Валерий Митрохин - Афорист
И сказал Он мне: не бойся. Я есмь первый и последний. Я — Тот, Кто вечно живёт. Я был мёртв, а теперь живой во веки веков, аминь. И имею ключи от царства мёртвых.
Открываю тебе тайну: семь звёзд — это Ангелы семи церквей. А семь золотых светильников — это семь церквей…»
Правда жизни, правда жизни, — твердят иные писаки. Меня же интересует неправда этой жизни и только. Автор.
Притча
Маленький миролюбивый человек никогда не воевал. Бог любил его и дал ему дважды: талант художника и красавицу жену. Талант отобрать нельзя. Его разве что только потерять можно. А вот женщину забрать, да ещё у такого беззащитного, для воина — пустяк.
Бездарный пришёл и сказал: хватит и того, что ты имеешь, — таланта. Я забираю её. И увёл женщину, напугав её бессердечием своим. Женщину можно взять. Но невозможно войти в сердце к ней, если она не согласна. Женщина замкнула не только уста свои, но и сердце, а также и плоть, испив отравы.
Она бы умерла, если бы не врачи. Они буквально воскресили несчастную, поразившись совершенством тела её. И художник, не раз писавший это тело, а потом страдавший без него, молившийся у дверей реанимации о спасении души этой женщины, переродился вместе с восставшей из гроба. Познав страх великий, страх которого не ведал до того часа, а потом и великую радость, маленький мужчина преступил заповедь Господню: убил обидчика своего. И заплатил за это утратой первого Божьего дара. Он перестал быть художником, но остался с любимой. И ещё. Он знал, что суд неминуем, хотя и наступит нескоро.
Мы любим Бога, потому что этому нас учит женщина? Автор.
— Алло! Это автор?
— Он самый.
— Что поделываешь, Автор?
— Слушаю песенки.
— Тебе их напевает какая–нибудь наяда из «Афродизиака»?
— Винодел.
— Значит, пьёшь, киряешь?
— Я пью. И слушаю кота. Выгнул спину кот, песенки поёт.
Цикадия — островок здоровой природы. Последнее прибежище жизни, среди разграбленной и отравленной земли — райский уголок, на который по какой–то непостижимой причине не пала ещё кара Господня.
А живёт в Цикадии испокон много люда всякого; разные племена и наречия: куцапы и русские, холопцы и евреи, итальянцы, греки, окоёмцы (окаянцы). А теперь вот ещё и аборигены вернулись. Те самые, которые жили тут всегда, но были высланы повелением из Кремля пятьдесят с гаком лет назад.
Мы выбьем у них эту землю из–под ног! Муст.
Если ищешь смерти, не назначай дуэль, потому что, может статься, победишь. Но такая победа погибельна. Автор.
Забавные созвучия:
На сырок,
носорог!
Компендия, комедия.
Пиза и Семивёрстов:
— Главное, в отношениях с женщиной — не позволить ей сотворить из тебя кумира.
— Чем плохо, когда тебя любят без памяти?
— Лучше, когда она это делает в полной памяти.
— То есть?
— Когда она помнит и хорошее, и плохое о тебе. Зря, что ли, русские мужики колотили своих баб по субботам? Так они иммунитет стимулировали — противокумирный: пусть любит, но знает, с кем дело имеет.
— Ишь, какая мудрёная мудрость!
— А ты думал! Женщина — как толпа: когда она разочаровывается в кумире, она его топчет, сжигает или топит.
Свиноедам нет места в Цикадии! (надпись на стене общественного туалета).
Не та болезнь, что тело тратит, а та, что душу рвёт. Конечно, все мы больны. Только лечимся зря. То, что надо бы спасать, неисцелимо. Душу никакими лекарствами не излечить. Только любовью в страданиях облегчить можно. Да и то ненадолго. Уж очень Земля для души неподходящее место.
Пиза и Семивёрстов:
— Я знаю, что такое литература.
— И это ты знаешь?!
— Ещё бы. Я ведь сам сочинял несколько раз.
— Ты знаешь то, чего я не знаю?
— Знать больше твоего не трудно.
— Ты меня обижаешь?
— Нет. Просто ты в литературе профан.
— С чего ты взял?
— Потому, что ты пишешь. Творящие искусство ничего в нём не понимают.
— Но где же логика?
— А вот и первое подтверждение. Если бы ты понимал, то не говорил бы о логике.
— Значит, по–твоему, искусство нелогично?
— Оно таки нелогично. И это знают все, кроме тех, кто его творит.
Шкурой чувствую, как постепенно, медленно, неуклонно, невосполнимо иссякаю.
Семивёрстов и Пиза:
— Не надо превращать удовольствие в разврат.
— Однако подмечено.
— Многие просто не замечают разницы между тем и другим. Преступают невидимую грань и…
— И?
— И больше не возвращаются.
— Куда?
— К себе вчерашнему.
— А всегда ли вчерашний лучше сегодняшнего?
— Только будущий может быть лучше прошлого, но не сегодняшний.
У вытащенной камбалы рот астматика. Автор.
Время приходит и уходит, и жемчуг превращается в мусор. Спустя век и человеческие кости становятся белее мрамора. Минуют миллионолетия — и звезды гаснут. Но в глубинах океана нарождаются новые жемчужины, а во чреве матери новое дитя. А в бездне ночи новые звёзды. Так выпьем же за любовь, без которой и птенец не проклюнется! (из тостов Пизы).
Вовс и Муст:
— Вы ведёте себя подобно бездельникам, ищущим ссоры.
— Конечно, в эйфории ожидания мы перегибаем палку. Но в этом нашем поведении нет и намёка на какую бы то ни было извращённость. Только больное воображение способно заподозрить в этом политические страсти.
Пронзённая корнями молний ночь.
Так вечность прорастает в жизнь земную,
Так проникает наша жизнь в иную,
Земную смерть не в силах превозмочь.
«И никаких ужасов. Они раздражают обывателя. Обыватель — то есть мы все — он же и читатель. Так что никаких триллеров…» (из письма автору).
Щемящее чувство утраты. Порой нахлынет, накатит, и тебе пригрезится какой–либо момент из безвозвратно ушедшего. И кажется тебе, что этот почти галлюцинаторный образ тех давних чувств и даже вкус их свежести посетили тебя. Кажется, был… Но не было его, а только что путём каких–то нечаянных эманаций души выткался в твоём воображении, растрогал твоё сердце какой–то звук — отзвук минувшего, силуэт былого, похожий на что–то или на кого–то в прошлом. И вот уже ты не только слышишь музыку детства, но и ощущаешь аромат простых цветов или сырость штукатурки на углу дома, или горький запах упавшего листа, или приторный дух акации в июне.
…И далее всей своей плотью ты чувствуешь прилив сил и, быть может, понимаешь — это твоя, связанная с землёй и небом, природа посылает тебе шанс ещё раз осознать себя не просто тварью Божьей, но наиболее близким к нему Существом…
«Черномурка», интервью:
Думали, убивают чужих. Оказалось — своих. Убили и ужаснулись потерями самых лучших из своего народа. Хакхан.
Всё распадается и вместе с тем объединяется. Банда троллейбусников забастовала и вытребовала зарплаты до десяти тысяч. Нудисты добились легальных пляжей. Те, что воевали за речкой, — каких–то дополнительных льгот…
Однако жизнь не становится лучше и веселей. Пропащие мы все люди! (из радиовыступления Пур — Шпагатова).
О королеве свалок Колировке:
Это лишь прозвище. Колировка никогда не имела дел на свалках. Да. Начинала она со сдачи больших партий металлолома. Когда же государство принимать утиль перестало, Пиза свёл подругу с экспортёрами. Теперь через них Колировка выходит на международный рынок и всё чаще отправляет как вторичное отнюдь не сырьё, а под маркой оного самый что ни на есть отборный продукт отечественной металлургии.
Конечно, одна, без Пизы, Колировка вряд ли смогла бы развернуть этот полулегальный, а то и вполне нелегальный вывоз сырья и полуфабрикатов. Посему кто–то постоянно подогревает слухи, что Колировка в этом бизнесе всего–навсего ширма. Но пока ни она, ни её босс Пиза никаких неудобств ни от властей, ни от слухов не испытали.
Был и побочный, так сказать, продукт. Она привозила товары «Голдстар», «Бурда моден» и прочую «фирму», продавала их здесь по божеской цене, что вполне покрывало её мелкие расходы.
Между ними назревали постельные отношения.
Либо да
Лебеда.
Либо до
Либидо.
Разоблачаться до такой степени — верх легкомыслия.
Язык её трепетал, словно у разевающего рот птенца. Так беззвучно пела свою песнь одиночества Колировка.
Мы все смешные, но каждый по–своему.
Настоящая женщина — это хорошо пристрелянная «пушка». Не подведёт никогда. Не надо только дергать курок. Нажимать надобно мягко, нежно. Семивёрстов.
Стеная, пробуждается вулкан.
Кипучей лавой оросился кратер.
Две тени пляшут на стене канкан…
