГНЕС: Бу посетил наш профсоюз и объяснил, что Дидро, оказывается, разработал принципы организации труда. Он первый соотнес профессиональные навыки со свойствами личности, ремесло с идеей. Первый заговорил о проблемах передачи опыта и воспитании чувства собственного достоинства у рабочих. Это все есть в его записных книжках. Поэтому Бу подумал, что мне интересно будет посмотреть, как организованы фермерские кооперативы в России.
БУ: И, надеюсь, вы это осуществили.
АГНЕС: Не совсем. Потому что этих кооперативов больше не существует. Но Бу-то в этом не виноват.
Я: А вы, мистер Мандерс? Вы ведь не на колхозы смотреть поехали?
АНДЕРС: Нет. Я поехал, чтобы встретиться с мэром Санкт-Петербурга.
Я: Хотели поговорить с ним о столах?
АНДЕРС: Н-не совсем. Предполагалось, что тема будет сформулирована немного шире. Бу организовал нашу встречу для обсуждения некоторых проблем культурного сотрудничества между странами Балтии. В данный момент я не имею права разглашать результаты переговоров. Но если предположить, что жизнь в России когда-нибудь приблизится к тому, что многие называют нормой, могут открыться кое-какие небезынтересные возможности…
