Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
— Свежие! — радостно воскликнул старик. — Это косуля. Заметил, как копытце раздваивается?
Мальчик кивнул, хотя на самом деле ничего не заметил. Откуда дед может такое знать, если никогда не бывает в лесу, внук не понимал. О таком известно только лесорубам, охотникам и лесникам, но никак не людям, дни напролет сидящим в своей квартире в городе. Мальчик поднял голову и хотел уже задать вопрос, когда заметил, как остекленел взгляд деда. Теперь он стал таким же замершим, как и мир вокруг. Над головой старика вился, поднимаясь изо рта, пар. Дед пристально смотрел в сторону поляны, и мальчик поглядел в ту же сторону.
Посреди лесной поляны, чуть в низине, на фоне деревьев виднелся небольшой домик. Девчонка назвала бы его миленьким, вот только он был явно старым, вросшим в землю и почерневшим от времени. Сарай невдалеке и вовсе развалился. На крыше — снежные сугробы, между которыми кое-где проглядывает чернота. В большинстве окон выбиты стекла, а сами они заколочены крест-накрест досками. Из снега выглядывала печная труба. Вокруг лежали обломки кирпичей. Сверху сидел дикий голубь.
— Здесь, деда?
— Разве мама никогда не привозила тебя сюда?
— Ну… кажется, нет…
— Уверен?
Иногда воспоминания не отличить от сновидений. Мальчик помнил дом, но не помнил поляны. Он помнил кирпичные стены, но не эту кричащую заброшенность. Он помнил лето и не представлял себе зимы. Перед его мысленным взором простиралось зеленое полотно травы, сад с одичавшими деревьями, маленький домик, но все дышало теплом и радушием, а не стужей и одиночеством, как сейчас. Впрочем, когда умирает человек, все меняется. Это мальчик уже понимал. Со смертью мамы мир изменился, так почему дом должен восприниматься таким, как прежде?
— Мы идем?
Дед сделал шаг вперед и почти по колено провалился в снег. Он не сказал ни слова, только покачался из стороны в сторону и выбрался на тропинку. Настроение у него резко изменилось. Теперь дедушка выглядел непоколебимым и решительным. Он обнял внука за шею, и тот почувствовал легкий нервный холодок. Мальчик улыбнулся, но, подняв глаза вверх, увидел, что дедушка как завороженный смотрит на дом, словно пытается разглядеть среди полуразвалившегося кирпича и ледяных сосулек нечто, недоступное внуку.
Они подошли к дому вплотную, и мальчик почувствовал, как в его душе растет страх. Как и деревья в этом лесу, дом обладал лицом. Сосульки, свешивающиеся с козырька крыши, были его волосами, а заколоченные окна — глазами. Уродливого вида дверь, судя по всему, примерзла и была занесена снегом. При виде такого запустения лоб деда избороздили глубокие морщины. Так он выглядел в тот вечер, когда пришел за внуком в дом к Юре. Мальчик даже подумал, следовало ли вообще приезжать сюда. Не нарушил ли он этим данное маме обещание любить дедушку и заботиться о нем всегда, при любых обстоятельствах?
— Ну вот, Вика, — тихим голосом обратился старик к урне, — мы вернулись с тобой домой, если, это, конечно, можно назвать нашим домом.
Старик направился к двери, но двигался при этом очень странно. Сначала он шел параллельно дому, а затем, развернувшись под острым углом, направился к стене. Мальчик поспешил за ним, проваливаясь в снег чуть ли не по пояс.
Старик обернулся и предупредил:
— Осторожнее, тут изгородь.
— Где?
— Как раз на том месте, где ты стоишь. Раньше в загоне держали свиней.
— Деда, а откуда ты…
Но старик уже продолжил путь через сугробы к двери. Оказалось, ее даже не заперли, она просто покоробилась и примерзла к косяку. Дед притоптал снег, чтобы урна в него не провалилась, и положил ее. Потом толкнул дверь плечом. Она подалась, и в образовавшуюся щель хлынул снег.
Дед и внук застыли на пороге, ожидая, пока уляжется поднятая ими пыль десятилетий. Внутри царил полумрак.
— Почему ты не хочешь входить, деда? — спросил мальчик.
Старик стоял и смотрел на темные контуры деревьев на опушке лесной лощины. То тут, то там возвышались обледенелые горы сугробов с неровными пиками.
— Ладно, я уж лучше войду, чем останусь здесь.
Старик сделал первый шаг, но мальчик все еще стоял в нерешительности. Воздух в лесу был свежим и морозным, а из дома тянуло пылью и затхлостью.
Только когда дедушка исчез внутри, мальчик отважился. Встав на ступеньку перед порогом, он просунул в дом голову. Мальчик слышал, как топает ногами дед. Где-то впереди виднелись пятнышки света, пробивающиеся, без сомнения, через окна, затененные растущими с противоположной стороны дома деревьями. На мгновение наступил почти полный мрак. Видно, дед встал между ним и окном. Потом свет вновь появился.
— Деда!
Голос его разнесся одиноким эхом.
— Деда!
Мальчик принялся медленно продвигаться вперед. «Не так уж и плохо», — решил он. Первый шаг дался ему с трудом, но после этого ничего не оставалось, как быть смелым. Надо постараться не думать об этом запахе и не воображать призраков, которые могут обитать в таком месте. Мальчик повторил себе, что обещал маме заботиться о дедушке и не оставлять его одного.
Он добрался до конца коридорчика и заглянул в дверной проем. Когда-то здесь была жилая комната. Мальчик увидел кресло, стоящее перед большим холодным очагом. На стене висело зеркало, покрытое многолетней пылью, напоминающей птичий помет. На противоположной стене было два окна — одно заколочено досками, другое затянуто льдом. А дед уже вошел в очередную дверь. Внук слышал его шаркающие шаги за стеной.
Мальчику не хотелось туда заходить. От коврика на полу почти ничего не осталось, только какие-то недогрызенные мышами тряпки и лоскутки. Он видел мокрые отпечатки сапог деда на досках пола — старик обошел вокруг кресла и направился дальше.
Следующее помещение занимала, как оказалось, кухня. Там дедушка, присев на корточки, громыхал чем-то в шкафчике для посуды. Урна с прахом стояла на столе, и старик взывал к ней:
— Вика! Вика! Зачем ты заставила меня вернуться сюда?
Мальчик переступил порожек, отделяющий жилую комнату от кухни. Здесь было светлее, так как свет проникал через заднюю дверь. Стекло окна покрывали морозные узоры, но с этой стороны дома толщина льда оказалась меньше, поэтому, если присмотреться, видны были курятник, клетки для кроликов и заброшенный сад за невысокой оградкой.
Дед, опустившись на колени, полез в шкафчик под рукомойником. Возле него валялись старые перчатки, держак от садового совка, глиняный горшок и комочки чего-то похожего на землю.
— Деда, что ты ищешь?
Дед поспешно отпрянул от шкафчика. В руке его был зажат потемневший от времени топор. Старческие пальцы вцепились в топорище с такой силой, что, казалось, срослись с ним.
— Деда!
На глазах старика поблескивали слезы, а рот кривился в улыбке.
— Растопку наколоть надо.
— Что?
— Нам надо развести огонь.
— А как ты это сделаешь?
— Не я, а ты, — толкая плечом заднюю дверь, сказал дедушка. — Нужна щепа.
Старику пришлось напрячься, но потом раздался треск и дверь чуть подалась. Снаружи намело слишком много снега. Рука деда не пролазила в узкую щель, и теперь настала очередь внука. Мальчик просунул руку и отгреб достаточно снега для того, чтобы они оба протиснулись в скованный льдом сад. Он был больше, чем казалось из окна кухни. С трех сторон его окружал лес.
— Вспоминаешь, внучок?
Воспоминание было весьма туманным, но мальчик кивнул.
— Мама привозила меня сюда. Мы еще перекусывали на природе.
— Она мне ничего не говорила, — пробормотал старик.
— А ты вспоминаешь, деда?
— Даже то, что хотел бы забыть. Тогда я был молодым, и мне следовало подумать о последствиях… Твоя мама родилась под крышей этого дома. Ты знал?
Мальчик огляделся. Дом казался не более реальным, чем географические карты, которые рисует Юра. Словно сказка, которую кто-то прочел и пытается пересказать, но не может, — ему не хватает слов, и в результате повествование теряет весь свой смысл. Нет, мама не могла жить в таком доме.
— Здесь?
— Ей было меньше лет, чем тебе, когда мы переехали. Я надеялся, что она обо всем забудет, но, если что западет в память, отделаться от этого нелегко.
— А почему вы уехали?
— Ну… В лесу много такого, о чем маленькой девочке знать не надо…
То, как это было произнесено, подсказало внуку, что продолжать расспрашивать деда не стоит. Старик сделал один шаг, затем второй… Мальчик последовал за ним.
Хотя на том месте, где когда-то был огород, лежал довольно глубокий снег, под деревьями сада землю лишь слегка припорошило. Пройдя несколько метров под разлогими ветвями, дед притопнул сапогом. Мороз превратил верхний слой снега в твердую корочку, которая хрустнула под каблуком.
Начал старик с того, что принялся отламывать тонкие веточки и отслоившуюся кору от ствола черной ольхи. Чуть дальше на лесной подстилке лежал давно поваленный дуб. Ствол его порос мхом, словно шкура зубра в зимний период. Старик соскреб мох. Под ним оказалась трухлявая древесина. Топор с легкостью вошел в первый слой. Во все стороны полетели мокрые щепки. От ствола пахло влагой и затхлостью. У мальчика защекотало в носу, он чихнул.
![Айрин Эльба - Лучшее впереди. Книга вторая [СИ]](/uploads/posts/books/5908/5908.jpg)