Потерянный альбом (СИ) - Дара Эван

Он прислонился к ближайшей из двух несущих колонн в помещении:

— Мои веки сомкнулись; я ощутил мрак; я предвидел разочарование; но это было невозможно; мои финансы, сам можешь представить, довольно ограничены; и вот с печалью и страхом я положил Майклу руку на плечо, чтобы мягко отвести от барабанов; Может, нам лучше…, сказал я, отлично зная, что заканчивать предложение необязательно; и уже когда Майкл отвернулся к другим установкам, его глаза опустились и обратились внутрь; Но это же, сказал он, это же прям оно — прям оно; и потом начались Но, папа, можно ведь, и Ну я обещаю, и Я буду отрабатывать два года…; и я попросил продавца ненадолго нас оставить, и взял Майкла за плечи; потом, полностью осознавая тяжесть ситуации, обнаружил, что вынужден озвучить ужасно очевидное: что тысяча девятьсот долларов — это очень много денег за то, в чем он только начинает, и про что не знает, сколько еще будет увлекаться; и он сказал Но па-ап с долгим и тяжелым вибрато на последнем слоге, и потом резко отвернулся и мрачно затих; но потом подошел продавец и сказал, что может кое-что нам предложить; он провел нас на несколько шагов к задней части магазина и прямо перед отделом клавишных показал черную барабанную установку, громоздившуюся на полу зиккуратом; потом объяснил, что эта установка, от железа до мембран, точно такая же, как «Тама»; производится точно теми же людьми, которые производят установки «Тама», на той же самой фабрике из тех же самых материалов; единственная разница — вторая установка продается под названием «Пауэр Плюс»; за этим исключением установки полностью идентичны, только вторая обойдется всего в восемьсот девяносто пять; ну, говоря начистоту, я был удивлен, доволен и даже тронут предложением продавца — обычно в коммерческом секторе не ожидаешь таких откровений; и я уже собирался уточнить подробности, когда обернулся и увидел, что Майкл стоит как отравленный: с серым лицом, замкнутый, уставился в грязный кафель; так что я сказал продавцу, что нам надо будет подумать, и поблагодарил; потом взял Майкла за руку и двинулся на выход;

Он достал из нагрудного кармана еще одну сигарету; потом закурил от картонной спички из коробка; последовал краткий вздох:

— По дороге домой в машине от последствий не было отбоя: Но, пап, говорил он, Но пап, после чего в ход пошло Но как насчет того, что хочу я?, и У меня что, нет права голоса — это все-таки мой барабан; а потом было Но ведь никто не играет на «Пауэр Плюс» — никто даже не слышал о «Пауэр Плюс»; Крейг Норден играет на «Таме», и Нил Курт, и они получают что хотят…; и после финального и леденящего кровь А я хочу «Таму!» последовали ругательства, оскорбления и сварливость и, наконец, молчание, продлившееся и после грохота двери в его комнату; и той ночью стука по матрасу я уже не слышал;

Он посмотрел на тыльную сторону правой ладони, в которой дымила сигарета:

— Что ж, говоря честно, сие происшествие со всем вытекающим было для меня довольно трудным; в дальнейшем жизнь здесь значительно ухудшилась: Майкл хамил или вовсе не разговаривал; поутру выбегал в школу, потом вбегал вечером, хватал что-нибудь на ужин и запирался у себя; больше не просился в ванную первым и даже бросил слушать свои альбомы; тем временем мне стало трудно сосредоточиться на своих; я сидел в своем кресле для прослушиваний, окруженный Das Lied von der Erde [8], а сам слышал только Зачем это нужно? Зачем это нужно? Что происходит?..; и размышлял, и размышлял, и вновь и вновь ворочал ситуацию в мыслях, бесконечно, просто бесконечно; и длилось это целыми днями: иногда я часами просиживал перед немым музыкальным центром после того, как замолкнут альбомы, вращая в голове возможные ответы; но отвергал все, находил изъян в каждой рассмотренной рационализации; и, несмотря на мои постоянные попытки смягчить Майкла — устроить барбекю, разрешить не ложиться допоздна, никак не скрывать, что я хочу закрыть этот вопрос, — пропасть между нами росла заметнее и даже шире; Майкл даже перестал морщиться, когда игнорировал мои вопросы; в этом общем пространстве мы каким-то образом начали жить в совершенно разных вселенных…

Что ж, двух таких недель мне действительно хватило с головой, и я решил покончить с этим, действительно оставить позади и привнести в ситуацию голос разума; так что в следующую пятницу, пока Майкл был в школе, я вернулся в «Саундмастер» и купил барабанную установку «Пауэр Плюс»; даже раскошелился на третью тарелку, шедшую отдельно; затем весь день потратил на сборку в самом лучшем виде, отполировал хром и стойки и положил на басовый барабан две пары палочек; установка так чертовски впечатляла, что я не сомневался: она растопит сопротивление Майкла, особенно раз уже становилось очевидным, что он тоже устал от трения и схватится за любой повод для перемирия; так что тем вечером я ждал в этом самом кресле, когда Майкл вернется домой, пытался читать Тови о пассакалье, но ни на чем не мог сосредоточиться; и дело уже шло к восьми, когда я наконец услышал, как в замке чирикнул ключ Майкла; что ж, тут у меня скакнул адреналин и пересохло в горле, и затем, когда дверь неожиданно замерла на середине движения, а Майкл впервые заметил установленные барабаны, я стал весь ожидание; и затем он вошел и подошел прямо ко мне, просто прошел через лофт; и потом поблагодарил меня, прямо и безыскусно, и обнял, и держал за спину; потом пошел к себе, сказав, что играть уже поздно — да так и было; потом закрыл дверь и на следующий день съехал;

— Съехал? переспросил я;

— К своей матери, в Южную Каролину, пропал на следующее утро, и, пока он не позвонил, я два дня жил в адской нервотрепке; билет он купил на свои сбережения для «Волкмена»;

— Хм, сказал я.

Он заложил выбившийся пучок волос за ухо; глаза не сходили с серого окна, которое выходило, насколько я мог судить, на безликое воздушное пространство:

— Что ж, сказал он: в любой значительной музыке важен диссонанс;

К тому времени сигарета прогорела до его пальцев; он загасил ее в дребезжащей крышке от банки из-под краски, стоящей на рабочем столе, сразу у двери:

— И впоследствии, когда было решено, что Майкл останется у матери, у меня, так сказать, появилось чуть больше свободного времени; и так я обнаружил, что мне предоставлена щедрая возможность обдумать это злоключение; что ж, довольно продолжительный период времени я, скажем так, все еще активно переживал из-за ситуации; и не отпускал ее, правда, — думал о ней нескончаемо, снова и снова, просто-таки все время; но за этот период, как ни странно, в самый его разгар, я обнаружил, что тянусь мыслями к Бетховену; и в конце концов пришел к выводу, что здесь может существовать некая связь — между моей ситуацией и моими музыковедческими загвоздками; и так за несколько недель постепенно сформировалась мысль: что поздний интерес Бетховена к вариациям связан не столько с расшелушивающимся развитием или управляемыми тональными полями, как учат по традиции, сколько с алгоритмом разрешения проблем; другими словами, для Бетховена вариации стали музыкальным способом что-нибудь обдумать — своего рода попперовский метод испытания аспектов, допущений и слабостей тематической гипотезы с разных точек зрения; другими словами, вариации, как и мои размышления, представляют собой вылазки к некоему высшему пониманию, повторные хватания и кружения по направлению к какой-то центральной истине; но еще вариации иллюстрируют то клише, что истина в конечном счете остается неопределимой; потому-то и нужны сложные пляски вариаций: мы никогда не приходим к тому, что ищем, где больше не понадобятся все нашаривания, все переборы вариаций, к той точке, где больше не будет музыки, — на что я отвечу И к лучшему!; таким образом, для позднего Бетховена лучше красота борьбы и тщетности, чем иллюзия достижения; ибо пока мы боремся, сказал бы он, мы прекрасны;

— И это тезис твоей статьи;