Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)
— Я ее одной подруге подарила, — нехотя сказала Нелли.
— Как же ты могла?.. Как же ты можешь без нее?
— Ей она нужнее, она музыке учится. Идемте ужинать.
Ужинали. Пили чай. Игорь сначала оживленно рассказывал о конкурсе, о том, что там было трудно и казалось, судьба его висела на ниточке. Потом он как-то неожиданно погас и тускло сказал:
— Ну, мне пора в казарму.
С этого вечера он стал редко бывать у Дробинцевых.
— Много работает, — оправдывал его Анисим, — да еще эти девчонки. Ему нужна настоящая жена. Нет ли у тебя такой подружки, Нелли?
Она промолчала.
К лету Игорь и Анисим окончили консерваторию. Брагина вызвали в Москву. На вокзале он попрощался с Нелли за руку.
— Что вы, ребята, — сказал Анисим, — расстаетесь, как чужие, поцелуйтесь на прощание.
— Не нужно, Анися, — сказала Нелли.
Игорь смотрел куда-то в сторону.
Через неделю после отъезда Игоря Анисима распределили в инструментальный ансамбль. Это был серьезный, сложившийся на протяжении многих лет коллектив. Ансамбль чуждался скоро проходящей моды, и поэтому молодежь назвала его «осколком». Совсем недавно умер первая скрипка, и Анисим занял его место. Он почувствовал себя здесь, как когда-то в армейском ансамбле, только его сразу стали называть Анисим Савельевич. Немало времени потребовалось ему, чтобы понять и почувствовать в старомодности ансамбля его своеобразие. Старожилы ансамбля признали Анисима, как это делают музыканты, без слов.
В первое время Игорь писал часто. Письма были короткие, сквозь юмор и насмешку пробивались грустные ноты. Он писал о Москве, о музыкантах и ничего о своих успехах.
Как-то пришел тоненький конверт, в котором была только вырезка из газеты. Рецензент писал о несправедливости критики к талантливым музыкантам, ссылался на слова Пушкина: «Мы ленивы и нелюбопытны», подробно разбирал манеру игры Брагина и заканчивал: «Я не ошибусь, если скажу, что перед этим талантливым молодым человеком откроется большой путь».
— Ну, что скажешь, Нелюша? — волновался Анисим. — Подумай, это в «Московской газете»!
— Горя может, — сказала Нелли и ушла на кухню.
Анисим несколько раз перечитал рецензию и спрятал ее в резную коробочку, подарок, который прислали Нелли из деревни.
И снова от Игоря не было писем. Рецензии на его концерты появлялись все чаще и чаще. Анисим прятал их в резную коробку.
Наконец-то пришла весть от Игоря. Письмо, а в нем фотография молоденькой улыбающейся девушки.
«Ребята, — читал вслух Анисим, — ругайте, кляните меня, я — скот, ослиное ухо, барабанная кожа. Но теперь я буду другим. Я женился! Представьте себе, ее зовут Нелли! Какое совпадение. Я буду счастлив, как этот недостойный Аниська. Она умна, добра, красива. Я люблю! Ждите писем. Горя».
Кончив читать, Анисим увидел, что Нелли внимательно рассматривает фотографию жены Игоря.
— Ну, как? — спросил он.
— Смеется, а глаза злые.
— Это у нас снимать не умеют. Красивая.
— Губы хорошие, а глаза злые.
Спустя шесть месяцев Игорь писал:
«Ребята, поздравьте, я опять холост. Мы разошлись. Не спрашивайте, почему. Если вы услышите о женщине, которую зовут Нелли Брагина, помните, что она не имеет ко мне никакого отношения. Художник должен быть свободен. Лечу в Австралию. Ждите писем! Игорь».
Больше писем от Игоря не было. Несколько раз он приезжал на гастроли, но так случалось, что в это время Анисим Савельевич с ансамблем был в отъезде.
Годы шли. Дробинцевы жили спокойно и дружно. Выросли дети. Дочь Анечка, окончив университет, уехала с мужем на Дальний Восток. Сын Борис неожиданно бросил технологический институт и стал шофером такси. Нелли Кондратьевна работала главным бухгалтером обувного объединения. Она пополнела, но это была красивая полнота зрелой женщины. Анисим Савельевич изменился сильнее, стал сутулиться, поседел, но был силен, здоров, мастерство его окрепло. Несколько раз в рецензиях «Вечерней газеты» о нем появлялось несколько строчек.
Время летело, но слава Брагина, казалось, обгоняет его. Знатоки и любители музыки стояли в очередях, чтобы купить билеты на концерты Игоря Брагина. Газеты писали о нем взахлеб, называя его «золотой скрипкой». Он с триумфом объездил все страны света.
Как-то в музыкальных кругах Анисим Савельевич услышал, что Брагин женился не то на шведке, не то на англичанке.
Волнуясь, Анисим Савельевич говорил Нелли:
— Ну зачем он это?.. Она — чужой человек из чужой страны.
— Игорь такой, — задумчиво сказала Нелли. — Он хочет быть один и не может быть один.
Анисим, как когда-то давно, не понял, что это значит. И ничего не спросил. Он не любил лишних вопросов.
— Нет, ты посмотри, Нелюша, — размахивал Анисим Савельевич твердым изящным конвертом, — письмо от Игоря. Объявился! Сколько лет не подавал весточки!
Осторожно вскрыв конверт, Анисим Савельевич извлек оттуда блестящий кусок картона, испещренный мелкими буквами, и прочел: «Дорогой Аниська, прошу тебя прийти вместе с Нелли двадцать пятого сентября в Большой зал в 20.00 на мой юбилей. Шестой ряд, места 25–26».
— Видишь! — воскликнул Анисим Савельевич. — Он не забыл нас.
— Горя наш друг, — сказала Нелли. — Какой же подарок ему сделать? — задумалась она и вдруг сказала: — Хризантемы.
— Что? — не понял Анисим Савельевич. — Он же не девушка.
— Хризантемы — его любимые цветы.
— Вот ты помнишь, а я нет, — ласково посмотрел Анисим Савельевич. — А где купить? Сейчас сентябрь.
— Хризантемы цветут долго.
— Букет или корзину?
— Корзину. Пойдешь в цветочный магазин на площади, там большой выбор. Мы недавно купили для одной сотрудницы на свадьбу.
Выстояв в магазине очередь, Анисим Савельевич приблизился к прилавку.
— Что вы хотите? — приветливо спросила его высокая молоденькая продавщица. Голова ее на стройной, длинной шее сама казалась цветком.
— Корзину хризантем, большую. Жена сказала, что у вас покупали для невесты.
— Невест больше, чем хризантем, — улыбнулась девушка, — хризантем у нас нет.
И она отошла к другому покупателю.
Анисим Савельевич редко ходил в магазины, не вступал в споры с продавцами, он считал, что работники прилавка понимают в своем деле не меньше, чем они, музыканты, в своем. Но сейчас он отступил от своих правил и пошел к заведующему.
Заведующий, близорукий, большелобый, был очень похож на Бориса Яковлевича, самого доброго человека у них в ансамбле. Усадив Анисима Савельевича в низенькое кресло, из которого хотелось встать поскорее, он сказал: «Прошу вас, пожалуйста», — и при этом посмотрел на ручные часы.
Анисим Савельевич, как всегда, был немногословен:
— Я хотел бы купить у вас корзину цветов, большую. Она нужна мне двадцать пятого.
Заведующий приятно улыбнулся. Один из передних зубов у него был с золотой коронкой, так же как у Бориса.
— Двадцать пятого не могу. Завоз хризантем тридцатого. — И он поднялся с кресла.
Анисим Савельевич тоже хотел встать, но низенькое кресло не пустило его. И, должно быть, не только оттого, что он был взволнован, но и потому, что низенькое кресло раздражало его, он стал говорить запальчиво, резко и только постепенно пришел в себя.
— Нельзя, — говорил он, — нельзя, как вы можете?.. Я же не за колбасой или селедкой пришел. Без этого можно и обойтись! У вас — цветы, а цветы — это красота. Они нужны мне не для невест, их много, — не заметив, повторил он фразу продавщицы. — Двадцать пятого юбилей Игоря Брагина — великого скрипача. Его нельзя перенести ни на двадцать девятое, ни на тридцатое. Брагин и так откладывал празднование три года.
И, словно забыв о хризантемах, Анисим Савельевич сбивчиво стал говорить о Брагине, о музыке, о том, что они с Игорем Брагиным дружны больше тридцати лет и он не может, не имеет права прийти на концерт Брагина без хризантем, самых любимых цветов великого скрипача.
Заведующий смотрел на Анисима Савельевича и думал, что не знает Брагина, ему и телевизор некогда смотреть, план трещит, подводит садоводство, на носу косметический ремонт, лучшая продавщица уходит на пенсию, две молодых в декретном. И вдруг он подумал о том, есть ли среди его приятелей такие же, как этот не понимающий простых вещей пожилой человек.
— Сделаем, — тяжело вздохнул он, — как фамилия?
— Дробинцев, Анисим Савельевич.
— Будет, — что-то черкнул заведующий в своем блокноте. — Приходите двадцать пятого, перерыв от четырнадцати до пятнадцати.
— Спасибо, — сказал Анисим Савельевич, тяжело поднимаясь с низенького кресла.
До начала юбилея Брагина оставалось больше часа. Анисим Савельевич, стоя у зеркала, третий раз перевязывал галстук.
— Нелюша, пойди сюда, — позвал он Нелли Кондратьевну, и она вышла из соседней комнаты. На ней было домашнее платье и тапочки.
