Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2013)
«Литература давно уже не играет в обществе никакой роли. Есть просто такая специальность — писатель, как есть специальность инженер-электрик или повар».
Прямая речь: Дмитрий Бак. [Материал подготовила] Анна Козыревская. — «ПостНаука», 2012, 17 декабря < http://postnauka.ru >.
«Есть замечательный филолог Андрей Леонидович Зорин, сын драматурга и прозаика, мой товарищ, старший коллега. Много лет он был со мной на одной кафедре, а сейчас заведует кафедрой в Оксфорде и работает у нас в РГГУ и в еще нескольких вузах Москвы. И он замечательно определил преподавание: „Часто думают, что приходишь на лекцию, достаешь по червяку и кладешь им в клювы. А на самом деле преподавание другое. Ты приходишь, полу-отворачиваешься и достаешь из глубокого кармана очень долго очень длинного червяка и сам начинаешь его есть на глазах у других”. Это и есть преподавание».
Бог знает откуда. Беседу вел Дмитрий Волчек. — « SvobodaNews.ru », 2012, 10 декабря < http://www.svobodanews.ru >.
Беседа с живущим в Вашингтоне поэтом Василием Ломакиным , лауреатом премии Андрея Белого.
«— В каком из осколков русского зеркала — досоветском, советском, нынешнем — вы отражаетесь лучше всего?
— В том, где находится русский модерн, по времени совпавший с ранним советским периодом. Этот осколок хорошо отражает, потому что крепок и неизменен: слог лучших поэтов модерна, от Клюева до Введенского, остался уникально-авторским. Их языку не было суждено естественным образом истратиться и, став банальным, исчезнуть в своем поэтическом качестве, cоставить фон обычности для по-новому определенных поэтических фигур. Также, на более низких уровнях, их поэтики избежали профанирования и размножения массовым стихотворчеством, для стилизаций оказались непригодны и не смогли быть освоены постмодерном. Время для таких поэтов остановилось (или вновь пришло, что одно и то же), и их слог останется действенным навечно».
Новый адрес сайта Радио Свобода: http://www.svoboda.org
Больше миссионерства! Андрей Рудалёв в беседе с Платоном Бесединым. — «Урал», Екатеринбург, 2012, № 12 < http://magazines.russ.ru/ural >.
Говорит Андрей Рудалёв: «С разрушением великой страны произошла и потеря смыслов, люди, населяющие ее территории, пересели в гумилевский „заблудившийся трамвай” и едут, руководимые чужой волей, в бесцельном хаотическом движении. У нашего поколения есть ощущение произошедшей тотальной ошибки, и ее надо исправлять в первую очередь через обретение осмысленности своего существования, через возвращение чувства собственного достоинства. Когда я читал „Коммунизм” [Олега] Лукошина, мне показалось, что автор размышляет о чем-то схожем».
Сергей Гандлевский. «Русский язык попал в серьезный переплет». Беседу вела Светлана Рахманова. — «Новые Известия», 2012, 4 декабря < http://www.newizv.ru >.
«Я люблю читать серию „ЖЗЛ”, если, конечно, автор жизнеописания внушает доверие, а его герой мне не безразличен. Некоторые люди жалуются, что после того, как они узнают о неаппетитных подробностях жизни кого-то из деятелей искусства, они перестают получать удовольствие от его творчества. Для меня же, наоборот, это повод лишний раз порадоваться тому, какая сильная вещь искусство, если оно в творческом процессе поднимает вполне обычных и даже посредственных людей на высоту великодушия, красоты, благородства, до которой они не дорастают в своей частной жизни».
Александр Генис. Шибболет. — «Новая газета», 2012, № 139, 7 декабря < http://www.novayagazeta.ru >.
«Попробуйте обойтись без суффиксов, и ваша речь уподобится голосу автомобильного навигатора, который не умеет, как, впрочем, и многие другие, склонять числительные и походить на человека. Приделав к слову необязательный кончик, мы дирижируем отношениями с тем же успехом, с каким японцы распределяют поклоны, тайцы — улыбки, французы — поцелуи и американцы — зарплату. Суффиксы утраивают русский словарь, придавая каждому слову синоним и антоним, причем сразу. Хорошо или плохо быть „субчиком”, как я понял еще пионером, зависит от того, кто тебя так зовет — учительница или подружка».
«Между устным и письменным словом много градаций. Одна из них — тот псевдоустный язык, которым сперва заговорили герои Хемингуэя, а теперь — персонажи сериалов. Их язык не имитирует устную речь, а выдает себя за нее так искусно, что мы и впрямь верим, что сами говорим не хуже».
«Когда обновленные словари обнаружили у „кофе” средний род и разрешили называть его „оно”, маловажная перемена вызвала непропорциональный шок. Умение обращаться с „кофе” считалось пропуском в образованное общество. Но вот шибболет интеллигенции, удобный речевой пароль, позволяющий отличать чужих от своих, — убрали, и язык стал проще, а жизнь сложнее».
Федор Гиренок. Без надежды на успех. — «Литературная газета», 2012, № 52, 26 декабря < http://www.lgz.ru >
«Русский язык перестает выполнять интегрирующие функции. Дело не в том, что кто-то хочет его реформировать и говорить вместо „пальто” „пальтом”, а в том, что русский язык более не гарантирует своим носителям прямого доступа к современной науке и технологиям, современному искусству и современной философии. И даже к современной литературе. Русский язык девальвируется и сворачивает свою образовательную деятельность. Он передает свои функции английскому. Теперь этот язык обеспечивает прямой доступ к современным достижениям науки, искусств и литературы. И калмык, друг степей, сегодня должен учить не русский язык, а английский, чтобы быть на уровне вещей и идей, его окружающих».
«Европа хранит свое трансцендентальное воображаемое в философии, она опекает ее, холит и лелеет. У европейцев все начинается с мысли. У нас воображаемое упаковано в форму литературы, и наши философы — это наши писатели. У нас все начинается с переживания. Ресурсы метафизики воображаемого передавались до недавнего времени русской литературой через систему образования, сакральной фигурой которого являлся учитель. Любой русский человек, когда он начинает говорить, пытается соединить реальное с воображаемым через образы литературы. Только так мы можем придать смысл окружающей нас бессмыслице».
Анна Голубкова. Конец литературоцентризма, или Послание юноше бледному со взором горящим. — «Новая реальность», 2012, № 43 < http://www.promegalit.ru >.
«К примеру, доводилось слышать сетования многих так называемых молодых поэтов о том, что вот вышла у них первая книжка (подборка в солидном издании) или даже что вот получили они какую-то литературную премию, все взрослые поэты им дружно похлопали, ну а дальше-то что? А дальше — ничего, потому что дальше они становятся конкурентами поэтов взрослых и из тепличных условий литературного детского сада попадают в реальную литературную жизнь, подчас жестокую, и к юным талантам совершенно безжалостную».
«Проблема в том, что взрослых поэтов и так слишком много — гораздо больше, чем издательских серий, литературных журналов и уж тем более — литературных премий. Все места на литературном олимпе давно поделены и заняты, иногда, кстати, вполне заслуженно, а новых мест у нас почему-то никак не предусмотрено. Вот и выходит, что молодые начинающие поэты нужны всем — в первую очередь для сохранения преемственности, но как только поэт перестает быть начинающим, то есть как только у него появляются какие-то реальные претензии, он сразу же оказывается в своеобразном вакууме».
Григорий Дашевский, Анна Наринская. О чем речь. Из чего сложилась литературная жизнь. — «Коммерсантъ Weekend », 2012, № 49, 21 декабря < http://www.kommersant.ru/weekend >.
«В самом начале лета перестал работать московский клуб „Проект О.Г.И.”, бывший в начале 2000-х одним из самых важных „идеологических” мест в Москве. Его закрытие во многом знаменует конец советского феномена всепобеждающего разговора. Основанный детьми диссидентов, „О.Г.И.”, в принципе, был репликой советской интеллигентской кухни в отсутствие советской власти. Восприняв эту кухонную стилистику — разговоры о важном, плюс выпивание, плюс песни и пляски, — „О.Г.И.” обеспечил преемственность поколений московской богемы. Кстати, для большинства иностранцев, которые туда приходили, самым сильным впечатлением оказывалось невероятное смешение возрастов. Это было не просто место мирного сосуществования отцов и детей — это было место, где они (в отличие от того, что часто происходит в домашней жизни) участвовали в непрерывном интересном для тех и других и вообще для всех разговоре».
