Дельфин де Виган - Отрицание ночи
Разрешенной зоной пребывания по-прежнему оставались улица Клозель, улица Мильтон, улица Бюффо, сквер Монтолон. Запретная зона: сквер д’Анвер.Лизбет кивнула, а Варфоломей сделал очень серьезное лицо. Люсиль посмотрела на брата и поняла, как восторгает его перспектива провести выходные без родителей. Дрожа всем телом, она вытерла слезы внешней стороной ладони. Ее охватил страх. Но только ее. Ее одну. Ведь она одна знала, что жизнь вечно подсовывает людям ломающиеся доски, машины без тормозов, головокружительные падения. Где-то вдалеке до сих пор эхом раздавался крик: «Они упали! Они упали!», но никто его не слышал.
На следующий день Лиана и Жорж поцеловали детей и каждому дали ценные указания. Варфоломею велели слушаться сестру и не вылезать в окна. Люсиль попросили отвлечься от книг и поучаствовать в домашних делах, малышей призвали к порядку и тишине. Инструкции по поводу бутылочек и сосок Виолетты мама расписала черным по белому и вверила Лизбет.
Люсиль не плакала, когда за родителями захлопнулась дверь. Она помахала рукой стоя у окна и проводила родителей взглядом – до машины, в которую они сели, чтобы отправиться на вокзал. Машина вскоре исчезла из виду, и Люсиль подумала, что, может быть, она говорила с родителями в последний раз. Поезд мог сойти с рельсов, паром – затонуть в Ла-Манше, дом в Лондоне – сгореть. Люсиль закрыла глаза, пытаясь освободиться от страшных картин, которые рисовало ее воображение и коллекционировало ее сознание. А если семеро детей лишатся родителей и, подобно Мальчику-с-пальчику, окажутся в полном одиночестве посреди темного леса? А если им придется жить в нищете? Люсиль тут же представила себе изможденные худые тела, лохмотья вместо одежды и сразу открыла глаза. Она стояла в пустой комнате. Варфоломея и Лизбет она обнаружила на кухне без дела, в состоянии некоторого замешательства. Вглядевшись в лица сестры и брата, более бледные, чем обычно, понаблюдав за их неуверенными жестами, Люсиль поняла – они вовсе не празднуют долгожданную свободу. Они тоже боятся.В квартире стало совсем тихо.
Суббота прошла благополучно, дети строго следовали наказам родителей. Жан-Марк усердно развлекал Жюстин и Мило, внезапно сделавшихся покладистыми и невероятно дисциплинированными. Варфоломей никогда не был таким домоседом и не вел себя так спокойно. В конце дня Мари-Ноэль навестила детей, чтобы проверить, все ли у них в порядке, и вернулась домой чрезвычайно довольная.
Ночью Виолетта заплакала.
В маленькой девичьей спальне Лизбет включила торшер и взяла малышку на руки. Виолетта заплакала пуще прежнего. Она рыдала, испуганно озираясь. Люсиль, в свою очередь, попробовала успокоить сестру, поцеловала ее в щечки, погладила по головке. Виолетта кричала все громче, ее покрасневшее лицо пылало. К девочкам вскоре присоединились разбуженные воплями мальчики. Вместе дети приготовили для малышки бутылочку с молоком, спели несколько песенок, включили радиоприемник. Виолетта не замолкала. Люсиль почувствовала, как в животе у нее растет страх, а в голове крики Виолетты с каждой секундой раздаются все пронзительнее. Люсиль знала, что Виолетта хочет что-то сказать, но не могла расшифровать ее плач, а только страдала вместе с ней, про себя сокрушаясь о том, что никогда не обретет вербальную форму – о скорбях людей, о шумной планете, летящей с каждым днем быстрее, полной опасностей и черных дыр, где можно почить навсегда. Нет сомнений, Виолетта тяжело больна, она умрет здесь, на глазах у братьев и сестер и по их вине, если они не найдут градусник, не вызовут спасателей, не отвезут малышку в больницу!
Слезы текли по щекам Люсиль, но в суматохе никто их не заметил.В три часа ночи обессилевшая Лизбет в отчаянии позвонила к соседям. Они взяли малышку к себе, успокоили и, когда она уснула, вернули в кроватку.
После рождественских каникул Люсиль и Лизбет обосновались в комнате для прислуги на седьмом этаже. Жорж в конце концов убедил хозяйку освободить это помещение и сдать его за скромную плату, даже если со временем, когда агентство себя зарекомендует, аренда подорожает. С тех пор как Виолетта переехала в комнату к сестрам, работать там стало невозможно. Лизбет училась, и ей была необходима тишина. Люсиль в принципе не страдала и в прежней обстановке, с завидным постоянством отлынивая от домашних заданий, но Лиана сочла, что уединение поспособствует улучшению ее концентрации.
Итак, девочки поселились в крохотной комнатке без раковины и без санузла. На одной с ними площадке жила Жильберта Паскье, молодая женщина, чемпионка Франции по стенографии. Люсиль ею восторгалась. Жильберта Паскье носила серые костюмы, каблуки головокружительной высоты и красила губы каждый день в новый оттенок розового.
Однажды после полдника, состоявшего из горячего шоколада и багета с маслом, Люсиль и Лизбет взбегали по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, довольные тем, что возвращаются в собственную келью, расположенную в четырех этажах от родительской квартиры, тихую и закрывающуюся на ключ. Девочки очень ценили свой угол, куда не врывался Варфоломей с целью порыться в чужих вещах, куда шум, если и доносился, то лишь изредка, взрывами (например, когда Жюстин выходила из себя и вопила так, что барабанные перепонки лопались), и где никто, кроме самих сестер, не устраивал беспорядок. Лизбет рассказывала о своем дне, о друзьях, об учителях, Люсиль ничего не рассказывала, но время от времени соглашалась показать сестре любовные письма от девочки из своего класса, чьи литературные ассоциации и поэтический стиль привлекли ее внимание. Жорж установил в комнате двухъярусную кровать и раскладной стол собственного изготовления, чтобы Лизбет могла делать уроки, сидя на кровати. Тем временем Люсиль ждала, когда на площадке послышатся решительные шаги Жильберты Паскье, которые ни с кем не спутаешь, и выходила поздороваться. За несколько секунд Люсиль успевала разглядеть все – цвета, покрой, чулки, макияж. В недалеком будущем она намеревалась стать такой, как Жильберта, – женщиной, на которую мужчины едва осмеливаются поднять глаза и которой про себя издалека восхищаются, потрясенные ее совершенством.
Сестры возвращались к родителям, чтобы принять душ и помочь Лиане приготовить ужин. Вечером, когда пора было идти спать, Люсиль боялась подняться по лестнице одна. Лизбет включала на площадке свет, сопровождала сестру в их комнатку и рассказывала ей истории, пока та не засыпала. Сперва Люсиль потребовала себе верхнюю кровать, но, когда выяснилось, что ей каждые пять минут надо на горшок, девочки поменялись. Фаянсовый горшок они выносили по утрам, сливая содержимое в туалет на этаже. Лизбет чаще выпадала эта чудесная возможность…
С начала учебного года Варфоломея обязали водить Люсиль к дантисту. Она родилась сразу после войны, и с зубами ей не очень повезло. Однако вместо дантиста брат с сестрой отправлялись на прогулку, сидели в кино, глазели на витрины или воровали конфеты в местной лавке. Люсиль восхищалась смелостью и независимостью брата и радовалась тому, что именно ей он доверяет свои планы и секреты, ее считает своей компанией, а не Лизбет, которую возмущают его проказы и которая с удовольствием при случае выдала бы его родителям. В отсутствие Лианы Варфоломей обожал гоняться за Лизбет, понарошку опрокидывать ее на пол и под угрозой страшных пыток заставлять десять раз повторить его имя: «Кто самый красивый? Кто самый храбрый? Кто самый рассудительный? Кто самый забавный? Кто самый остроумный? Кто самый красноречивый?»
С Люсиль такого не случалось никогда.
Перед Люсиль Варфоломей трепетал. Одним взглядом Люсиль отбивала у него желание подступаться к ней. Люсиль казалась стеной молчания посреди шумного мира. Иногда за чересчур скорбное выражение лица Варфоломей называл ее Blue[5] или в моменты уж совсем черной тоски – Blue-Blue. Тогда Варфоломею хотелось защитить сестру, увезти ее далеко-далеко, туда, где они смогут целыми днями гулять и никогда не ходить в школу…
Порой Лиана отправляла Люсиль за покупками на улицу Мартир. За каждую покупку Люсиль взимала с матери крошечный, малюсенький процент – вроде как платная доставка. Таким образом она тренировала устный счет куда эффективнее, чем на уроках математики, а в конце месяца скапливала около двадцати франков, которые тут же конвертировались в конфеты.
По легенде, в сквере Сен-Пьер обитали ведьмы. Они подстерегали детей и заворачивали в белые простыни, чтобы навсегда унести в свой мир. Люсиль много раз взбиралась по лестнице к базилике, а потом спускалась, перепрыгивая через ступеньку и затаив дыхание. Внизу торговцы разными безделушками продавали маленькие мешочки с песком, привязанные к самому кончику шнурка и украшенные крепированной бумагой, которая распускалась, словно крылья бабочки, на ветру, а потом опадала, как листья осенью.
