Ромен Гари - Повинная голова
— Сделайте одолжение, пересядьте, пожалуйста, к нам за столик, — сказал пожилой господин. — Чеффи, Джим Чеффи из Милуоки, а это моя жена Бетси… Ее сестра, Марджори Хокинс…
— Билл Смит, — представился Кон, радуясь, как всегда, случаю назваться новым именем — видимо, в смутной и несбыточной надежде убежать от самого себя. Он ведь уже полтора года терпел себя под именем Кон. Своего рода рекорд.
Он подсел к ним. В тот же миг на террасе появился директор гостиницы и принялся с тревогой описывать круги вокруг их столика. Но Чингис-Кон выглядел смирным, он явно был вежлив и увлеченно беседовал с соотечественниками. Матаоа отошел.
— Вы говорите, два года уже не были в Штатах? — сочувственно спросил Джим Чеффи.
Кон беспомощно развел руками, выражая покорность судьбе.
— А что я могу поделать? Вы же знаете, как у нас обходятся с прокаженными. Их принудительно госпитализируют и держат в больнице, таков закон.
— Простите, я что-то не совсем понял…
— Видите ли, врачи сказали мне, что я заразился проказой — здесь это еще случаегся,
причем довольно часто. Для меня не может быть и речи о возвращении на родину. Там таких,
как я, изолируют. А на Таити нам позволяют жить на свободе. Эта болезнь здесь считается не особо заразной, разве что при непосредственном контакте…
И он помахал рукой в черной перчатке перед Марджори то ли Хокинс, то ли Хопкипс.
— Вот, хотите пощупать? У меня тут вместо пальцев железные протезы. Я все пальцы потерял на правой руке. Есть опасность, что это может перекинуться дальше, дойти до локтя.
Кстати, с помощью новых лекарств процесс можно остановить, если захватить вовремя. Но я поздновато заметил…
Соотечественники окаменели и сидели как истуканы, причем Марджори находилась явно на грани обморока. В отчаянии и невообразимом ужасе она не могла отвести глаз от черной руки, которую Кон совал ей под нос.
— Конечно, мне живется нелегко. Работать я не могу, не могу даже попросить помощи у своей семьи, потому что они ничего не знают, я не хочу разбивать им сердце. Моя бедная мамочка, представляете, если б она узнала… Но люди в массе своей добры. Особенно американцы. Не бросают меня в беде. Америка — последняя страна, где еще остались щедрые люди…
Он чуть-чуть опустил руку — испугался, что бедная женщина упадет в обморок раньше времени. Это был интереснейший психологический опыт. Элементарная человечность, да и просто приличия не позволяли трем старым американцам встать и уйти, как им того безумно хотелось. Их буквально пригвоздило к стульям. Джим Чеффи из Милуоки с перекошенным лицом лихорадочно рылся во внутреннем кармане пиджака.
— Я, разумеется, буду счастлив… Но у меня нет наличности… Не согласитесь ли вы принять дорожный чек?
— Ну что вы, у меня и в мыслях не было просить у вас денег!
— И все-таки позвольте…
— О, право, не стоит…
— Нет-нет, прошу вас, я настаиваю…
Кон еще некоторое время заставил себя уламывать. Чеффи отлично знал, что у них нет ни малейшей возможности унести ноги, иначе как прикрыв свое бегство гуманным поступком.
Почуяв недоброе, директор появился снова и нервно прохаживался мимо их столика. Кон незаметно адресовал ему непристойный жест. Наконец он милостиво принял триста долларов в виде чека. Это было побольше, чем в прошлый раз.
— Извините, но нам пора, — сдавленным голосом проговорил Джим Чеффи, стремительно вставая.
— А хотите, я покажу вам остров, — предложил Кон.
— О нет-нет, спасибо! У нас есть экскурсовод…
Все трое уже были на ногах. Приближался самый интересный момент, ибо мысль о том,
что сейчас он дружески протянет им руку, вызывала у них дрожь.
— Не могу ли я что-то сделать для вас в Штатах…
Все-таки триста долларов, подумал Кон, они имеют право что-то получить за эти деньги.
Хотя, по сути, они уже и так не зря съездили. Могут теперь до конца дней своих донимать друзей и знакомых рассказами о хорошем американском парне, заболевшем проказой на Таити.
Великолепное дополнение к легенде о бродяге с южных островов. Впрочем, ладно, за триста долларов можно им подкинуть и еще что-нибудь.
— Не могу ли я что-то сделать для вас на родине? — повторил Чеффи. На лбу у него выступили капли пота.
— О, благодарю, ничего. Хотя, если вам будет не трудно… — Кон тяжело вздохнул и опустил глаза. — Пришлите мне горсточку американской земли, сюда, на адрес отеля. Я буду всегда носить ее при себе. Понимаю, это звучит сентиментально, но, поверьте, мне иногда бывает так грустно…
Одна из дам, та, что постарше, разрыдалась. Дженкинс мгновенно подскочил к ним, глядя на Кона так. словно тот держал в руках бомбу.
— Господин Кон, я же просил вас не надоедать нашим гостям!
Джим Чеффи из Милуоки испепелил его взглядом.
— Оставьте парня в покое!
Он повернулся к Кону, мучительно соображая, как бы его подбодрить, сказать что-нибудь жизнеутверждающее, оптимистическое, одним словом, что-нибудь американское.
— Держите связь с нашим консулом. Сноситесь с ним регулярно, и вы будете в надежных руках!
Ничего не понимавший Дженкинс имел вид полного идиота. Старушки плакали. Кон утирал глаза, Джим Чеффи шумно всхлипывал и сморкался. Кон был так тронут, что хотел горячо обнять американца, но тот проворно отступил в сторону. Кон взял «Геральд трибюн» и протянул соотечественникам.
— Вы забыли газету…
Все трое с трогательным единодушием сделали шаг назад. При мысли, что можно коснуться газеты, наверно уже заразной, они побледнели как смерть.
— Нет-нет, оставьте ее себе!
Чеффи, махнув на прощание рукой и подталкивая перед собой своих спутниц, ретировался в номера. Кон представил себе, как все они, раздевшись догола, протирают друг друга спиртом, не пропуская ни одного укромного уголка. Он направился к кассе и предъявил чек.
— Обменяйте, пожалуйста.
Кассирша надела очки.
— Триста долларов? Что вы им такое рассказали, господин Кон?
— Это старые друзья моего отца, — ответил тот. — Вы не могли бы побыстрее?
Но было поздно. Сзади раздался звериный рев и приближающийся носорожий топот: Матаоа несся вниз по лестнице, бранясь как извозчик, лицо его, обычно похожее на ритуальную маску, искажалось нервными судорогами. Он набросился на Кона и стал толкать его к выходу.
— Я запрещаю вам впредь переступать порог гостиницы, ясно? Я вам покажу, как терроризировать моих клиентов и плести им черт знает что.
— Неужели они пожаловались?
— Конечно, а вы как думали? — закричал Матаоа. — И еще грозили добиться у руководства компании моего увольнения за то, что я пускаю в отель прокаженных…
Кон был шокирован.
— Ах, мерзавцы! Какое бессердечие! Вот люди! Я возмущен до глубины души!
— Вы все сказали? А теперь вон отсюда!
Кон почувствовал, что его хватают за шиворот и выпроваживают пинком под зад. На автостоянке перед гостиницей был народ: Кон с удовлетворением подумал, что в очередной раз сделал нечто полезное для престижа белого человека в Океании. Трое бельгийцев, только что приехавших из Конго и еще не успевших опомниться, мрачно уставились на него. Кон дружески кивнул им и уже хотел было повернуться и уйти, как вдруг его сбил удар в челюсть.
Он оказался на земле, но быстро вскочил и вовремя отступил назад, ибо один из бельгийцев, сжав кулаки, надвигался на него. Кон, крича и ругаясь, увеличил на всякий случай дистанцию между ним и агрессором.
— Ах ты босяк поганый! — Бельгиец был в таком бешенстве, словно происшедшее затрагивало его лично. — Если ты станешь позволять туземцам давать тебе пинки под зад, нам всем каюк. Понял? Каюк! Белых вышвырнут отсюда вон, начнется полный бардак, резня и грабеж, как в Конго. Но тебе-то всё до лампочки, да?
— Ну-ну-ну! — произнес Кон, потирая щеку.
Опять из-за него кто-то потерял лицо. Как, черт побери, они еще ухитряются его терять?
— Вам-то что? — спросил он с сильным американским акцентом. — Я консул Соединенных
Штатов и не потерплю, чтобы меня отчитывали такие, как вы!
Бельгийцы на миг онемели.
— Вы американец?
Судя по всему, это резко меняло дело.
— Вот моя визитная карточка…
Кон всегда носил при себе, в джентльменском наборе профессионального пикаро, визитную карточку почетного консула США в Папеэте, которого ненавидел всей душой, потому что этот сукин сын примерно раз в месяц требовал его высылки. Бельгийцы посмотрели на карточку. Лица их неожиданно просветлели. Тот факт, что представитель Соединенных Штатов мог так низко пасть, подарил им нечто похожее на счастье. Учитывая скорость, с какой в Папеэте распространяются сплетни, слух об оскорблении, нанесенном звездно-полосатому флагу, мгновенно облетит весь город, и Томас Джефферсон-младший будет с недоумением задаваться вопросом, почему французы и таитяне как-то странно ухмыляются, глядя на него.
