Наталия Терентьева - Училка
— Тему подкинул ты. Я лишь развила ее до логической точки. Точнее, запятой.
— Не надо, — сказал Миша. — Я понял. Писать что-нибудь будем?
— Ты присядь, разберемся. Писать, читать, разговаривать… Всё будем.
Я осмотрела класс. Никто больше не вступал в разговор. Несколько человек играли в телефон или на планшете. Кто-то, по всей видимости, смотрел в планшете видео. Сидящая на первой парте девочка увлеченно рисовала в стиле аниме. Огромные кошачьи глаза с вертикальными зрачками, синие волосы, острые углы локтей и коленок…
— Электронные устройства свои мне все на стол сдайте. Напишем небольшую проверочную работу, — сказала я.
— Чё? — раздалось всё с той же задней парты. — Ты научи сначала, потом проверяй…
Хорошая крепкая школа. Девочки-учительницы, которых я знаю с детства. Девочки хорошие — были, по крайней мере, когда-то. Школа — одна из лучших в округе. А что происходит в худших? Но эти дети точно не у всех на уроках так себя ведут.
— Сюда подойди, смелый! — позвала я парня с задней парты.
— Да пошла ты! — Высокий парень с всклокоченными по моде светлыми жидковатыми волосами громко включил музыку. — Мужики, у меня тут кое-что есть, подваливайте!
Так. Я или проиграю сейчас навсегда или заставлю его замолчать.
— Он беспризорный, бездомный? — спросила я Сашу.
— Да что вы! Богатый мальчик. Папа его фуры гоняет по всей России.
— Шофер, что ли, папа?
— Сама ты шофер! — откликнулся парень. — Олигарх мой отец!
Я вопросительно посмотрела на Сашу. Она покрутила пальцем у виска.
— А что же ты, дитя олигархов, в такой простой школе делаешь?
— Тебя не спросил!
Я обратила внимание, что на его предложение посмотреть что-то коллективно откликнулся только один мальчик. Подошел, но поглядывал на меня при этом с опаской. Чего-то они все-таки боятся. Кто-то просто не будет так себя вести, это не всеобщая норма. А чего боится сам этот парень?
— Как его зовут? — спросила я у Саши.
— Илья. Громовский, — ответила девочка, вложив всю свою неприязнь в эти два слова.
Да, надо быстро понять расстановку сил. А она непростая, это ясно.
Как бы поступил учитель тридцать лет назад, я не знаю, у них не было таких возможностей. Но тридцать лет назад такие Ильи Громовские в крепких московских школах все-таки не учились. А если и учились, то не до выпускного класса. Но я-то могу поступить так… Я быстро открыла электронный журнал. Хорошо, что я успела разобраться в этом вчера, когда специально вечером пришла в школу, чтобы оглядеться в кабинете. Меня предупредили, что кабинет дали временно. Видимо, чтобы не очень в нем располагалась. Во мне видят человека временного — и ладно. И я никого не обманываю, я тоже не знаю, сколько здесь продержусь.
В журнале я открыла персональную страничку Громовского. Как удобно. Всё передо мной: мама — домохозяйка, телефон; папа — владелец автотранспортной компании, два телефона, адрес. Ничего, кстати, особенного, Ломоносовский, 36, я знаю этот дом. Олигархи там точно не живут. А если бы и жили. Я набрала номер его отца на своем ноутбуке:
— Ну что, Илья, звоним отцу?
Громовский ничего не успел мне ответить. Открылась дверь, и в кабинет вошла неспешно и важно Роза. Огляделась.
— Как дела? Познакомились с новым учителем? — спросила она класс.
Несколько человек вразнобой ответили:
— Познакомились! Да, Роза Александровна!
Ага, ясно. У Розы есть авторитет. Кто-то из детей даже попытался привстать, приветствуя ее. Здорово. На чем держится авторитет, узнаем позже.
Роза мельком взглянула на мой ноутбук, на котором я успела открыть программу Skype — для видеосоединения с отцом Громовского. Роза едва заметно качнула головой, но ничего не сказала. Я не поняла, что она хотела бы мне сказать.
— Илюся! — обратилась она приторным и притворно-сладким голосом, не предвещавшим ничего хорошего, к Громовскому. — Как дела? С головой сегодня у нас как?
— Нормально, — буркнул Громовский и уткнулся носом в планшет.
— Головушку-то подними, чай не оторвется! — так же умильно продолжала Роза, решительно направляясь к Громовскому. — Ай-яй-яй, какие тут у нас картиночки… Можно всем показать? А у самого ничего нигде не зачешется от таких картиночек?
— Гибель цивилизации, — подал голос некрасивый худой мальчик Миша. — Бесполезно. Гром погиб первым. Тянет всех за собой.
— А по морде? — незло и лениво огрызнулся Громовский и захлопнул кожаную крышку планшета. — Все, Роза Александровна. Я слушаю.
— Вот и слушай, Илюся, слушай, будь хорошим мальчиком, ага? — Большая Роза нависла над Громовским своей туго обтянутой фиолетовым пиджаком грудью.
— Ага, — Громовский, кривясь и ерзая на стуле, посмотрел на ее огромный бюст.
Я открыла рот, чтобы пошутить, что в тени Розиного великолепия даже Громовский померк, и закрыла. Я пока пасую. Мне надо быть чуть осторожнее. Я не знаю правил. Я ничего не понимаю. Я даже не знала, что так можно разговаривать с учителем и оставаться учеником хорошей крепкой школы.
Роза прошествовала по классу, выразительно щелкнула пальцами перед носом Миши Сергеева.
— Да я что? — спросил он. — Я же только за правду и за объективность.
— Вот-вот, Мишаня, вот-вот, за них, за родимых. Если бы не ты, мы бы тут ва-ще… — Роза засмеялась. — Анна Леонидовна, я еще зайду! Вы их нагружайте, не стесняйтесь. Они очень сильный класс, да, одиннадцатый «А»?
— Да, — нестройно ответили несколько голосов.
— А что, есть одиннадцатый «Б»? — спросила я, когда дверь за Розой закрылась.
— Нет! — засмеялась Саша Лудянина. — Просто так положено. Нумерация начинается с «А».
— Вот и отлично. А теперь все-таки проведем небольшой тест.
— На «ай-кью»? — поинтересовался Миша.
— Да, на коэффициент отсутствующего интеллекта, у кого в какой степени он отсутствует — полностью или частично.
— Хотите сразу узнать результат? — спокойно спросил меня молчавший всё время и внимательно слушавший мальчик.
Я давно обратила на него внимание и ждала, когда он хоть что-то скажет, чтобы убедиться — я не ошиблась. Мне казалось, что он хорошо говорит, спокойно, умно. Он тоже не очень красив, но, наверно, мальчики в семнадцать лет все в большинстве как щенки в год-полтора. Уже не щеночки и даже не щенки, но еще и не молодые кобельки. Лапы выросли, тело не доросло. Всё наполнено соками, всё время беспокойство, хочется лаять, задираться, бегать, нюхать, обращать на себя внимание, драться, отстаивать свое место в стае… Мой маленький Никитос тоже очень скоро почувствует свою мужскую природу, начнет интересоваться глупостями, гадостями, будет тайком рассматривать, как растет и изменяется его мужская природа, откровенная, выпирающая. Будет отводить глаза, стесняться, обсуждать с мальчиками, как да что, — не со мной же обсуждать, и не с Игоряшей, который сам толком не знает — как да что…
