Егор Радов - Рассказы
Потом возник обеденный перерыв, который немного охладил Дмитрия, собиравшегося уже стать Стахановым в высшем смысле этого слова. Он огорченно встал в очередь за пищей и скорбно слушал бурные беседы других работников, которые очень хотели питаться.
Дмитрий взял получистый поднос и решил съесть пельмени, так как это было древнее удмуртское блюдо, напоминающее о былых исторических временах. После них он решил выпить компот с ром-бабой. И тут, наконец, его обслужили, и он сел среди остального народа за столик, где не было салфеток.
Дмитрий взял пельмень и представил, что это — паек, который выдается ровно в 13 часов каждой живой глотке. Он вдруг задумался и начал мечтать о том, что он — персонаж некоей антиутопии, житель жуткого тоталитарного общества, где все делается по приказам и сигналам, и в котором он, вместе со своей гениальной девушкой, может еще думать, размышлять и бороться с неизвестными правителями.
Тогда его должен был разбудить блаженный надоевший звонок общего подъема и, после изнуряющей зарядки, он в строю должен был направиться на фантастическое место труда: все будет жестоко рассчитано — ничего своего и личного, и только мысли его будут беспокоиться о животном происхождении тела, которое жаждет что-то еще. После работы и после приема возбуждающих средств будет, очевидно, обычная массовая мастурбация для получения ценного мужского семени, нужного для искусственного размножения несчастных людей; и никто из них не будет знать, что в это время делают женщины, и только Дмитрий будет задавать себе этот вопрос. И потом возникнет случайное знакомство, и какая-нибудь Джейн, или Мария, или без имени, будет очень красива и более уверенна в жизни, чем он, и они предадутся любви при первом же свободном от других дел случае, так как на развитие отношений не будет времени и возможности; и этот обычный секс, на котором стоит человечество, наконец-то достигнет своей истинной сущности и станет запретным, прекрасным и загадочным, и таинство снова станет тайной, и самое простое в мире отличие двух разнополых людей друг от друга будет снова целой вселенской прелестью и вызовом мерзкому внешнему миру! И все же, этот мир будет прекрасен, поскольку только в нем станет возможным это возвращение к человечности через использование в духовных целях физических принадлежностей самого себя; ибо настоящий разврат не есть скотообразный свальный грех, похожий скорее на отлаженную работу созданных для этого механизмов, но есть сексуальный акт с голой Беатриче, у которой по самой идее не может быть ничего, кроме великого лица и абсолютного духа, и которая все же оказывается еще и женщиной, готовой делать то, что может делать любая несвятая девица.
Так они и будут поступать, и эта самая Джейн будет смеяться над мутью государственных установок, которые, словно великий роман, будут заполнять их интересное бытие. Потом, конечно же, это должно закончиться трагически, и Дмитрий, как великомученик, примет какую-нибудь казнь, и имя его навсегда пропадет в замечательной жестокости гнусного мира. Он может даже заплакать и проявить слабость, он может даже предать все на свете, словно нестойкое обездоленное существо; и никакого выхода не будет из этой ситуации, ибо в этих играх не осталось места для божественного прибежища, куда во всяком случае можно обратиться в наше всеобщее время. Дмитрий ел пельмень, улыбался и смотрел на выступающую под платьем грудь работницы, сидящей напротив него.
Обед был закончен. После послеобеденной работы Дмитрий пришел домой и снял с себя пальто. Он стал смотреть в зеркало, а потом пошел на кухню и вытащил газету. Он сел на пол и прочитал статью о недостатках в работе транспорта. Статья была написана мастерски, Дмитрий читал с удовольствием. Он сел на стул, съел свежий огурец. Тут ему наконец-то позвонила женщина.
ЖЕНЩИНА. Дмитрий, это ты? Куда же ты пропал? Как же так? А сейчас ты что делаешь?
ДМИТРИЙ. Сейчас я приглашаю тебя к себе в гости, чтобы мы сегодня встретились и скоротали отпущенное нам время для разных встреч. По-моему, ты должна сейчас выйти из своего дома, чтобы сесть в транспорт, который работает с недостатками, после этого выйти из него и прийти в мои гости. В них тебя буду ждать я, приглашая пройти в комнату и присесть. И тогда-то мы с тобой поговорим и побеседуем.
Он повесил трубку и лег ждать женщину. Он закурил сигарету и включил музыку. Потом он выключил музыку и докурил сигарету. Через отведенное время раздался звонок в дверь.
Дмитрий открыл, там была женщина. Он очень обрадовался, начал шутить, и снимать с нее пальто.
— Как я давно у тебя не была, — говорила женщина, проходя в комнату, — совсем забыла твою комнату.
— Ничего, сейчас вспомнишь, — отвечал ей Дмитрий.
— Как живешь-то, что нового, кого видишь? — спрашивала женщина, усаживаясь в кресле.
— Живу нормально, нового почти ничего, вижу многих. Сейчас вот увидел тебя! — шутил Дмитрий.
— У меня тоже все в порядке, видела кое-кого, а так новостей мало.
— Я работаю, вот сейчас пришел с работы. — заявил Дмитрий.
— Я тоже работаю, тоже сейчас с работы, — сказала женщина.
Дмитрий подошел и трахнул ее. Потом, позже, они лежали голые в постели и смотрели и потолок. Дмитрий отвлекался курением. Женщина смотрела на его грудь.
— А что, Дмитрий. — сказала она, — ждал меня?
— Ну конечно, — ответил ей Дмитрий, стряхнув пепел в пустоту комнаты.
— А тебе хорошо со мной? — спросила его тогда женщина.
— Не знаю, — огорченно сказал Дмитрий. Он докурил, и женщина ждала ласки.
Дмитрий вяло потрогал ее пышную грудь, а пальцем другой руки залез почему-то ей в пупок. Потом обеими руками стал хлопать ее по животу, словное отбивая какой-то джазовый ритм. Женщина не шевелилась, только жалобно дышала. Потом Дмитрий вдруг встал на четвереньки прямо в постели, а потом спустился на пол. Он сел по-турецки и сложил руки на груди. После этого он встал, и как был — голый — направился к магнитофону, чтобы поставить музыку.
— Ты хочешь музыку? — спросила его женщина.
— Ага! — сказал он и поставил музыку.
Музыка была очень громкой и буйной, и Дмитрий стал танцевать. Он прыгал, топал ногами, крутил руками и бедрами, делал приседания, словно у него осталось еще множество энергии, не истраченной на женщину, которая лежала и смотрела на него. Потом Дмитрий запел. Он пел на непонятном языке, прихлопывая себя по ляжкам голыми руками и издавая какие-то мерзкие, почти птичьи звуки, похожие на клекот безумного человеческого существа. Было видно, что ему очень нравится музыка, которая играла на магнитофоне, и он словно хотел поучаствовать в ее исполнении, издавая свои разнообразные звуки. Женщина захохотала, а он совсем не стеснялся ее. Потом Дмитрий выключил музыку, встал в суровую позу, будто был облечен властью над судьбами и отчетливо произнес:
ДМИТРИЙ. Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Иди сюда!
ДМИТРИЙ. Королева, выйди вон, ты согрешила с подлым человеком, ты голая грешница, лежащая в простынях! Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Я — твоя женщина, ты мне очень нравишься, мне нравится твое приятное лицо, мне нравятся твои глаза карего цвета, мне очень нравится, как ты занимаешься любовью! Иди ко мне и бери меня, пожалуйста.
ДМИТРИЙ. Королева, ты надругалась над собственной честью, ты совершила очередной шаг во тьму: твой алмазный венец растащили на нефтедобычу, Рудольф — твой враг! Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Митюша, я не королева, я просто к тебе пришла. Что с тобой? Я хочу тебя утешить, поедем с тобой через восемь месяцев в Домбай кататься на горных на лыжах?
ДМИТРИЙ. Королева, ты разве не королева? Вон, падшая дрянь и семиабортная Ева; быть может, твой искренний уход смягчит общий вред твоих монотеистических намерений! Ибо я — тот, кого никто не любит, ваше величество, и кому не надо твоих рук — так как его вполне устраивает нижняя часть твоего царственного организма. Вон, королева!
ЖЕНЩИНА. Я не могу.
ДМИТРИЙ. Можешь, гнусная тварь!
Дмитрий рванулся вперед, взял лифчик этой женщины и порвал его надвое, ликуя от своей победной силы.
— Что делаешь, кретин! — в сердцах воскликнула женщина.
— Вон! — сказал Дмитрий. Он расшвырял ее белье и верхнюю одежду по всем углам комнаты и стоял теперь посреди, голый, как Тесей.
Женщина подошла к нему, голая, как в женской бане, и обдала его неприятным биополем ненависти.
— Если не уйдешь немедленно, — сказал Дмитрий, — я откушу тебе левый сосок.
Женщина покрутила пальцем у себя в виске и медленно стала одеваться. Дмитрий шлепнул ее ладонью по заду, и приказал, чтобы она торопилась. Но ничто уже не способно было удивить эту женщину; она попала в сеть своих сложившихся заключений о том индивиде, кто недавно ее разогрел своей природной секрецией, и действительно хотела уже уйти отсюда, хоть и без лифчика, но с гордо поднятой головой. Наконец она оделась.
