Тэцуо Миура - Блуждающий огонёк
На другой день после полудня вдова Мами и я отправились вместе со знакомым стариком переводчиком в штаб военной полиции, находившийся на третьем этаже. Мы собирались пожаловаться командиру части на хулиганские действия М. Р. Я пошел как свидетель ночного происшествия.
Войдя в штаб, я тут же заметил вчерашнего безобразного американца. Он сидел за самым большим столом в глубине комнаты и, видимо, был погружен в изучение каких–то документов. Мне стало как–то не по себе от его спокойствия. Нас провели прямо к его столу.
— Капитан! — обратился к нему переводчик. И, обернувшись к нам, сказал: — Это командир части.
Я едва не присел на корточки. Капитан поднял глаза от документов, сощурился на вдову Мами и перевел взгляд на меня. Мы с еще большим изумлением, чем вчера, уставились друг на друга. Потом он поднял брови, решительно откинулся на спинку кресла и с усмешкой, понятной только мне, сказал: «Хелло, бэби!» Теперь, при свете дня, он выглядел значительно старше, чем прошлой ночью. Не переставая усмехаться, он обещал принять надлежащие меры и, приговаривая: «О'кэй! О'кэй!», подмигнул мне.
Возвращаясь из штаба, на лестнице второго этажа я встретил женщину, похожую на Сигэ.
Сигэ работала служанкой в нашем доме, когда мне было семь лет. Это была высокая, стройная женщина, и я звал ее «верзилой», а когда был не в духе, дразнил также и «лисицей», потому что у нее было продолговатое лицо с раскосыми глазами, уголки которых были вздернуты вверх.
Поддерживая одной рукой подол ярко–красного открытого платья, другой скользя по перилам, женщина поднималась по лестнице. Когда между нами осталось метра два–три, она взметнула на меня взгляд и остановилась в изумлении. Я же, привлеченный обнаженными плечами и ярким платьем, лишь мельком взглянул на ее продолговатое лицо. И только спустившись на несколько ступеней, вспомнил, что где–то это лицо видел, и вдруг меня осенило: она похожа на Сигэ! Но Сигэ никак не могла очутиться здесь, в таком месте, и в такое время. Я оглянулся. Подол ярко–красного платья мелькнул в дверях штаба.
Я бы, наверно, сразу же забыл про эту женщину — тогда они меня как–то мало интересовали. Однако, вспоминая иногда выражение удивления на ее лице, я испытывал легкое недоумение и даже позволял себе воображать невесть что. Хотя желание встретить ее еще раз так и не возникло.
Однажды ясным днем я читал у себя в комнате, у открытого окна. Вдруг в мою комнату влетел белый сверток. Он упал на татами и рассыпался на несколько катышков в золотых и серебряных обертках, которые покатились в разные стороны. Я удивился, выглянул в окно и увидел женщину, которая смотрела на меня из окна дома напротив, отделенного от моего внутренним садиком. Расстояние, которое разделяло нас, не превышало и десяти метров, так что я отчетливо разглядел ямочки на ее щеках. «Да это Сигэ!» — подумал я. Но потом понял, что это была та самая женщина, которую я встретил на лестнице. Женщина подняла руку к лицу и помахала мне. Потом показала жестом в глубь моей комнаты, куда–то поверх моей головы, склонила голову набок и, тихонько усмехнувшись, исчезла за голубой занавеской.
Не переставая удивляться, я собрал рассыпавшиеся по комнате золотые и серебряные комочки. Один из них, продолговатой формы, был завернут в тонкую белую бумагу. Я развернул бумагу, на ней женским почерком было написано:
«Вы занимаетесь? Вчера я очень удивилась, увидев Вас. Душа моя наполнилась нежностью. Окно Ваше как раз напротив моего, так что теперь я каждый день могу Вас видеть. Сегодняшняя «бомба» — мое маленькое угощенье к чаю. Нана».
Нана? Наверное, это ее имя для танцевального зала. Значит, эта женщина и вправду Сигэ. От этой мысли на душе у меня потеплело. Вспомнив, что прошло уже десять лет с тех пор, как я не видел Сигэ, я подумал: «Какие только чудеса не случаются с людьми». Предаваясь воспоминаниям о прошлом, я незаметно для себя разворачивал одну за другой золотые и серебряные обертки и отправлял их содержимое в рот, пока совсем не объелся сладостями.
В сумерках Нана открыла окно и как бы невзначай свистнула мне. Тогда и я открыл окно. Увидев меня, Нана склонила голову набок и тихонько усмехнулась. Мы встретились глазами. На ней опять было открытое платье. А когда она повернулась ко мне спиной, я увидел, что ее распущенные волосы падали ниже плеч. «Это для того, чтобы не видна была шея, — сразу же догадался я, припомнив, что на шее у Сигэ остался багровый шрам от вскрытого нарыва. В лучах заходящего солнца Нана показалась мне немыслимо красивой. Потрясенный, я глядел на нее, не в силах отвести глаз, и тревога охватила меня. При всем моем воображении я никак не мог представить себе, что это и есть та самая Сигэ, которая когда–то в нелепых момпэ[25], с волосами, собранными в пучок на макушке, раздувала огонь в очаге.
Так продолжалось недели две. Я стал испытывать странное волнение от этих свиданий с Нана. Иногда я слегка приоткрывал окошечко в коридоре и тайком поглядывал на Нана, которая, нахмурив брови, смотрела на мое распахнутое настежь окно, не подававшее признаков жизни. Временами же мне доставляло необъяснимое удовольствие, не откликаясь на свист Нана, сидеть, понурившись, спиной к окну со сложенными на груди руками, сдерживая желание повернуться и открыть его.
И вот как–то поздно вечером, не в силах избавиться от наваждения, завладевшего мной, я придумал нечто ужасное.
Приоткрыв окно и убедившись, что в комнате Нана зажегся свет, я потихоньку выскользнул из своей комнаты, крадучись прошел по коридору и нажал на ручку двери, которую взломал на днях капитан американской военной полиции. Как я и предполагал, дверь бесшумно открылась, и передо мной разверзлась темнота столовой. Ужасаясь своей наглости, я вступил в эту темноту, словно меня кто–то тянул туда. Поскольку я хорошо знал дорогу, то и направился прямо к комнате Нана, ориентируясь по слабому свету, проникавшему из окон. Покрытый кафелем пол был холоден. В столовой отчетливо раздавалось шлепанье моих босых ног.
Я остановился перед дверью, из–за которой пробивался свет, и прислушался на мгновение с поднятой рукой. Затем постучал три раза.
— Come in![26] - раздался женский голос. Я тихо открыл дверь. Сладко пахнуло сигаретным дымом. Комната, которая прежде служила кухней, была теперь роскошно убрана. Нана в белом платье сидела на стуле и расчесывала волосы.
— Джесси? — спросила Нана, не поворачивая головы.
Прижав руку к сердцу, готовому разорваться на части, я молча стоял в дверях. Продолжая расчесывать концы длинных волос, переброшенных на грудь, Нана искоса взглянула на меня и в ту же минуту вскочила. Сверкающий гребень выскользнул из ее волос и со стуком упал на пол. Я, словно во сне, направился к ней.
— Давно не виделись, Сигэ. — Я протянул ей руку, но, пораженный ее красотой, так и застыл с протянутой рукой.
Нана улыбнулась.
— Добро пожаловать, Осаму, — сказала она и пожала мою руку.
Она назвала меня чужим именем! Я горько усмехнулся. Забыла, как зовут, — все–таки десять лет прошло.
— Я не Осаму. Ты запамятовала.
— Я знаю, что ты не Осаму. Но ты очень похож на него, — сказала Нана.
— А кто это — Осаму? — спросил я.
— Мой младший брат. Единственный родной человек, и тот погиб на фронте. Вы с ним похожи как две капли воды.
Образ Сигэ, поселившийся в моем сердце, стал вдруг тускнеть. Я почувствовал, что задыхаюсь. Казалось, все вокруг странным образом преображается. И женщина, стоявшая передо мной, так похожая на Сигэ, стала на моих глазах превращаться в какую–то другую женщину.
— Значит, в письме вы писали о нежности потому, что я похож на вашего брата? — спросил я.
— Ну да.
Я тяжело опустился на софу. Нана встала, чтобы достать из чемодана бумажный пакет.
— Вот фотография брата и его последнее письмо.
Юноша в летной форме, не достигший и двадцати лет, гордо стоял под банановым деревом и смущенно улыбался. Сколько раз я представлял себя именно в такой форме! Большие глаза и странно белые зубы выделялись на лице — видимо, он сильно загорел. Я посмотрел на фотографию и подумал: похож.
— Правда похож? — спросила Нана.
— Нисколько, — пренебрежительно бросил я. Нана весело засмеялась.
— Нет, похож. Об этом может судить только тот, кто долго жил вместе с ним.
Мне любопытно было взглянуть на его последнее письмо. Такое письмо в определенном смысле можно рассматривать как прощальное. Это оказалась захватанная руками открытка. По адресу я понял, что Нана было настоящим именем женщины. На открытке стоял штамп одной из военно–морских баз на острове Кюсю, но писали ее, видимо, на передовой базе южного фронта.
«Дорогая сестра Нана! Наверное, теперь в Японии стоит прекрасная погода. Здорова ли ты? Дня три назад я видел тебя во сне. На мне была соломенная шляпа, а у тебя на голове красный платок. Вокруг паслось много коров и овец. Я вылетаю завтра утром. Будь здорова. Завтра мне как раз исполнится девятнадцать лет. Осаму».
