Даннис Харлампий - Селфи на мосту
В ее палате такие же мамочки, но не все лежат на сохранении. Кто-то из них вот-вот родит. И они-то точно спокойны и уверены, что ребенок у них родится, потому что не страдают бессонницей и головокружениями, да и ультразвук не нарисовал опасной пуповины. И как назло ни одна из них не скажет ничего путного, потому что так же как и она, ничего не знает.
Проходит неделя, другая, у Анны прежние симптомы: тошнота, хроническая усталость, бледность. Лишь раз в день каждое утро ее навещает медсестра и колет какие-то препараты, но ничего толкового не говорит. Это сильно настораживает Анну, усиливает и так ненужные беспокойства. Она и представить не может, как бы ей пришлось, если бы не ее мужчина, который почти не пропустил ни дня пребывания ее в роддоме. Каждый раз он привозит ей цветы, продукты и теплые, любящие объятия. Они часами сидят в приемном покое или в беседке на территории и стараются болтать на отвлеченные темы. Но она-то знает, что стоит ему уехать, как вновь начнутся нервяки и бесконечные шатания по коридорам отделения.
Нет-нет какая-нибудь мамочка произведет на свет благополучного малыша, а через день покинет роддом под звуки выстреливающих пробок из-под шампанского. Или, наоборот, на глаза ей попадется очень печальная история, которая закончилась выкидышем и невыносимым горем матери. Ну зачем ей лицезреть все эти события, ведь у нее сейчас такие яркие планы на будущее. А от мысли, что она, может быть, и не дождется счастливой выписки, что, не дай боже, не увидит своего первенца, в ее жилах буквально леденеет кровь.
И оказалось, что не зря были все эти переживания. Несчастье набрело как по накатанной плоскости. Спустя двухнедельную госпитализацию, и в общем на тридцать девятой неделе беременности Анне становится только хуже. Абсолютно все симптомы обостряются, и тут на нее наконец-таки обращают внимание врачи. После небольшой дискуссии между собой эти роботы в белых халатах склоняются делать кесарево, но потом отменяют и решают стимулировать роды искусственно. Один из врачей проводит вагинальное обследование, после чего вводит в кровь окситоцин. Два дня Анна находится все в той же палате, среди остальных рожениц, где ее время от времени контролирует медсестра, проверяя самочувствие.
Схватки так и не начинаются. Наконец появляется акушер – смуглая женщина с деловитым выражением лица. Она будто вспомнила о бедняжке в тот самый момент, когда та уже измучила себя жуткими и навязчивыми мыслями.
– Может, стоит сделать кесарево? – спрашивает Анна у акушерки умоляющим голосом.
– Никакого кесарева, – отвечает женщина, даже не глядя на беременную. – Сама родишь, все у тебя получится.
Анну везут в родильное помещение, вводят во влагалище специальный тампон, пропитанный гормонами, уверяя, что это очень хорошее новое средство, после чего прокалывают плодный пузырь. Еще целый день и до глубокой ночи без должного внимания и успокоения врачей она семенит по родильному отделению, как зомби. Будто по сценарию какой-то зловещей игры, у нее то начинаются слабые схватки, то прекращаются. В один момент Анна чувствует помутнение в сознании и падает в очередной обморок. Просыпается она уже на операционном столе со спазмами в животе: снова начались схватки, но только на этот раз гораздо сильнее. Несколько часов она мучается в плаче и стенании, но все без толку. В итоге не без помощи акушерских щипцов ребенка буквально выдавливают наружу. Впоследствии она еще не раз будет вспоминать все эти процедуры на столе как самый жесточайший ад, который ей пришлось перенести.
Через страшную боль, крики и разрезы ребенок появляется на свет. Но что с ним? Он не плачет, не дышит, весь синий. Анна снова теряет сознание, скорее от страха, потому что последнее, что она успевает заметить перед обмороком, – это бледное лицо акушерки.
Ребенка Анна увидела только на следующий день. С утра ей сообщили, что он живой и в данный момент находится в коме, и что жизнь его поддерживает аппарат искусственной вентиляции легких. Как же ее оживило это долгожданное сообщение. Настоящей пыткой было весь день терзаться в страхе и отчаянии, каков же будет вердикт: смертный приговор или помилование. А в это время другие мамочки плакали от счастья, накармливая молоком своих грудничков. Папы их поджигали снаружи пиротехнику и кричали в рупоры благодарственные фразы. Но Макса не было среди тех пап – он целые сутки провел в приемном покое, лишенный сна и пищи. Его так же, как и Анну, трясло от подлой скрытности врачей. В один момент ему даже показалось, что ребенка просто украли, отняли и решили не отдавать. Но все оказалось гораздо трагичнее: их первенец родился полным инвалидом и все это время лежал в реанимации, отказываясь умирать.
Вскоре к Анне приходит педиатр и у них происходит весьма напряженный разговор. Он сообщает бедняжке, что роды были очень тяжелыми и в результате этого ребенок перенес серьезную травму.
– Его сердце забилось только спустя десять минут после рождения, – говорит врач. – Это очень долго и губительно для столь хрупкой головки и часто приводит к гипоксии и ишемии головного мозга, как в вашем случае. Теперь у ребенка сильное поражение центральной нервной системы. В сознании он пробыл всего лишь несколько минут, а потом погрузился в кому. Готовьтесь к худшему, потому что опыт показывает, что такие дети не выживают.
– Не понимаю, как это могло случиться? – спрашивает обезумевшая, пораженная до беспамятства Анна. – Что же теперь делать? Как быть?
– Остается только ждать, потому что дальше медицина бессильна. Все, что от нас зависело, мы сделали. Теперь только чудо может что-то исправить.
– Что значит исправить? Я не верю, этого не может быть! – плачет Анна навзрыд, теряя самообладание. – Этого не может быть! Только не со мной! Только не с моим зайчонком! Это какая-то шутка! Глупый розыгрыш, да?
Голос ее дрожит, она произносит истерические фразы, бросая рассеянные взоры по углам палаты, будто ищет это самое чудо. Но кругом только испуганные лица женщин, кормящих своих малышей.
– Вам лучше прилечь, – мягко советует медсестра. – Сейчас вам все еще нужен покой. Вы еще слишком слабая.
– Что с моим ребенком? – продолжает неистово кричать Анна хриплым и безнадежным голосом. – Я вам не верю! Где мой мальчик? Что с ним? Дайте мне увидеть его!
Но врач уже ушел. Ему больше нечего добавить. А может быть, у него были более важные дела на тот момент. Только медсестра осталась с Анной – ее единственная помощь и поддержка. Она что-то вколола ей в плечо, и это быстро подействовало.
Рухнув на кровать, Анна пытается отдышаться, ее прошибает холодный пот, и сердце, как отбойный молоток, вырывается наружу. Но лекарство будто удерживает ее, не давая истерить. А молодая и неопытная медсестра садится рядом и чисто по-женски ласково обнимает за плечи, чтобы хоть как-то утешить. Такая уж у нее работа – никакой ответственности, но зато полная свобода для роли понимающей и учтивой собеседницы.
* * *
Во время боя на боксерском ринге двое соперников осыпают друг друга мощнейшими ударами. Известный факт, что такие схватки чаще всего заканчиваются нокаутом. Для тех, кто никогда не болел за коренастого чернокожего парня в красных перчатках или за высокого белого в синих, это происходит так: спортсмены изматывают друг друга на протяжении двенадцати раундов, пока один из них не попадает второму резким, сокрушительным ударом прямо в подбородок. Боксер от такого удара обычно падает и засыпает на некоторое время. Но потом его приводят в чувства, за исключением самых редких, летальных исходов, он снова встает на ноги, обдумывает свои ошибки и принимает поражение.
Так же и Анна, молодая будущая мама, измотанная недомоганиями и схватками на женском ринге под названием роддом, в итоге получает нокаут. Но женская натура куда сильнее мужского атлетизма – она способна выдержать удары и посильнее, чем у опытного драчуна. И удары эти порою наносит сама жизнь.
Анна приходит в себя, приободряется. Голова ее трещит, в ушах белый шум, тело взмокшее, а руки по-прежнему онемевшие. Но она все же находит в себе силы привести в порядок мысли, отогнав черноту и подрисовав все самое спокойное и позитивное. Она понимает, что ребенок ее сильный, раз сумел задышать спустя столь долгое время, пусть и с помощью аппарата, но сумел. Анна твердо верит, что он преодолеет и дальнейший кризис, как справлялась когда-то со своими трудностями она. Ведь это ее малыш, ее частичка, а значит, в нем есть такая же напористость, такая же жажда получить свое место под солнцем. Это вселяет в нее уверенность, и она не намерена больше ждать у моря погоды, а хочет заявить о своих правах на материнство, потребовать то, что принадлежит ей. Не носила она белого платья, не разрезала трехэтажного торта, но иметь ребенка ей никто не запретит. Это ее ребенок.
