Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз
— Тебе тоже “Жигуль” куплю, но со вторых пятидесяти штук. И так далее, до посинения, сколько вас там в конторе ни тарится.
— Нас тут семеро!
— В вашей помойке все на халяву пасть разевают! Получите у меня пирожки с гвоздями, — неожиданно разозлился Живчик, положил паспорт с аукционным свидетельством в карман и пошел наружу.
Пацаны на трайлере уехали, а Гон пока шампанское открывал, по стаканам разливал — задержался. Законник его в тачку свою подсадил.
Выехали на Шмитовский проезд, и тут Гон сказанул:
— Поздравляю с покупочкой! — все-таки произвела впечатление на громилу услышанная цифра, вот он первый и заговорил с законником, понятие нарушил.
Живчик глянул на быка с удивлением, покачал с укоризной головой.
— Ветер в поле, в жопе дым… Что ж ты, парень, схавал этот фуфел? Ты одно запомни — если мы их дергать все время за вымя не будем, окромя пайки нам ничего от них не дождаться, — объяснил законник.
— А для чего же тогда они всю эту мутотень развели?
— Большой кидняк готовят, все подчистую подметут.
— Кто же кого кидает?
— Разберемся.
— Но нашу кодлу, а главное тебя лично, Живчик, они не кинут — побоятся. А если и кинут, то не за всю же масть. Хоть они там и за стеклом сидят, у них же не по две жизни на каждую. Если не пятьдесят, а хотя бы парочку-другую миллиардов тебе дадут, и то ништяк.
— Какой же ты, блин, рогатый! Хотел я тебя в пацаны определить, но, видать, так ты быком и подохнешь. Какие миллиарды, ты что — с катушек упал?! Надо бы тебе к хозяину ходку-другую сделать! Пятерик бы почалился, на кичи посидел, у тебя в чердаке разом бы просветлело. На, возьми себе эту обдерганную бумажку, чтобы я ее ненароком не потерял. Теперь будешь ты за весь этот Тузпром передо мной полностью отвечать! — Живчик достал из паспорта аукционное свидетельство и дал Гону.
Бычара аккуратно свернул бумажку и запихнул ее в нарукавный карман кожанки.
Опять месяцы полетели, лето прошло, осень закончилась. Зима потянулась, и по всегдашней запарке начисто забыл Живчик про все эти тузпромовские акции и никогда бы о них не вспомнил, если бы не телеслучай.
На Новый год, сразу после того как Тютька поздравление отбубнил, Новогодний огонек показывать стали. Пацаны еще не нажрались до отключки, как в ящике всемирно известный телеписатель Ужимкин объявился. Живчику, кстати, этот Ужимкин давно не нравится — все ему шуточки. Допрыгается он, ох допрыгается! Достал, падла, законника. Короче, опять вылез Ужимкин в ящике и номер коронный исполняет — лажает братву. Гонит, что вроде ему, Ужимкину, телезрители из Мурашинского района из Архангельской области каждый день письма пачками шлют. В Мурашах, оказывается, преждевременные выборы на носу. Вот главный лесоруб Мурашинского охотхозяйства самородок Зобов и спрашивает его, то есть телеписателя Ужимкина, за кого же им в Мурашах голосовать — за Живчика или за Мавроди? Кто, по высокому мнению телеписателя, уже окончательно насосался? У кого из них бабок столько, что он не только счет, но и интерес к бабкам до некоторой степени потерял? Кто из них, то есть, Живчик или Мавроди, как только его в Муму (ударение на первое “Му”) мурашинцы изберут, по-настоящему озаботится их мурашинскими горестями? Мы, говорит, из Мурашей ходоков в Москву послали, и они там всю Гиннесс-книгу в Ленинке пролистали. Субчика Мавроди землячки нашли, на фотографию его поглазели, а господина Живчика так и не обнаружили, и даже не знаем — существует ли он на белом свете или это постсоветская мифическая фигура, и поэтому сомневаемся. Так что подскажите, будьте добры, за кого же нам в Мурашах голосовать — за Живчика или за Мавроди?
Тут законник не выдержал, схватил бокал хрустальный с шампанским с праздничного стола и зафитилил этим бокалом прямо в телеэкран, в поганого телеписателя. Но промазал, пьяная рожа, и попал аккурат в свой собственный портрет кисти Мылова, то ли Былова, хрен их всех разберет, — в полный рост под названием “Холст-масло” и со всеми регалиями — в смысле, с волыной и с крестом.
Бычара Гон пока вставал со стула, пацан Слюнтяй уже опередил боевика и тут же портрет Живчиков в ванную понес от шампанского отмывать, а телеписатель дальше погнал пургу:
— Отвечаю тебе, дорогой Василий, на твой вопрос — кто все таки у нас в Москве богаче — Живчик или Мавроди? Тут, дорогой мой Вася, не все так просто. И Живчику пол-Москвы принадлежит, и Мавроди пол-Москвы скупил. И у одного в охране “Витязи”, и у другого в охране “Альфовцы”. И один приобрел на пятьдесят миллиардов акций “Тузпрома”, и другой скупил те же акции и тоже на пятьдесят миллиардов. Так что, получается, оба они — и Живчик, и Мавроди — тебя, Васек, побогаче.
— Откуда этот подлюга Ужимкин все про меня знает? — Живчик вдруг поверил в пятьдесят миллиардов долларов, возмутился и повернулся к Гону. — Ты что ли ему набрехал?
Пацан Слюнтяй как раз портрет Живчиков из ванной принес, и бычара Гон помогал ему вешать картину на гвоздь. Слюнтяй же протирал тряпкой сейф, вделанный в стену за портретом.
— Ни одного телеписателя я на воле ни разу не встречал, они же все время в ящике обретаются, — оправдался Гон.
— А где, кстати, мои тузпромовские акции?! — спохватился законник. — Я же тебе поручил всем этим заниматься! И где тот маленький квиток? Наверно, посеял его, мать-перемать?!
— Ни в коем разе! — Гон полез в нарукавный пистон своей куртки и достал аукционное свидетельство.
— Кстати, не мешало бы и мне выдвинуться в эту обдерганную Муму от тех же Мурашей и неприкосновенность, блин, получить. Купить эту, как ее, “дуль-дуль”… А ну, позовите-ка ко мне Додика!
Слюнтяй приволок сонного профессора, поставил ученого перед законником, и тот сперва поручение профессору дал:
— Подготовь, — говорит, — Додик, гребаный ты кот, мне какую-нибудь предвыборную платформу — береженого Бог бережет. Во сколько обойдется мне эта, блин, “дуль-дуль”-должность?
— Индульгенция? — догадался профессор, зевая во весь рот. Всю прошлую ночь они с Живчиком в шахматы играли, и мало того, что Додик выиграл у законника со счетом 5:3, так еще умудрился перед пацанами об этом похвастаться!…
— Во, сука, — продолжил Живчик выступление, — сторож у нас, так сторож! Выруби этого коверного телеписателя, чтобы не мешал! — велел законник.
Слюнтяй нажал на дистанционник, разухабистый Ужимкин исчез.
(Кстати, если бы не по ящику, а в натуре мурашинцы спросили того же телеписателя, то Ужимкин, конечно не бесплатно, посоветовал бы лесовикам за господина Живчика проголосовать. Потому что Мавроди все время двумя глазами в лупу смотрит или еще того хуже — одним глазом в микроскоп, а значит он сволочь и, как пить дать, мелочный человек. А Живчик, напротив, хотя с первой еще отсидки стихи сочиняет, но писанное другими не любит. И парень он широкий, легендарный — завсегда мурашинцам грев подкинет. Да и знаком он со всеми северными делами не понаслышке — видели его мурашинцы, встречали на лесоповалах неоднократно, да запамятовали.
Лесоруб же Зобов да и остальные братья-мурашинцы письма шлют только для того, чтобы о них по ящику сказанули. На самом же деле самородок Вася никаких советов ни от кого выслушивать не собирается — он сам их кому хочешь надает, да еще и по морде разика два добавит. Так что в июне по собственному разумению избрали мурашинцы в Муму пол-седьмого созыва доктора Мавроди. Вот дурынды!)
Живчик раздвинул тарелки с закусью, разгладил на скатерти аукционное свидетельство и обнаружил, что несмотря на некоторые потертости документ неоспоримо свидетельствует о его неисчислимых богатствах.
— Ну, что ты, поцайло, на это скажешь? — опять к Додику обратился законник.
Профессор потянулся было за бумажкой, но Живчик с понтом схватил его за седой вихор, ткнул философа носом в скатерть, кровянку пустил:
— С Новым годом, ботан, с новым счастьем! Где мои бабки?!
Додик утерся, потом внимательно изучил надписи на бумажке и говорит:
— Все в полном порядке! Прими, Живчик, мои сердечные поздравления!
Законник аж зашелся от негодования, речь на мгновение потерял и Гону знак подал — мол, вруби-ка профессору еще разок!
Получил Додик по уху, поднялся и сразу поразговорчивее стал:
— Чего тебе, Живчик, здесь не нравится? Правильно ты ваучеры вложил в Тузпром! И я то же самое сделал — вложил в Тузпром все три своих ваучера! Только в Тузпром и надо было их вкладывать, остальное все развалилось в прах. Ведь это государство в государстве! Причем, не Тузпром в России, а Россия в Тузпроме. И ты, Живчик, в этом государстве, благодаря своим акциям, стал одним из первых лиц, если не самым первым…
— Я как раз об этом тебя и спрашиваю! Где они, эти мои акции? Вон, уже по телику зяблики талдычат, что Мавроди своим рылом туда же влез и столько же огреб!
