Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы
Девочка бросила на меня недоверчивый взгляд, потом отвернулась и сделала несколько шагов. Двигалась она довольно уверенно: ранка на ноге, видимо, не слишком ее беспокоила.
Мы перешли через мостик на другой берег. Сатико с дочкой шли впереди меня, молча. Когда мы добрались до домика, уже совсем стемнело.
Сатико повела Марико в ванную. Я растопила плиту посередине большой комнаты — приготовить чай. Кроме огня в печке, свет исходил только от старого подвесного фонаря, зажженного Сатико, и большая часть комнаты тонула в тени. В углу, разбуженные нашим приходом, беспокойно закопошились крошечные черные котята. Слышно было, как их коготки шуршат по татами.
Обе — мать и дочка — появились снова переодетыми в кимоно. Они прошли мимо в одну из смежных комнат, а я осталась их дожидаться. Из-за ширмы доносился голос Сатико.
Наконец Сатико вышла ко мне одна.
— Все еще жарко, — заметила она и раздвинула перегородку, отделявшую комнату от веранды.
— Как она? — спросила я.
— Все хорошо. Царапина пустяковая. — Сатико уселась ближе к ветерку, возле перегородки.
— Мы должны сообщить в полицию?
— В полицию? Но о чем сообщать? Марико говорит, что она влезла на дерево и упала. Вот и ободрала кожу.
— Так сегодня она ни с кем не виделась?
— Нет. А с кем она могла видеться?
— А что та женщина?
— Какая женщина?
— О которой толкует Марико. Вы все еще уверены, что это выдумка?
Сатико вздохнула.
— Думаю, что не совсем. Это кто-то, кого Марико однажды видела. Когда была гораздо младше.
— И вы полагаете, что она — эта женщина — могла оказаться здесь сегодняшним вечером?
Сатико рассмеялась.
— Нет, Эцуко, это исключено. Так или иначе, этой женщины на свете нет. Поверьте, Эцуко, все рассказы о ней — просто такая игра, которую Марико затевает, когда ей взбредет на ум покапризничать. Я уже привыкла к этим ее выходкам.
— Но почему она рассказывает подобные истории?
— Почему? — Сатико пожала плечами. — Детям такое нравится. Когда сами станете матерью, Эцуко, вам придется к этому привыкать.
— Вы уверены, что она сегодня ни с кем не была?
— Совершенно уверена. Свою дочку я достаточно хорошо изучила.
Мы помолчали. В воздухе над нами звенели комары. Сатико зевнула, прикрыв рот ладонью:
— Так вот, Эцуко, очень скоро я уезжаю в Америку. Вас как будто это не очень удивляет.
— Даже очень. И я очень рада, если это то, чего вам хотелось. Но не ждут ли вас там… всякие трудности?
— Трудности?
— То есть переезд в другую страну, где другой язык, незнакомые обычаи.
— Понимаю, чем вы обеспокоены, Эцуко. Но право же, я не думаю, что мне есть о чем очень уж волноваться. Я, знаете ли, столько наслышана об Америке, что совсем чужой эта страна для меня не будет. А что до языка, то я уже более или менее на нем говорю. Мы с Фрэнком-сан всегда говорим по-английски. Стоит мне немного побыть в Америке, я заговорю как американка. Право же, не вижу никаких причин для беспокойства. Знаю, что справлюсь.
Я слегка поклонилась, но промолчала. Двое котят потихоньку стали пробираться в ту сторону, где сидела Сатико. Она понаблюдала за ними, потом рассмеялась:
— Ну конечно. Иногда я и сама гадаю, как все обернется. Но, право же, — она мне улыбнулась, — я знаю, что справлюсь.
— Я, собственно, Марико имела в виду. Что будет с ней?
— Марико? О, ей будет чудесно. Вы же знаете, дети есть дети. Им гораздо легче освоиться в новой обстановке, разве нет?
— И все-таки для нее это будет громадная перемена. Она готова к этому?
— Право же, Эцуко, — раздраженно выдохнула Сатико, — неужели вы считаете, что я об этом не подумала? Неужели предположили, что я решусь покинуть страну, не обдумав самым тщательным образом вопрос о благополучии моей дочери?
— Конечно же, — ответила я, — вы самым тщательным образом его обдумали.
— Благополучие моей дочери, Эцуко, для меня важнее всего. Я никогда бы не приняла решения, которое поставило бы под удар будущее моей дочери. Я всесторонне все обдумала и обсудила с Фрэнком. Уверяю вас, у Марико все будет замечательно. Не возникнет никаких проблем.
— Но что будет с ее образованием?
Сатико снова рассмеялась:
— Эцуко, я не собираюсь отправляться в джунгли. В Америке есть и такие заведения, как школы. И вы должны понять, что моя дочь — очень способная. Ее отец был образованным человеком, а родственники с моей стороны тоже принадлежали к высшим кругам общества. Не следует думать, Эцуко, только потому, что вы видите мою дочь в… нынешней обстановке, будто она из простонародья.
— Конечно же нет. Я ни на минуту…
— Она очень способная. Вы не видели ее такой, какая она на самом деле. В подобной обстановке от ребенка и нельзя ждать ничего иного: порой он будет выглядеть несколько неуклюже. Но если бы вы увидели ее, когда мы жили в доме у моего дядюшки, вы бы обнаружили в ней ее истинные качества. Если к ней обращался взрослый, она отвечала четко и разумно — не хихикала и не увертывалась, как поступают другие дети. И уж точно не дурачилась, как бывает сейчас. Ходила в школу и дружила с лучшими из детей. Мы наняли ей частного учителя, и он очень ее хвалил. Просто поразительно, как быстро она начала наверстывать.
— Наверстывать?
— Видите ли, — Сатико повела плечом, — к несчастью, учебу Марико время от времени приходилось прерывать. То одно, то другое, да и переезжать нам приходилось часто. Но эти тяжелые времена мы сумели пережить, Эцуко. Если бы не война, если бы мой муж был сейчас жив, Марико получила бы воспитание, приличествующее семье с нашим положением.
— Да, — согласилась я. — Разумеется.
Вероятно, Сатико уловила что-то в моей интонации: она впилась в меня глазами, а когда заговорила снова, голос ее напрягся.
— Мне вовсе не нужно было уезжать из Токио, Эцуко. Но я это сделала, ради Марико. Я пошла на все, чтобы жить в доме у дядюшки: я думала, для Марико это будет лучше всего. Мне вовсе этого не требовалось, никакой нужды уезжать из Токио у меня не было.
Я наклонила голову. Сатико, ненадолго задержав на мне взгляд, отвернулась и стала смотреть через раздвинутую перегородку в темноту.
— Но вы уже не у дядюшки, — сказала я. — А сейчас собираетесь покинуть и Японию.
Сатико бросила на меня гневный взгляд:
— С какой стати вы так со мной разговариваете, Эцуко? Почему бы вам просто не пожелать мне добра? Только потому, что завидуете?
— Но я желаю вам только добра. И уверяю вас, я…
— Марико в Америке будет прекрасно, почему вы этому не желаете верить? Для всякого ребенка это куда более подходящее место. И у нее там будет гораздо больше возможностей, для женщины жизнь в Америке гораздо лучше.
