Джонатан Франзен - Поправки
В неверном свете Альфред увидел, как струйка поползла по полу и вдруг повернула обратно, словно горизонталь взбесилась.
– Инид! – безнадежно крикнул он, принимаясь за изнурительный труд – ликвидировать протечку и осуществить свой план. А корабль плыл дальше.
Благодаря аслану и юному доктору Хиббарду, этому выдающемуся, высокопрофессиональному молодому человеку, Инид впервые за много месяцев уснула глубоким, здоровым сном.
Она так многого хотела от жизни и так мало могла получить дома, в Сент-Джуде, с Альфредом, что поневоле все желания сконцентрировались на считаных днях круиза – мимолетных, как жизнь поденки. Многие месяцы мысль о круизе служила ей отдушиной, помогала примириться с настоящим, а поскольку день, проведенный в Нью-Йорке, ничем ее не порадовал, на борт «Гуннара Мирдала» Инид поднялась, окончательно изголодавшись по радостям бытия.
Здесь на каждой палубе пенсионеры развлекались вовсю, наслаждались досугом – она мечтала, чтобы именно так распорядился остатком дней Альфред. Хотя компания «Нордик-плежелайнз» отнюдь не предоставляла скидок, билеты на этот рейс были раскуплены преимущественно большими группами, например Ассоциацией выпускников Университета Род-Айленда, Американской хадассой[54] Чеви-Чейса (Мэриленд), ветеранами 85-й воздушной эскадры («Небесные дьяволы») и Лигой профессионального бриджа округа Дейд (Флорида). Пышущие здоровьем вдовы под локоток подводили друг друга на перекличку, где им раздавали карточки с именами и справочные материалы, в знак встречи старые друзья испускали оглушительные вопли, от которых дрожали стекла. Стариканы, не желавшие упускать ни минуты драгоценного времени, уже пили ледяной «коктейль дня» (лапландская брусника со льдом) из огромных стаканов, которые приходилось держать обеими руками. Остальные толпились под навесами нижних палуб, укрываясь от дождя, и высматривали на исчезавшем вдали Манхэттене знакомые лица, чтобы помахать рукой на прощание. Маленький эстрадный оркестр играл в зале «Абба» польку в стиле хеви-метал.
Пока Альфред перед ужином заседал в туалете (третий раз в течение часа), Инид вышла в холл палубы «В» и прислушивалась, как наверху, на палубе «А», кто-то медленно тащится на костылях.
Бриджисты по случаю круиза облачились в униформу – футболки с надписью «Старые бриджисты не умирают, они просто теряют квалификацию». На взгляд Инид, подобная шутка не годилась для тиражирования.
Ветераны бежали, да-да, бежали по направлению к «Лапландской бруснике со льдом».
– Ну конечно, – пробормотала Инид, заметив, какие тут все старые. – Кто еще может позволить себе такой круиз?
Такса, которую тащил на поводке проходивший мимо мужчина, оказалась кислородным баллончиком на роликах, одетым в собачью шубку.
Мимо проплыл толстяк в футболке с надписью «Титаник – корпус».
Всю жизнь тебя каждую минуту дергали, а теперь твой нетерпеливый муж запирается в туалете минимум на пятнадцать минут.
«Старые урологи не умирают, они просто рассасываются».
Даже в менее официальные вечера вроде сегодняшнего, когда форма одежды не регламентировалась, футболки за ужином совершенно неуместны. Инид надела шерстяной костюм и уговорила Альфреда повязать галстук, хотя, учитывая, как он в последнее время орудует ложкой в войне с ужином, галстуки все равно потерпят поражение. Инид уложила их в чемодан целую дюжину. Для нее было важно, что круиз «Нордик-плежелайнз» – роскошь. Она ожидала элегантности и заплатила за нее большие деньги, причем отчасти – из собственных сбережений. Каждая футболка наносила небольшой удар по ее мечте, лишала частички удовольствия.
Ее обижало, что люди богаче ее зачастую были не слишком достойными и привлекательными. Неотесанными и хамоватыми. Быть беднее людей умных и красивых – вот что могло бы утешить. А стоять ступенькой ниже этих жирнюков в футболках, этих любителей анекдотов…
– Я готов, – объявил Альфред, выходя в холл.
Подымаясь на лифте в столовый зал «Серен Кьеркегор», он взял Инид за руку. Когда он держал ее за руку, Инид чувствовала себя замужней женщиной, знала свое место в мире и могла бы примириться со старостью, но и тут ей не дано было забыть, как она мечтала держаться за руку мужа в те годы и десятилетия, когда он вечно мчался на два шага впереди. Теперь его рука стала смиренной и жалкой. Даже дрожь, которая со стороны казалась неукротимой, на ощупь была совсем легкой. Однако Инид чувствовала, что, как только он выпустит ее руку, тремор возобновится с прежней силой.
Путешественников, не принадлежавших к той или иной организации, усаживали за отдельные столы для «неприсоединившихся». К радости Инид, высоко ценившей пестрые по национальному составу компании (лишь бы без зазнайства), рядом с ней за столом оказались двое норвежцев и двое шведов. Из европейских стран Инид предпочитала те, что поменьше. Можно узнать какой-нибудь любопытный шведский обычай или факт из норвежской жизни и не переживать из-за своего невежества в области немецкой музыки, французской литературы или итальянского искусства. Взять, к примеру, этот их тост, «сколь!», или факт, о котором мистер и миссис Нигрен из Осло известили сотрапезников как раз в тот миг, когда Ламберты заняли последние два места за столом; Норвегия-де является крупнейшим в Европе поставщиком сырой нефти.
Первым делом Инид обратилась к соседу по левую руку, мистеру Сёдербладу, пожилому шведу в солидном синем блейзере, с аскотским галстуком.
– Каковы ваши впечатления? – спросила она. – Это судно – вправду совершенно настоящее?
– Вроде бы держится на воде, – улыбнулся в ответ мистер Сёдерблад, – несмотря на большую волну.
Инид прибавила громкости, чтобы собеседник лучше ее понял:
– Я имею в виду: это НАСТОЯЩЕЕ СКАНДИНАВСКОЕ судно?
– Да-да, разумеется, – ответил мистер Сёдерблад. – Но вообще-то все в мире становится все более и более американским, вы не находите?
– Но как вы считаете: здесь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОЧНО передана атмосфера НАСТОЯЩЕГО СКАНДИНАВСКОГО СУДНА? – допытывалась Инид.
– Вообще-то этот корабль получше многих скандинавских. Нам с женой пока что все очень нравится.
Инид прекратила расспросы, так и не уверившись, что мистер Сёдерблад понял, к чему она клонит. А хотелось ей, чтобы Европа оставалась Европой. Они с Альфредом пять раз ездили в Старый Свет в отпуск и дважды в командировку, можно сказать, всего около десятка поездок, так что приятельницам, собиравшимся путешествовать по Испании или Франции, Инид говорила со вздохом, что с нее уже достаточно. Но безумно раздражалась, когда ближайшая ее подруга, Беа Мейснер, прикидывалась столь же пресыщенной: «Так надоело мотаться в Санкт-Мориц к внукам на дни рождения» и т. п. Туповатая и бессовестно красивая дочка Беа, Синди, подцепила австрийца, врача спортивной команды, некоего фон-как-бишь-его, который и сам выиграл бронзовую олимпийскую медаль в гигантском слаломе. Беа поддерживала с Инид близкие отношения, и это можно было бы счесть торжеством дружеской преданности вопреки социальным различиям, если б Инид не помнила очень хорошо, что именно благодаря крупным вложениям в акции «Эри-Белт» накануне слияния компании с «Мидленд-Пасифик» Чак Мейснер приобрел особняк в Парадайз-Вэлли. Чак стал президентом правления в своем банке, а Альфред застрял на вторых ролях в «Мидленд-Пасифик», сбережения вкладывал в не защищенную от инфляции ренту, так что Ламберты не смогли бы позволить себе круиз такого уровня, как «Нордик-плежелайнз», не запусти Инид руку в свои личные накопления. А сделала она это, чтобы не лопнуть от зависти.
