Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии
— Ну, наконец-то, — закричал Лазар из гостиной, — наконец-то вы здесь! Мы как раз пытаемся понять, куда это вы исчезли.
Я почувствовал себя оскорбленным…
— Я… исчез? В каком это смысле?
— Ничего… не обращайте внимания, — сказала его жена, выходя из гостиной. На ней было свободное бархатное платье. Я уже имел возможность убедиться, что она старается быть повсюду и участвовать во всем. Сейчас она показалась мне совсем иной, чем прежде: ниже ростом и толще. Волосы ее были в беспорядке, лицо бледным, а сверкающий блеск глаз исчез за стеклами очков.
— Не обращайте внимания, — сказала она. — Лазар всегда беспокоится. Он просто помешан на беспокойстве или тревоге, вам придется к этому привыкнуть… Но входите, входите же, доктор…
Она запнулась, не зная, как обращаться ко мне.
— Зовите меня Биньямин… или Бенци. Как вам больше нравится.
— Можно и в самом деле звать вас так? Бенци? Отлично. А теперь входите и садитесь. У нас здесь Микаэла, подруга Эйнат, которая и доставила нам письмо. Входите… и послушайте, что она может сказать об этом месте, Гая, и о тамошней больнице.
Но я отклонил приглашение.
— Простите, — сказал я. — Уже поздно, а я спешу в Иерусалим попрощаться с родителями и собраться.
— Вы собираетесь там и переночевать? — спросил Лазар разочарованно. — Очень жаль. Мы думали попросить вас переночевать здесь… В этом случае мы отправились бы все вместе в аэропорт рано поутру…
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Мои родители доставят меня туда вовремя.
Но было очевидно, что Лазар просто не мог не беспокоиться. Он тут же отправился за бумагой и карандашом, чтобы записать номер телефона и мой адрес в Иерусалиме, в то время как я задавал себе вопрос, отправляется его жена с нами в это путешествие или нет, — она пригласила меня снова пройти в гостиную.
— Там моя мама, — сказала она. — Пришла навестить нас перед отъездом… Она рада будет увидеть вас.
— Ваша мама? — смущенно произнес я. — Конечно… Хорошо… одну минуту…
И я вошел в гостиную, где замер, восхищенный открывшимся видом на крыши Тель-Авива. Когда я был здесь прошлым вечером, шторы были задернуты, и я не мог оценить, как превосходно расположен этот пентхаус. На кушетке сидела хрупкая старая леди в темном шерстяном платье, а рядом с нею молодой человек, одетый в белый костюм из хлопка. Но когда я подошел поближе, он оказался загорелой юной девушкой с коротко остриженными волосами и большими светлыми глазами, выражавшими сильнейшее беспокойство.
— Мама, — сказала жена Лазара, чуть-чуть повышая голос, — это доктор Рубин… тот самый, что благородно согласился сопровождать нас в Индию. Ты хотела встретиться с ним…
Старая леди тут же протянула мне руку и кивнула, и как слабое отражение сияющей улыбки ее дочери, на мгновение сверкнуло в ее глазах. Я был не в силах более сдержать себя. Возможность присоединения к нам миссис Лазар терзала меня еще больше, чем раньше, и в то время, как я наклонился к молодой девушке со стриженой головой, осторожно освободившей для меня место рядом с собой, я повернулся к жене Лазара с безотчетным раздражением и сказал:
— Прошу меня извинить… но я хотел бы знать это. Вы тоже едете с нами?
Но Лазар ответил прежде, чем она успела раскрыть рот:
— Сейчас не время обсуждать это. Мы решим позднее. Но почему вы об этом спрашиваете?
— Я просто хотел знать, — промямлил я, глядя на его жену, которая больше не улыбалась; чуть повернув голову к мужу, она смотрела на него с легкой тревогой.
И здесь, почти что против собственной воли, я сел на место, освобожденное для меня коротко остриженной девушкой, которая в замешательстве бросила пристальный взгляд, как если бы разом хотела снять с меня мерку. Чувствуя тепло, исходившее от многочисленных диванных подушек, я решился даже принять чашку чая из рук старой леди, глядя в большое окно, за которым угадывалось приближение ливня, надвигавшегося, в полной тишине со стороны моря. Во мне самом усиливалось ощущение гнева и раздражения. Мне нужно было идти; отец и мать ждали меня. Так чего же я расселся, словно был членом семьи? Как если бы мне не предстояло видеть большинство из них в ближайшие недели вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Я быстро поднялся, не дотронувшись до чая и не сказав ни единого слова молодой женщине, чье подчеркнутое сходство с индуской раздражало меня, усиливая вместе с тем желание отправиться в путь.
— Сможете ли вы сделать две прививки, необходимые для получения визы? — напомнил я хозяевам на пути к двери.
— Какие еще прививки? — спросил изумленный Лазар, совершенно уверенный в том, что все относящееся к путешествию он держит под полным контролем. И здесь оказалось, что его жена забыла ему об этом напомнить. — Как ты могла забыть?! — в отчаянии закричал он. — Где мы найдем хоть кого-нибудь, кто сможет нам сделать эти прививки в Риме?
Но когда он услышал, что и вакцину, и стерильные шприцы я принес с собой вместе с двумя заверенными удостоверениями о вакцинации, находящимися у меня в кармане, он сразу успокоился.
— Вы — лучше всех, — сказал он и дружески хлопнул меня по плечу. — Вы самый лучший… теперь я понимаю, почему Хишин так настаивал именно на вашей кандидатуре.
И он стал требовать, чтобы сделать прививки прямо сейчас и здесь, для чего повел меня в спальню, тоже роскошную и элегантную. Там он снял рубашку, обнажив волосатые руки и мощную спину, закрыл глаза и замер в ожидании укола иглы. Снаружи, за большим окном, рядом с двуспальной кроватью, на которой лежал огромный чемодан в окружении разбросанной верхней одежды, полоса дождя медленно двигалась на восток в лучах заходящего солнца.
— Не стой с таким лицом, — рассмеявшись, сказала его жена, входя в спальню с ватой и спиртом в руках, в то время как я наполнял шприц, — это не операция.
И она стала рядом со мной, терпеливо ожидая. Я закончил вакцинацию ее мужа, который, натянув рубашку, собрался проводить меня до двери.
— А как насчет меня? — обиженно сказала она, изображая некоторое изумление.
— Может быть, стоит подождать до вечера, пока мы примем решение? — мягко спросил ее муж. — Зачем спешить с прививками, которые то ли пригодятся, то ли нет.
Она густо покраснела и нахмурилась, затем повернулась ко мне и потребовала, чтобы я сделал ей прививку тоже. При этом она попробовала закатать свой рукав, но ее рука оказалась слишком полной и ей удалось обнажить руку только до локтя. Она подошла к двери и открыла их наполовину, как если бы хотела скрыться за нею, а потом стянула с себя верхнюю часть своего одеяния и стояла так, в лифчике, облегавшем округлые груди, и полные плечи, там и здесь усеянные веснушками, и улыбаясь мне с очаровательной застенчивостью. Я быстро сделал ей инъекцию, и она благодарно кивнула мне. В этот момент я осознал тот факт, что она и в самом деле отправится с нами в Индию, и сердце мое замерло. Что я себе позволял?
