Виржини Депант - Teen Spirit
Напрасно я делал знаки гарсонам всякий раз, когда их видел, — они нас не замечали, и я почти не сомневался, что они это нарочно — может, неосознанно, но нарочно, — они чуяли во мне обломанного фраера, которому это заведение не по средствам.
Теперь Нанси разглядывала меня в упор, внимательно и безо всякого выражения на лице. Я спросил:
— Я тебя разочаровал?
— Нет, меня мама предупреждала.
— О чем?
— Чтобы я себе ничего такого не воображала.
— А ты б хотела иметь какого отца?
— С большим мотоциклом.
— Я езжу на метро…
— Мама сказала, ты, типа, нищий.
Мой социальный статус она, похоже, находила весьма занятным.
В конце концов нам все-таки удалось сделать заказ, она взяла лазанью на закуску и стейк с жареной картошкой. Я восхищенно присвистнул:
— Ты знаешь, сколько это здесь стоит?
— Я хочу есть.
— От этого оно дешевле не станет.
Она задумалась, не зная, как видно, насколько серьезно отнестись к моему ответу.
Ела она согнувшись, уткнувшись носом в тарелку и окунув туда прядь волос. Вилку держала всей ладонью, будто лопатку, заглатывала с жадностью.
Словом, достала меня, и я буркнул:
— Давай я тебя всей мордой туда макну.
Она резко выпрямилась, явно удовлетворенная моей реакцией. Переходный возраст, вспомнил я, не зря он считается поганым.
Я спросил, слушает ли она музыку, и она, оживившись впервые за все время обеда, сообщила, что раньше зависала на Бритни и Джей Ло, но теперь уже старовата для этой фигни. Назвала кучу хип-хоповских групп, именуемых скай-роком, о которых я и не слышал. Тогда она стала исполнять мне отрывки, размахивая ручонками, типа, какая она крутая, и потешно имитируя акцент предместий. Мне показалось, она нарочно пытается шокировать меня вульгарными словечками. Но чувство ответственности и беспокойство, которыми проникаешься при общении с детьми, тогда еще не овладели мной. Я видел перед собой просто толстощекую девочку с блестящими глазами, дергающуюся за столиком в дорогой пивной и выдавливающую из себя блатные тексты. Она походила на мультипликационную белку. Подытожила она так:
— Я теперь слушаю только хип-хоп. Мамаша с ее расистскими идейками от него на стенку лезет.
Вся ее речь ершилась шпильками, которые она выпускала с наигранной наивностью. С невиннейшим видом она метала пробные бомбы, всякий раз поглядывая на меня и ловя мою реакцию.
Я боялся ей наскучить, разочаровать ее, боялся, что она сочтет меня нулевым. Старался завоевать ее симпатию. Подыскивал, что сказать. Тронув драный манжет джемпера, я спросил:
— Отчего это у тебя?
— А я их грызу.
И показала как: ухватив манжет зубами, потянула изо всей силы с идиотским видом.
— Очень умно, — сказал я.
Увидев, что я не слишком шокирован, она еще чуточку расслабилась. Ей небось осточертело постоянно находиться среди взрослых зануд. Смутно вспомнилось собственное отрочество. Родственники из всего делали трагедию, ко всему цеплялись, лишь бы поставить меня на место: мальчишка несносен, не знаем, что с ним и делать.
— А у тебя еще есть дети?
— Нет. Ну, насколько я знаю.
Она не скрыла разочарования. Я стал оправдываться:
— Не потому, что я не люблю детей, просто жизнь у меня такая…
— Значит, у тебя нет сына? Фигово. Я бы хотела иметь старшего брата. У меня, типа, был один, мама тогда завела жениха с четырнадцатилетним сыном. Он ездил на байке, обещал меня покатать, но не получилось… Мама разругалась со своим дружком.
Слово «четырнадцатилетний» она произнесла так, как я бы сказал «гитарист из „Бэд Брейнс“», — с придыханием.
— У тебя было много… отчимов за все это время?
— Ага, навалом… И все — кретины. Нам с мамой везет на кретинов.
— А теперешний?
— Лучше других.
— Симпатичнее?
— Богаче.
В отличие от прочих ее суждений, последнее не содержало подковырки. Она констатировала некую очевидность, не осознавая ее дикости.
Если бы мы были знакомы ближе, я бы обнял ее и сказал, что все это муть и фигня и чтоб она не втягивалась в эти игры.
Когда дошло до десерта, Нанси принялась яростно мешать шоколад, превращая его в плотную массу, совсем как маленькая.
Две разные версии ее самой боролись в ее теле и проступали поочередно. Она еще не сделала выбора между детскими часиками «Китти» и браслетом с шипами.
Я начал нервничать, что Сандра не идет, и принялся слать ей тревожные месседжи. Ко мне вернулось до боли знакомое ощущение неминуемой угрозы, подавленности, невозможности противостоять обстоятельствам. Так было до моего затворничества. Все невмоготу. Малейший облом, и тебя уже повело. Нанси наблюдала, как я нервозно вожусь с телефоном.
— Пишешь своей пассии?
— У меня нет пассии. Я пишу приятельнице, которая должна подвезти мне денег.
— Зачем? За жрачку заплатить?
Меня снова передернуло: у нее проскакивали выражения шпаны из предместья. Я подумал, что это негативный эффект введенных на радио квот на исполнение французских песен, от них-то у благополучных детей и возникает тяга к речи отморозков.
Она вынула из сумочки кошелек:
— Не бойся, у меня есть.
И в подтверждение своих слов достала пачку банкнот. У этой маленькой засранки и в самом деле было чем заплатить. Я покачал головой и рассмеялся через силу:
— Что, с мозгами не в порядке?
С годами я привык, что многие бабы гораздо лучше меня умеют зарабатывать деньги. Теперь, получается, и дети ходят с кошельками куда толще моего. От сознания, что это моя собственная дочь, легче не становилось. Я разом ополчился на себя, на мир, на ее мать… Ярость закипала во мне, хотя я еще не знал точно, на что ее обратить.
Сандра обещала подъехать, «такси в пробке, но недалеко, скоро буду». Мы с Нанси не знали, о чем говорить. Она подвела итог:
— Думаешь, мы еще увидимся?
Я ответил чинно, бодро, с чувством ответственности:
— Можно, если захочешь и твоя мама не будет возражать.
Она продолжила неумолимо:
— В ночной клуб меня сводишь?
— Ты еще мала.
— А разрешишь выкрасить волосы в синий цвет?
— Нет. Не думаю, что это понравится твоей маме.
— Может, отведешь проколоть язык?
— Нет.
— А татуировку сделать?
— Нет.
Она вздохнула, сокрушенная безмерной несправедливостью. Не зная, что спросить еще, она все-таки проканючила:
— Купишь мне кроссовки на платформе?
— Говорю тебе, я на нулях.
Она напрягла воображение, думая, что бы с меня получить:
— А ты, случайно, не знаком с Джоем Старром[7]?
— Нет.
— Ладно… А как насчет Аквабульвара?
— Нет проблем.
— Кул.
Обрушившаяся на нее обойма отрицательных ответов ее нисколько не смутила. Она задумалась, а потом заявила беспечно и с понтом:
— Вообще-то я знала, что ты не умер. Давно догадалась.
— Как?
— Никогда не отмечали день твоей смерти, фотографий твоих нет в доме, про родителей твоих — ни звука… Я знаю в школе девочек, у которых отцы умерли, — у них все совсем не так.
— И тебе не хотелось узнать, где я?
— Послушай, у меня своих дел до фига. Я, может, и занялась бы этим, но… попозже.
Она разговаривала со мной, как со старым человеком: осторожно, словно бы щадя и оберегая от жестокой реальности.
— А правда, что ты убегала из дома?
— Я два раза прогуливала школу и возвращалась домой в семь часов. Тоже мне побег.
— Что ты делала, когда прогуливала школу?
Она пожала плечами, надменно вздернула подбородок и, избегая моего взгляда, неумело солгала:
— Гуляла, ездила на метро, в кино ходила…
«Ездила на метро» она вывела таким тоном, будто говорила «убивала старушек», подразумевая что-то жестокое и порочное, от чего у мало-мальски разумного человека должен вырваться громкий крик негодования.
Интересно, как же все-таки проводила свободное время эта, в сущности, маленькая девочка, пытающаяся строить из себя крутую. Она между тем продолжила эксперимент:
— А мобильник мне купишь?
— No way[8].
Тут наконец возникла Сандра, вид улётный. За два года, что мы чуть ли не каждый день переговаривались по телефону, я не видел ее ни разу. Я понял, почему она долго ехала: чтоб так выглядеть, нужно время. Туника «электрик» поверх блестящих черных брюк, распущенные черные волосы до плеч, черные туфли на высоком каблуке, словно бы из сундука времен Второй мировой войны, придающие ее походке одновременно женственность и властность, длинное кожаное пальто в стиле «фанк». Пышная грудь, бедра, глаза светлые, серо-голубые, белая в веснушках кожа. Нанси впилась в нее взглядом, совсем позабыв, что возраст обязывает ее хранить скептическую мину. Вынув руку из кармана, Сандра протянула ее Нанси, Нанси увидела громадные перстни с черепами, орлами, фараонами и а-ля Hellʼs, и ее совсем повело.
