Махмуд Теймур - Живи, Египет!
Я растерялся и опять не знал, что ответить, а он прикрикнул:
— Не мешай, отойди от прилавка!
Обескураженный, я вернулся домой к матери. Она при виде меня в изумлении всплеснула руками:
— Опять пришел не солоно хлебавши, без бобов и без масла!
Я рассердился:
— Ты же не сказала мне с каким маслом, хлопковым, кукурузным или оливковым!
— Если с маслом, стало быть, с хлопковым.
— Да я-то почем знаю?
— Наказание ты мое, а лавочник — дубина, — заключила мать, вновь отослав меня за бобами.
На этот раз я прямо с порога лавки крикнул:
— Дайте бобов с хлопковым маслом, дяденька!
Тяжело дыша, подошел я к мраморному прилавку, до которого едва доставал головой, и торжествующе повторил:
— С хлопковым маслом, дяденька!
Он опустил черпак в котел:
— Плати пиастр.
Я сунул руку в карман, но он был пуст! Я стал лихорадочно искать монету, вывернул карман, но пиастр исчез. Вынув из котла пустой черпак, лавочник сказал со скукой:
— Посеял пиастр, глупый мальчишка.
Я поглядел себе под ноги, обшарил глазами пол и пробормотал:
— Ничего не посеял. Он все время был у меня в кармане.
— Отойди от прилавка и моли аллаха, чтоб он помог тебе найти деньги.
Я вернулся к матери с пустой тарелкой. Она крикнула в сердцах:
— Вот наказание! Ты, видно, настоящий чурбан!
— Но пиастр…
— Что пиастр?
— Его нет в кармане.
— Небось леденцов купил?
— Нет, аллах свидетель!
— Так куда же он делся?
— Не знаю.
— Поклянись на Коране, что ты его не потратил.
— Клянусь!
— А может, у тебя карман дырявый?
— Да нет, что ты, мама.
— Может, все-таки ты отдал его лавочнику, когда приходил в первый или во второй раз?
— Может, и так… я не помню.
— А хоть что-нибудь ты помнишь?
— Что есть хочу, помню.
Тут она всплеснула руками.
— Ну что мне с тобой делать? Ладно, вот тебе еще пиастр, но я его выну из твоей копилки. А если снова вернешься с пустыми руками, получишь подзатыльник.
Я пустился бегом, мечтая о вкусном завтраке. У поворота, неподалеку от лавки, я увидел толпу ребятишек. До меня донеслись их радостные возгласы. Мои ноги сами перешли на шаг, а сердцем я устремился туда, к ним. Взглянуть бы хоть одним глазком! Протиснувшись сквозь толпу, я вдруг увидел перед собой… фокусника. Вот так сюрприз! Позабыв обо всем на свете, я принялся глазеть, как он проделывал всякие чудеса с веревками, яйцами, кроликами и змеями. А когда фокусник пошел по кругу, собирая деньги, я попятился назад и прошептал: «У меня ничего нет». Он вцепился в меня, как лютый зверь. Я еле вырвался и пустился наутек, получив напоследок тычок в спину. Но все равно я был наверху блаженства. Прибежав к лавочнику, я выпалил:
— Бобов с маслом, дяденька!
Он посмотрел на меня, не двигаясь с места. Когда я снова повторил просьбу, он процедил сквозь зубы:
— Тарелку давай!
«Тарелку! Но где же она?! — думал я лихорадочно. — Может, я выронил ее, когда бежал? Или ее украл фокусник?»
— У тебя, малый, совсем котелок не варит.
Я поплелся назад искать тарелку. На том месте, где стоял фокусник, уже никого не было, но из соседнего переулка доносились ребячьи голоса. Я приблизился к толпе детишек, обошел ее со всех сторон. Фокусник, увидев меня, крикнул грозно:
— Плати или катись отсюда!
— Моя тарелка! — с отчаянием в голосе завопил я.
— Какая еще тарелка, сын шайтана?
— Отдайте тарелку!
— Проваливай, не то напущу на тебя змей.
Ясное дело, это он украл тарелку… Но я ушел, испугавшись его свирепости, и от огорчения заплакал. А когда прохожие спрашивали, почему я плачу, я отвечал: «Фокусник украл тарелку». Тоска моя рассеялась, едва я услышал громкий голос: «Эй, подходи, полюбуйся!» Я повернул голову и увидел неподалеку ящик с круглыми окошечками — волшебные картинки! Туда уже десятками сбегались дети. Один за другим они глядели в окошечки, а хозяин пояснял, что изображено на картинках: «Вот доблестный рыцарь и красавица принцесса, прекраснейшая из дев». Слезы мои мгновенно высохли, и я в восторге устремился к ящику, совершенно забыв и про фокусника и про тарелку. Я не мог устоять перед соблазном и, заплатив пиастр, прильнул к окошечку вместе с девчонкой, смотревшей во второе окошечко рядом со мной. Перед моим взором чередой проходили восхитительные картинки. Когда же я вновь спустился с небес на землю, у меня не было уже ни пиастра, ни тарелки, а фокусника и след простыл. Но я не жалел об утраченном, зачарованный картинками рыцарских поединков и рыцарской любви. Я забыл о голоде, забыл даже о неприятностях, которые ожидали меня дома. Отойдя в сторону, я прислонился к стене полуразрушенного дома, где некогда помещалось казначейство, а также резиденция судьи, и целиком отдался грезам. Мне грезились рыцарские подвиги, красавица принцесса и свирепый дракон. В своих мечтах я испускал громкие воинственные кличи, и рука моя ни разу не дрогнула в битве. Я разил врага воображаемым копьем и восклицал:
— Получай, дракон, удар прямо в сердце!
Вдруг подле меня раздался нежный тоненький голосок:
— И подхватил он красавицу принцессу и усадил ее в седло у себя за спиной!
Я повернулся и увидел ту самую девочку, которая вместе со мной смотрела волшебные картинки. На ней было перепачканное платьице и цветные сандалии. Одной рукой она перебирала длинную косу, а в другой у нее была горсть засахаренных горошин, которые она не спеша отправляла в рот. Мы посмотрели друг на друга, и она мне сразу понравилась.
— Давай посидим немного, — сказал я.
Она кивнула. Я взял ее за руку, мы прошли через дверь в полуразрушенной стене и сели на ступеньку лестницы, что никуда уже не вела. Ступеньки взбегали вверх, к площадке, за которой голубело небо и высились купола минаретов. Мы молча сидели рядом, не зная, о чем разговаривать. Меня охватили странные, неведомые чувства. Я склонился к лицу девочки и вдыхал запах ее волос, смешивавшийся с запахом земли и ароматом ее дыхания, сладостным от засахаренного горошка. Я поцеловал ее в губы, и во рту у меня тоже стало сладко. Я обнял ее обеими руками. Она молчала. Я снова поцеловал ее в щеку, в сомкнутые губы. Потом губы ее шевельнулись, обсасывая сладкий горошек. Наконец она решительно встала. Я с волнением схватил ее за руку и попросил:
— Посиди еще немного.
Но она равнодушно ответила:
— Нет, я пойду.
— Куда?
— К повитухе Умм Али.
И указала на дом, где в нижнем этаже была мастерская гладильщика.
— Зачем?
— Маме плохо. Велела мне бежать к Умм Али и сказать, чтоб она шла поскорее.
— Но потом ты вернешься?
Она кивнула и ушла.
Тут и я вспомнил о своей маме. Сердце мое сжалось. Я поднялся с ветхих ступенек и направился домой с громким плачем: это испытанный способ избавиться от наказания. Только я очень боялся, что мать разгадает мою хитрость. Но ее не оказалось дома. Я заглянул на кухню, в спальню, дом был пуст. Куда она ушла? Когда вернется? Мне стало не по себе… И тут меня осенила спасительная мысль. Я взял на кухне тарелку, вынул из своей копилки пиастр и снова отправился к лавочнику. Он спал на скамье перед лавкой, прикрыв лицо рукой. Котел с бобами куда-то исчез, бутыли с маслом выстроились на полке, а мраморный прилавок был чисто вымыт.
Я позвал шепотом:
— Дяденька…
В ответ раздавался только храп. Я легонько тронул лавочника за плечо. Он беспокойно зашевелился и открыл глаза, покрасневшие от сна.
— Дяденька, — позвал я еще раз.
Он наконец проснулся, узнал меня и пробурчал недовольно:
— Ну, чего еще?
— На пиастр бобов…
— Чего?!
— Вот пиастр, а вот и тарелка.
Тут он разорался:
— Ты что, малый, вконец спятил? Убирайся, покуда я не проломил тебе голову!
Но я не двигался с места. Тогда он толкнул меня, да так сильно, что я не устоял на ногах и упал навзничь. Я поднялся, с трудом сдерживая слезы, которые жгли мне глаза. В одной руке я все еще сжимал тарелку, в другой — пиастр. Я взглянул на торговца с ненавистью и повернулся было, чтобы уйти, как вдруг мне вспомнились картинки, изображавшие рыцарские подвиги. Мгновенно я исполнился решимости и изо всех сил запустил в лавочника тарелкой. Тарелка угодила ему прямо в голову. Я же бросился бежать без оглядки. Мне показалось, что я убил его, как рыцарь убил дракона…
Только у старой стены я остановился и, тяжело дыша, огляделся — погони не было. Переводя дух я спрашивал себя, что же мне делать дальше. Возвращаться домой без второй тарелки я не решался, зная, что меня неминуемо высекут. Чтобы отдалить это мгновение, я мог лишь бесцельно бродить по улицам. В кулаке у меня был зажат пиастр, и прежде чем держать ответ, я мог еще получить удовольствие. Я решил не думать о своей провинности. Но где же фокусник, где волшебные картинки? Напрасно я их искал повсюду. Устав от бесплодных поисков, я вернулся к разрушенной лестнице, где у меня было назначено свидание, и сел там в ожидании приятной встречи. Мне хотелось еще раз поцеловать сладкие от засахаренного горошка губы девочки. В душе я признавался себе, что девочка пробудила во мне чудесные чувства, каких я прежде никогда не испытывал. Пока я ждал, предаваясь мечтам, из глубины дома до меня донесся шепот. Осторожно поднявшись по ступенькам на верхнюю площадку, я прилег там и, оставаясь незамеченным, заглянул вниз. За высокой стеной виднелись руины — все, что уцелело от бывшего казначейства и резиденции верховного судьи. Под лестницей сидели мужчина и женщина, они-то и шептались меж собой. Мужчина был похож на бродягу, а женщина с виду напоминала цыганку-пастушку. Каким-то чутьем я догадался, что у них тоже «свидание», вроде того, какое назначено здесь у меня. Об этом свидетельствовала их поза. Только они были гораздо искушеннее в подобных вещах и занимались таким делом, какое мне и не снилось. В удивлении я не мог оторвать от них взгляда. Я был охвачен любопытством и в то же время сконфужен.
