Евгения Дебрянская - Нежная агрессия паутины
Можно лишь гадать, где все это время находилась Люся.
— Юго-западный, закричали на палубе. Спасены!!! — чужое присутствие, Люся замолчала.
Черная зловещая комната.
При виде матери Лиза содрогнулась. Кожа и кости. Лицо фанатички. Ни намека, ни слова о нас, будто не существуем.
Мать всегда отличалась легкомыслием. Постоянная нехватка денег, недавний уход отца, развал в доме, откровенная враждебность бабки, — все нипочем, словно песок между пальцев. Лиза считала мать неудачницей — мать не сумела использовать дикую необузданную красоту, присущую всем женщинам в их роду — потому рано и поблекла. Бабка, улыбаясь, поглядывала на дочь — ну и ну, два года, как пятьдесят стукнуло, всего-то! Куда все подевалось?
Лиза никогда не замечала в матери чрезмерной мечтательности, поэтому материнские загадки, в которые старался проникнуть доктор, застали ее врасплох. — Никакого сходства с реальной жизнью. Откуда? В жизни ни одной книги не прочитала…
В последнее время мать частенько выпивала, но как-то тихо и неприметно. Помешательство на ровном месте — иначе и не придумаешь.
— Опять они…, - встревожено, в никуда обратилась мать.
— Заговорила, наконец-то, наконец-то, — обрадовался Натан Моисеевич и кинулся к постели, еще не веря, что кризис миновал.
Люся менжевалась.
— Я многое передумал за эту неделю: ты права — не стоило садиться на эту шхуну, — задумчиво проговорил Натан Моисеевич.
Лиза изумленно посмотрела на доктора, но тот не обратил внимания.
— Как я понимаю тебя, Люси! Надо что-то делать…
Люся чуть улыбнулась.
— Уверенная, что самое страшное позади, я впервые за несколько дней вышла на палубу. Бог мой, сломанные мачты висели на вантах, в бортах зияли внушительные пробоины, по колено воды; корабельная команда, если так можно назвать этих последних людишек, возилась с помпами; воздух гудел от мата.
Еще дул свежий ветер, и море волновалось, но его мощный рык раздавался уже издалека, из глубины, а по верхушкам волн побежала синь. Я жива, жила, дышала, остро любила жизнь! Однако, предчувствие неминуемой беды не оставило даже в эту радостную минуту.
Капитан поманил меня пальцем; под наглыми пепелящими взглядами команды, пошатываясь на ослабевших ногах, я пошла к нему. Еще прежде посмотрелась в зеркало: иссиня-бледное лицо, кровоподтеки по всему телу, нечесаные волосы, разодранное по швам, платье, давно не стиранная сорочка… Черт!
Доктор устраивался поудобнее на краешке кровати, и Люся замолчала. Но, послушав тишину, продолжала.
— Эй! — заорал капитан и широко махнул рукой, — во всем виновата ты!
Мурашки побежали по спине: на море шутить не любят.
— Слушай, — взбеленилась я, — кто может знать тайну стихии?
Капитан ощерился.
— Тебе она известна! Женщина и есть стихия. Бабы притягивают бешенство моря.
Интересно: в чем-то он прав! Ах, если бы речь шла вообще о женщине, мне бы даже понравилось такое сравнение. Он же имел в виду меня, пусть и говорил в третьем лице…значит, предчувствие не обманывало: дело плохо.
— Не то, капитан! — вступился древний старик, и я удивилась его присутствию, — «Она» живет в море, поэтому море не терпит земных женщин. Ревность жестока. Любая земная баба — от злой стихии…
В разговор влез какой-то оборванец, — наша-то даже не баба, а высохший ручей или мертвое болото, она и головастика не пробудит от спячки. Нашел с чем сравнивать…
Все будто только этого и ждали — бросили работу и окружили меня. Судя по их физиономиям, они решили расправиться со мной немедленно.
Небо отступило, но вокруг меня сгустились тучи. Я надеялась только на чудо, странным образом соотнося чудо с капитаном. Взгляд его плыл поверх наших голов — привычка безнаказанно вершить зло оставляет человека равнодушным.
— Вот так штука! — воскликнул он. Все оглянулись. В двадцати метрах от шхуны море обагрилось кровью: на поверхности появилась разорванная в куски, акула; налетевшая стая, очертив полный круг, быстро расправилась с ней. Мгновение все молчали.
Капитан яростно пошел на меня. Команда за ним. Понеслись проклятья.
Я разозлилась, мне нечего было терять.
— Ты что с ума сошел или ошалел от акул?
Я не договорила, капитан рванул меня, протащил волоком по доскам палубы, швырнул в каюте на койку.
— Ну что, сука, ждешь, чтобы тебя пожалели? Да ты, тварь этакая, должна на коленях ползать и умолять, чтобы тебя пристукнули.
— Это еще почему?
— Что за жажда выжить? Что ты, блядь плюгавая, знаешь о жизни? Наверняка у тебя в башке грязные рубахи и прочая чепуха. По-настоящему, по-божески, надо тебя просто убить.
— Но обыкновенное сострадание?..
Он расхохотался и махнул в сторону обагренного кровью моря.
— Вот оно-сострадание! Ты называешь нас распоследними людьми, ну что ж, ты на сей раз права. Мы такие и есть! Я и моя зверская команда — последние!
— А как же гнилой и влажный остров? — я пыталась умиротворить его, — разве мы туда не поедем?
— Время тянешь? Так оно и должно быть, ваша паршивая земля — просто меняльная лавка. Какие варианты? Постой, угадаю сам!.. Голодной матросне — час на каждого, ну а мне… по правде говоря, хотелось бы другой бабы и в другом месте, но делать нечего, — в бешенстве поглядел на меня, — я истерзаю тебя…
Господи, — я сжалась в комок, — передо мной стоял дикарь и варвар, бандит и укротитель духов, заключивший союз с дьяволом, и к тому же хозяин шхуны и моря. Его слова, его взгляда достаточно, чтобы уничтожить меня.
— Заебете до смерти? — мрачно поинтересовалась я.
Капитан, как смерч, ринулся на меня.
Люся потерла ушибленные места…
— Ты шутишь, Люси? — воскликнул Натан Моисеевич, — зачем дразнить его?!
— Почти тотчас причудилось, — продолжала Люся, — да, да, именно причудилось, больная галлюцинация, навеянная, быть может, недельной качкой, я где-то уже слышала этот звук: скрип колес… будто кто-то откатился от иллюминатора…я оторвала голову от ладоней… капитан, видимо, тоже что-то почувствовал, подскочил к двери и резко распахнул… нежный шелест волн…
— Ну же… продолжай! Это важно, важно, — Натан Моисеевич встряхнул Люсю за плечи, но та брезгливо отдернулась.
— Прекратите! — заорала Лиза, — оставьте ее в покое! Вы доведете ее до сумасшествия, вы… вы… вы палач!
Доктор сощурился: эта маленькая соблазнительная сучка отрывает от неясных и причудливых блужданий по жизни.
Хотел взорваться, но сдержался и холодно проговорил.
— Так надо, я ищу причину.
— Какую причину! — топнула ногой Лиза, — того и гляди сами рванете на шхуну!
— О чем ты? — Натан Моисеевич, казалось, полностью пришел в себя и забормотал на латыни о какой-то сумеречной болезни, распространенной в средневековье…
— Как думаешь, — вдруг ревниво прервал он, — Люси не терпится отдаться капитану?
Лиза застыла.
Она слепо верила только в свою судьбу. Другие мало интересовали ее. Мать — не исключение. Безумие матери, метание среди призраков казались искусным притворством. «Мать». Пустой звук. Лиза желала ей одного: пусть отыщет тихую и безопасную лагуну, где ее душа успокоится с капитаном ли, с доктором, в одиночестве, с чертом, с дьяволом, все одно. Зачем она всех мучает? Садистка! К черту жалость, надо себя любить, только себя! Нахрапом или хитростью разорвать все эти условности. Выпустить зверя! Покончить с матерью!
Она резко развернулась и с треском хлопнула дверью.
В комнате стало тихо-тихо, будто набежавшая волна смыла накипь разговора. Люся мгновенно провалилась в глубокий сон; Натан Моисеевич, осторожно примостился на уголок подушки и тут же сам захрапел.
Дыхание покоя.
Воздуха нет. Только дождь.
Глотнув дождь, Лиза побежала по улице.
IV
— Хорошенького помаленьку, — рассуждала Ангелина Васильевна.
Она сидела на стуле в прихожей; Коля, прислушиваясь к каждому звуку на лестнице, смазывал маслом колеса каталки.
— Что, Колюнь? Как жизнь-то? — решила она поразмяться. Внук недоверчиво стрельнул Лизкиными глазами.
— В школе хорошо.
— А дома? Вообще как?
— Дома тоже хорошо.
— Поговорили… а с Лизкой хорошо?
Коля отчаянно покраснел.
— Очень.
— Расскажи.
Колина голова напротив ее колен; хорошо бы придвинуться ближе: его жар полезен для ревматизма, и Лизка, увидев, психанет, будет ночью пилить его, под утро исколотит.
— Колюнь, — вкрадчиво и ласково настаивала она, — расскажи, может вместе что придумаем.
— Придумаем?
Сморчок, — выругалась про себя Ангелина Васильевна, а вслух сказала, — Много чего можно придумать, например, как еще счастливее стать. Чтоб Лизка никуда не делась. Ты ведь этого не хочешь?
— Нет, — Коля смущенно посмотрел на бабку.
